Дж. Уорд - Клятва Крови
Каким-то образом он умудрился добраться до дверного проема в стене, достать пистолеты и уже после начал оценивать, была ли стрельба очередным тестом или нападением настоящего врага. Он не понял. Акс ничего не видел, почти ничего не ощущал на запах. Повсюду бегал народ. По воздуху летали пули. Он не понимал, в кого целиться, как стоит поступить и что, черт возьми, происходит.
Хаос стал неожиданностью. Как и дихотомия под названием «Все замерло и проносилось с космической скоростью»: мозг не мог понять, происходило ли все в замедленной съемке или же с бешеной скоростью…
А потом пуля пролетела так близко к носу, что он почувствовал, как ошпарило кончик.
Ну на хрен, подумал он, разворачиваясь.
Разбежавшись, Акс влетел плечом в дверь, разнося гнилое дерево в щепки. Он как раз падал, когда мимо пронеслась Ново, и успел схватить ее за руку, утягивая за собой. Они вдвоем рухнули на бетонный пол, такой же мягкий, как стол в морге, их ноги-руки перепутались, и секундное «твою же мать» обездвижило обоих.
Они мгновенно приняли вертикальное положение и, как их учили, прижались спина к спине, вскинув пистолеты, формируя лучшую оборонительную единицу из возможных. Глаза Акса горели от напряжения, пока он пытался рассмотреть хоть что-нибудь, но темнота была слишком густой. Уши накрыл сенсорный вакуум, изолируя и отстраняя от стрельбы и шорохов в переулке, фокусируясь на…
Что-то капало слева, Ново дышала так же тяжело, как и он. И он чувствовал биение собственного сердца.
Где бы они ни были, здесь пахло затхлым воздухом, двенадцатью видами плесени — по всей видимости, место не открывалось уже…
— Пиф-паф, вы мертвы.
Когда послышались тихие слова, к его виску прижали дуло пистолета. И судя по вздоху Ново, Акс был уверен, что у ее котелка также держали сороковой.
— Ублюдок, — пробормотал Акс.
— О да, — сказал Брат Рейдж без эмоций. — Сегодня утром вы останетесь без Первой Трапезы. Вы провалили испытания в полевых условиях.
Глава 4
Порой лучше просто уйти.
Хотя не факт, что Элизе не станет легче после ссоры с отцом. Но, по крайней мере, сидя в спальне, смотря на свое отражение в зеркале туалетного столика, она утешала себя тем, что хуже уже быть не может.
И, учитывая, что она наговорила ему…
Что дальше? Она подожжет их особняк?
Тем не менее, Элиза говорила серьезно. Ее слова были не для показухи, она не стремилась сбить его с толку. И, будь их отношения «отец-дочь» иного формата, то те жесткие вещи, что она выложила, открыли бы дверь к их сближению, прощению, взаимной скорби.
Вместо этого, они оба разозлились, а сейчас ее отец собирался подать петицию об отстранении на имя Короля. Она считала, что у нее раньше были проблемы? Если петицию примут… а, учитывая его влияние в Глимере, иначе быть не могло… она не просто лишится всех прав. Она станет физической собственностью отца, как лампа или машина. Духовой шкаф.
Гребаный диван.
Отец считал, что этот вопрос закрыт. Она больше не ходит в университет, и она примет наказание за ложь в виде заключения. Решено и не подлежит обсуждению.
Сейчас убранство комнаты ослепляло ее, шелковые шторы из парчи, французский антиквариат и расписанные вручную обои могли послужить декорацией для фильмов «Мерчант Айвори»[13].
В таком бы снялась Кира Найтли, в корсете и роскошном парике.
Не в стиле Элизы. Черт, она в принципе даже не могла определить, каким был ее стиль.
Когда зазвонил телефон, Элиза достала его из пальто, которое до сих пор не потрудилась снять, и посмотрела, кто звонил.
— Слава Богу, — выдохнула она, уронив голову на руку. — Ты нужен мне.
— Привет, я сейчас на тренировке. Ты в порядке? — голос Пэйтона звучал приглушенно, словно кузен говорил, прижав ладонь ко рту.
— Нет. Не в порядке.
— Слушай, я, правда, не могу говорить сейчас. Притворяюсь трупом в переулке.
— Что? — Она знала, что парень увлекается всякой жутью, но чтоб настолько. — Ты где?
— Я же сказал, в переулке, — прошептал он. — Меня убили во время занятия, сейчас я жду наказания. Встретимся через час.
Когда он назвал ей адрес в центре города, она покачала головой, хотя он не мог ее видеть.
— Нет, ты не понимаешь. Пока ты там прикидываешься трупом, я нахожусь под домашним арестом. Я тут застряла.
— Что?
Не ей одной же удивляться.
