Шеррилин Кеньон - Инферно
Она открыла для него эмоции, которых он не знал раньше. Которые он не мог понять. Рожденный убивать и уничтожать, Малачай были бездушным созданием. Они не чувствовали абсолютно ничего, кроме совершенной ненависти. Больше ничего. Лишь пустоту.
И этот чудесный, прекрасный поцелуй…
Он научил его сожалению и грусти. Отчаянию. До этого дня, он отдал бы все, чтобы вернуться в тот день и оставить ее такой же невинной, какой встретил. Своим безрассудным, эгоистичным поведением он убил все, что любил больше всего.
«Я разрушитель».
Для этого он и был рожден. И он уничтожил единственную женщину во вселенной, которая что-то для него значила.
«Да будь я проклят».
Да, наверное, так и есть.
С разбитым сердцем он приблизился к ней.
– Пожалуйста, не плачь, Чирайз. Я клянусь, что не позволю никому причинить тебе вред.
Ее холодный взгляд ранил его.
– Почему я должна тебе верить?
– Потому что я говорю правду, – он потянулся, чтобы вытереть ее слезы. Она съежилась от его прикосновения, и его желудок сжался.
«Пожалуйста, не делай этого со мной…»
Все что он хотел, чтобы она улыбнулась ему, как раньше.
«Ты уничтожил это. Как уничтожаешь все».
– Что ты хочешь от меня, Чирайз?
Она со злостью смахнула слезы.
– Я от тебя ничего не хочу. Я вообще не хочу иметь с тобой ничего общего.
Его горло сжалось от незнакомой ранее грусти.
«Хорошо, мое сокровище…»
Он оставит ее в покое. Но он убедится, что больше никто не оставит грусти в этих небесно-голубых глазах.
* * *
Ник изо всех сил пытался попасть в комнату, где видел родителей.
Ничего не получалось. Он снова воспроизводил эту картину в голове, но с каждой секундой терял надежду.
«Я не могу, я бесполезен. Я не могу спасти собственную мать».
Коди встала на цыпочки и зашептала ему на ухо:
– Я верю в тебя. Ник, – она покрепче сжала его руку.
В этот момент, в его голове вспыхнул яркий белый свет и исчез. И тогда он почувствовал покалывание в животе, он поднялся в воздух и понесся к небу.
В одну секунду они были в гостиной, в следующую…
Они были в конце Улицы Канал. Шутите?
«Как я мог так напортачить?»
Нахмурившись, Ник оглядел нейтральную территорию, где центр для конференций Булевард пересекался с Международным торговым центром на Канал.
Что еще хуже? Эта уродливая, страшная статуя клоуна с Марди Грас, которая была частью фильмов ужасов и его плохих детских воспоминаний, уставилась на него, дразня за некомпетентность. Он всегда ненавидел ее сумасшедшую улыбку, как у Джокера из Бетмена. В дневное время она просто раздражала. В ночное, с приглушенным светом…
«Привет маленький мальчик с крошечными друзьями», – его воображение наделило статую демоническим фальцетом. – «Не хочешь поиграть с моей демонической головой на палочке? Не бойся, она только хочет откусить от тебя немножко. А я лишь хочу твою душу…»
Ага, какой псих решил, что он отлично украшал местность, если девяносто процентов населения разделяла его клоунофобию?
– Зачем мы здесь? – спросил Ник друзей, а сам следил глазами за шутом, на случай, если тот двинется или сделает что-то жуткое, как обычно поступают клоуны.
Калеб тихо выругался.
– Мне следовало подумать об этом месте.
Ник запутался.
– Почему? Паромы в такое время уже не ходят и остановка Риверволкс закрыта уже давно.
– Нет, не из-за этого, – Коди отпустила его руку и посмотрела на часы. – Ты думаешь, мы все еще можем войти? – спросила она Калеба, пожавшего плечами.
Ник был очень раздражен.
– Куда? К неприятностям? Все сразу? Или между?
На его последнее высказывание они обменялись удивленными взглядами.
– Ты близок, – сказал Калеб с дьявольской усмешкой.
Да клоун точно овладел им…
– Le monde au delа du voile, – сказала Коди.
Ник нахмурился.
– Мир за завесой?
Она кивнула.
– Как думаешь, почему это место называют нейтральной зоной?
– Потому что креолы в Квотер, – он указал на левую сторону улицы Канал, – И американцы в Аптаун, – он указал на правую, – Терпеть друг друга не могли. Поэтому они позволили сорнякам и другому растущему дерьму разделять эти районы города. Позже они стали встречаться здесь для совершения сделок и для продажи вещей. Так как они были в режиме холодной войны, то начали называть середину, где встречались, нейтральной зоной.
– Ага… Продолжай верить в ложь, которой пичкают людей, – Калеб похлопал Ника по плечу.
– Ты когда-нибудь думал о площади Испании за этим местом?
Он на наркоте для демонов?
– Хм, нет. Вовсе нет. Разве что это было клевое место, чтобы намочить ноги, когда я был ребенком.
Коди присоединилась к безумию Калеба.
– Разве не замечал, что если посмотреть сверху, фонтан и все, что его окружает, пугающе похоже на круги Шибальба[16]? Как раз в том месте, где они ближе к реке?
– Нет. Но во многом дело в том, что я не знаю кто и что такое Шибальба.
– Преисподняя Майя, – объяснила Коди. – Слово само по себе означает «место страха». И по всему миру это проходы из одного мира в другой. Проходы, которые мы можем использовать для доступа в альтернативные миры.
Ник посмотрел вверх на зловещую статую.
– Ну, это тогда объясняет почему Мистер Страшный Клоун здесь, так?
Уголок губ Калеба приподнялся вверх, и он издал злобный смешок.
– Это будет чертовски весело.
– Малфас! – рявкнула Коди. – Не смей!
Пятясь, Калеб широко развел руки и засмеялся.
– Я должен. Не могу сопротивляться. Он тянет меня, Коди… Не могу остановиться, – Калеб притворно застонал.
Коди зарычала на Калеба, затем взяла Ника за руку и потащила его следом. Ник хотел тащиться как можно медленней, но не мог, если хотел спасти свою мать.
Калеб побежал, затем запрыгнул прямо на пьедестал клоуна. Ник ахнул, ведь нужно было прыгнуть двадцать футов вверх. Кроме того, Калебу надо было балансировать на месте размером 2х4 фута.
– Забудь о позиции квотербека. Тебе нужно стать раннигбеком.
Игнорируя его, Калеб потянулся к маленькой шутовской голове на палке, которую Ник называл Мистер Младший Уродец.
Ник скривил губы.
– Не трогай это. Схватишь бешенство, чесотку или парвовирус.
С еще одним злобным смешком Калеб прикоснулся к голове.
– Убери палец с моего носа, даеве!
Выругавшись, Ник отпрыгнул на несколько футов назад, когда статуя ожила.
– Я знал! Вот черт! Я знал, что это штука миньон ада!
Шут разинул рот от удивления и повернул голову к Калебу.