Джесса Слейд - Совращенная тенями
Конечно, Арчер.
— Пойдем, — сказал он. — Тебе надо поспать. Просто обычный сон и все станет немого проще.
Она пробовала улыбнуться, но не смогла.
— Это выход, — он сказал.
— Что случиться теперь с ним?
— У нас есть место за городом. Когда-то его хотели использовать под ферму, но Нил запустил его. Зейн будет похоронен там. — Он остановился у двери в пустую спальню. — Здесь спокойно.
Сера увидела в его темных глазах, частые потери.
— Многие похоронены там?
— Могилы не помечены, и трупы тальянов быстро разлагаются. Кто знает, сколько там похоронено, сколько погибло в сражениях, большинство людей не знают об этом или вообще не поверят в это? — Гнев вокруг него зажигал фиолетовый свет в глазах.
Она коснулась его рукава. Она знала, что пламя сейчас несется по его метке. Она зашла в комнату.
— Зайди внутрь.
Фиолетовый мерцал в его глазах и смешивался с замешательством.
— Что?
Она немного отстранилась.
— Я не хочу оставаться одна.
Она думала, что он сбежит. Технически, по законам печали, опровержение приходило перед гневом.
Он не двигался.
— Что это изменит?
— Ничего. Это не проблема или вопрос. Я просто не буду одна сегодня вечером, и ты тоже.
— Уже не вечер, а утро. — Он вздохнул еще глубже, чем Зейн последний раз, но тем не менее зашел внутрь и закрыл дверь.
Он снимал с ее одежду, как будто он не делал этого никогда раньше, расстегивая молнию с предельной концентрацией. Он прижимался губами к каждому открытому дюйму ее плоти.
Она срывала с него рубашку нетерпеливыми руками и обнажила его грудь. Но когда она достигла застежки его джинс, он схватил ее за запястья.
— Медленней, — бормотал он. — У нас есть время.
У них не было даже часа темного времени. Но его вялая нежность украла у нее дыхание, заставила ее забыть, о чем она собиралась сказать, и о чем не хотела говорить.
Он отвел ее в ванную и, наконец, сбросил свои джинсы. Не включая свет, он включил душ, и пар заполнил небольшую комнату. Влияние ее демона увеличилось, и она могла видеть в темноте, его аура была серебристо-зеленая со сверкающими огнями.
Там где они касались, друг друга вспыхивал золотой огонь, он внес ее под струю воды.
— Как ты меня видишь? — спросила она с любопытством.
— Как загадку, которую, я никогда не смогу разгадать.
— Я имею в виду цвет. Это зависит от тальяна?
Он успокаивал ее.
— Я не знаю. Я даже не знаю, что такое обязательство тальяна, и какое оно имеет отношение к нам. — Он повернул ее и прижал к своей груди, позволяя водному потоку падать на них обоих.
Она расположилась к его эрекции, но он не стал делать этого же в ответ. Вместо этого, он гладил ее волосы и слегка задевал ее соски. Несмотря на горячую воду, она дрожала.
— Я хочу поблагодарить тебя, — бормотал он против ее щеки. — За то, что ты сделала для Зейна. — Горячая вода, или возможно присутствие Арчера позади нее, как-то сгладило ее вину, поскольку ей уже не было так больно. — Это моя ошибка. Мы не должны были быть там.
— Выманивание младших демонов было его работой. И единственным способом искупить себя.
— Тогда наименьшее, что я могла сделать была моя работа. Моя старая работа. — Она закрыла глаза, когда он прикоснулся губами к ее виску. — Ты думаешь, это имело значение для него?
Он был, тих и это заставило ее понять, что он доверял ей и скажет правду.
— Мы не можем знать, на что это было похоже для него. Но ты сделала много для всех присутствующих в комнате. Они все будут надеяться, что смогут уйти также тихо.
— Я думаю, что этого должно быть достаточно.
Его гладкие руки скользили по ее плечам. Она наклонилась вперед, потому что он напряг свои большие пальцы.
— Это трудная работа?
— Тяжелее, потому что Зейн не должен был умереть. — Она пожала плечами, поднимая его руки. — В некотором смысле я рада, что это больше не моя работа. Я хочу сделать что-то большее.
Он не ответил. Он задвигался перед нею и встал на колени. Она смотрела на его наклоненную голову, а он гладил руками ее ноги.
— Почему ты не поешь больше?
Она изменилась.
— Откуда ты знаешь? На прошлой неделе не было желания петь.
Он смотрел на нее, не моргая сквозь капли воды, украшающие его лицо бисером. Его глаза сияли серебром.
Глаза бы прожгли ее, если бы она не ответила.
— Я пела с матерью в хоре моего отца в церкви. Когда она заболела, я продолжала вести группу. После того, как она ушла я бросила это. Я не начинала снова, пока не услышала, как уныло играю на арфе. Но пение у меня ассоциируется со смертью.
Он достиг ее живота.
— У тебя красивый голос.
— Спасибо, — сказала она и затаила дыхания оттого, что его руки поглаживали ее бедра.
— Красивый, как и все в тебе. — Его руки сжали ее таз, большие пальцы очерчивали линии ревена. Метка блестела аметистом. — Даже это красиво. Так изящно и запутанно.
Она думала, что смелые линии его ревена нравились ему. Она взяла его руку и дотронулась до метки. Где она проводила пальцем, он сверкал серебреными завихрениями.
— Я знаю, почему ты не включил свет, — бормотала она.
Он покачал головой.
— Я не знаю, но думаю…
Она ждала мгновение.
— Что я стесняюсь?
— Скорее я.
— Посмотрим, — она выключила воду и вышла из душа. Он следовал за ней. Она не вытераясь легла на кровать.
Он отдернул одеяло, но она отклонила его, когда он хотел ее накрыть.
— Ты замерзнешь.
— Ты меня согреешь. — Она подошла к нему. Серебро вспыхнуло прежде. Чем она дотронулась до него.
Его руки обняли ее, осторожно, как будто она могла сломаться.
Она запуталась пальцами в его коротких волосах и поцеловала его. Он выдохнул в ее губы, и его руки прижали ее сильней, и ей потребовалось встать на носочки.
Они упали назад на уже подготовленную кровать, с занятыми ртами.
Когда он приподнялся, то дышал очень тяжело.
— Зачем ты пригласила меня войти? Ты не боишься быть одна.
Она посмотрела на него.
— Не боюсь. Я хочу жить. Я хочу тебя.
Он затих.
— Это две разные вещи.
Она скользнула рукой между их телами, и сжала его эрекцию.
— Ты не мертв.
Он застонал наполовину смех, наполовину желание.
— Еще.
— Я не сделаю тебе больно, — она прошлась пальцами по всей длине.
— Заставь меня чувствовать…
— Что?
— Просто заставь меня чувствовать.
Она попробовала ладонью обнять его, большой палец прошелся по горячей плоти.
— Хорошо?
— Да.
— Живой?