— Долгая история. Я не могу вырваться…
— Конечно, можешь. Просто приоткрой окно и переместись. Встретимся через час.
Звонок оборвался, и Элиза убрала трубку от уха так, будто могла усилием мысли заставить Пэйтона вернуться на связь.
Именно Пэйтон пришел к ним и рассказал о произошедшем с Эллисон. И хотя Элизе запретили присутствовать и слышать подробности, после он подошел к ней и сказал, что если ей что-нибудь понадобиться, она всегда может к нему обратиться.
Скорее всего, он имел в виду ситуацию с Эллисон и ее смертью, но Элизе больше некуда было податься.
Когда телефон зазвонил снова, она ответила сразу же:
— Серьезно, я не могу выйти.
— Прошу прощения? — раздался мужской голос.
— Трой! О, Боже. Я не ждала твоего звонка.
— Я просто хотел узнать… — Ее профессор прокашлялся. — Нормально ли ты добралась домой. И мне… мне жаль, что нас прервали.
— Ну, ты пользуешься успехом среди женщин. — Элиза сделала глубокий вдох, жалея, что не может вернуться в то время, где главной ее заботой был выбор времени для свидания. — Логично, что к тебе подходят в библиотеке.
— Эм, ты в порядке? У тебя странный голос. Это потому…
— Проблемы дома. Ты не при чем.
— Знаешь, ты никогда не рассказывала о своей семье. В смысле, я знаю, что ты не замужем… но кроме этого…
У него приятный голос, подумала она. А человеческий акцент казался ей очень экзотичным на слух. Но было так сложно переключиться с весьма серьезной проблемы с отцом на нечто фривольное вроде ужина.
А он, очевидно, клонил именно к этому.
— Я даже не знаю, откуда ты, — продолжил Трой, когда она так ничего и не ответила. — Никак не могу определить твой акцент. Европейский, наверное…
Когда он снова замолчал, очевидно, надеясь, что она расскажет подробности, Элиза ответила:
— Я не из Штатов, ты прав.
— Как давно ты переехала сюда?
О, но я же родилась в Колдвелле. Просто среди другого биологического вида.
— Я лезу не в свое дело? — спросил он. — Прости.
— Нет. Просто… мой отец выяснил, что я хожу в университет, и сейчас очень злится на меня. Я выскальзывала у него за спиной, и когда возвращалась этим вечером, меня застукали.
— Он не хочет, чтобы ты получила степень?
— Нет, не совсем так. Он… — Она попыталась придумать человеческий синоним. — Приверженец традиций. Ну, человек старой закалки. Он в принципе дал мне шанс лишь потому, что его убедила мама, но она умерла, когда я была на первом курсе, поэтому так вышло.
— Сожалею о твоей потере.
Элиза потерла голову, которая трещала от боли.
— Я ценю это. Слушай, Трой, не хочу быть грубой, но…
— Для тебя это совсем чужая культура, да?
— Ты даже не представляешь, — прошептала она, обнажая клыки перед зеркалом. — Абсолютно другая.
— Так, что ты собираешься делать? В смысле, ты собираешься в принципе возвращаться? И я интересуюсь не потому, что ты мой ассистент. Я могу чем-то помочь? Может, мне поговорить с ним…
— Нет, нет. Правда, это будет…
Если отец узнает о том, что она поддерживает активную социальную связь с человеком? Может, подумывает о свидании с ним?
Посадит на цепь в подвале.
— Не знаю. Сейчас лучше не стоит.
***
Проблема с метафорической смертью во время учебного процесса? В конце занятия ты испытываешь смерть буквальную.
Или максимально близкое к этому состояние, но сердце продолжает биться.
Лежа на полу заброшенного дома, оторвав ноги от пола, Акс издал стон. Рядом с ним лежала Ново в той же позе, спиной на холодном бетоне, ноги так же подняты на шесть дюймов над полом, ладони опущены и возле бедер. Каждый мускул — у них обоих — дрожал так сильно, что у Акса стучали зубы, и по лицу струился пот.
Радует, что наказали не только их.
«Убили» всех, и даже Крэйга.
Брат Рейдж переместил луч света с Акса и Ново на Пэрадайз и Пэйтона, выполнявших отжимания широким хватом… затем сместился дальше, на Буна и Крэйга, которые приседали.
Правило одно — работаешь до истощения, и никто не хотел просить пощады первым. Даже если тело Акса горело от боли, он освободил свой разум, мысленно возвращаясь в «Ключи», на помост, к человеческой женщине и публике. Он вытащил из памяти конкретные детали, чувство женской плоти под руками, вкус ее губ, глубокие проникновения. Но в воспоминаниях не было эмоциональной привязки; если бы перед занятием он «переобувал» автомобили, то думал бы о гаечных ключах, радиальных шинах и покрышках.
