Юлия Кильтина - Голубая кровь
Тем временем сотни закутанных в черное фигур одновременно пришли в движение и торопливыми, но идеально выверенными движениями начали собирать голубые кристаллы. Бережно протянутые руки осторожно собирали искрящиеся синевой кристаллы, а опустевший цветок тут же съеживался, опадал и рассыпался мелкой пылью, чтобы спустя год снова появиться на том же месте. Ни один из этих кристаллов не должен пропасть, разбиться или просто потеряться — иначе мы получим очередного вейр'инка. Ведь цветов, а значит, и кристаллов, вырастало каждый год ровно столько, сколько вейров в этот день жило в Вейране… Но этого не случалось уже много сотен лет, и вряд ли нечто подобное произойдет сегодня.
Я перевел взгляд на застывшего в шаге от девчонки Кейрета. На парня больно было смотреть — такая мука была написана на его лице. На миг мне стало его жаль — мне ли не знать, как тяжела боль неразделенной любви и горечь потери… Единственная женщина, которую я любил, стояла сейчас рядом со мной, но быть вместе мы не могли — она была вдовой моего брата и моей королевой… Парень переживет свою потерю, он справится — и к тому же, если сбудется пророчество и проклятие действительно будет снято, перед ним откроется столько новых перспектив, на его плечи ляжет столько забот… Конечно, он никогда не забудет эту маленькую целительницу, но со временем боль приглушится, отойдет на задний план. Если Лета не зря пожертвовала своей жизнью и чертова Айра наконец успокоится в своем аду, то вейры наконец смогут выйти за пределы Велларийских гор, наладить торговлю и с Алерией, и с Тайлессой. Посольства, договоры, приемы — и всем этим должен будет заняться король. Леа несколько дней назад посвятила меня во все подробности их с Кейретом плана по спасению его жизни и загадала, что если все пройдет как надо, она отречется от трона в пользу сына. Что ж, кажется, скоро Вейрана обретет своего короля…
* * *Ярко-голубое поле стремительно сокращалось — собиратели кристаллов хорошо знали свое дело, а я не мог оторвать глаз от стремительно тающей фигурки Леты. Из нее постепенно уходила жизнь, забираемая этим проклятым Цветком, контуры ее тела становились все тоньше и прозрачней… Краем глаза я заметил сбоку какое-то движение, а раздавшийся следом грохот бегущей воды уверил меня в том, что это открылся водопад. Все шло так, как должно было идти в любой из Дней Цветения — за исключением того, что отдавать свою кровь должен был я, а не Лета. Цепочка черных фигур потянулась к водопаду с кувшинами в руках — кристаллы принимали только эту воду, и никакую другую. Я отрешенно наблюдал за тем, как Лиэт вдруг отделился от стоящих неподалеку моей матери и сестры и направился навстречу одной из безликих фигур, протягивающей ему горсть голубых кристаллов — для королевской семьи…
Казалось, это все происходит не со мной. Несколько часов назад, уходя от спящей тяжелым сном Леты, я и представить себе не мог, что этот день закончится вот так. Но, видимо, Судьбе было наплевать на мои планы — у нее имелись свои…
Я видел, как Кайле отошла к водопаду, чтобы набрать ледяной хрустальной воды в серебряный кувшин, как наконец улыбнулась мать — и понял, что почти не вижу Лету. Она стала прозрачной, словно дымок над костром из сухих, хорошо горящих дров — если не знать, куда смотреть, ни за что не найдешь… На ее лице была спокойная умиротворенная улыбка, и я понял, что ужасная боль уже ее не мучает. Вокруг почти исчезнувшего запястья продолжали едва заметно подрагивать свернутые плотным коконом совершенно голубые лепестки. И тут она открыла глаза.
Полный нежности взгляд был устремлен прямо на меня, губы чуть дрогнули и с усилием выдавили одно-единственное слово. Перед тем, как окончательно исчезнуть, она сказала мне "Прости"…
Легкий звон послышался со стороны цветка — как будто на каменный стол упала золотая монетка, и в ту же секунду я понял, что меня ничего больше не держит, я был снова свободен. Несколько шагов, отделявшие меня от Цветка и от того места, где только что стояла Лета, я преодолел в один миг — но было уже поздно. Мои руки прошли сквозь воздух — холодный, прозрачный и абсолютно пустой воздух. А на гладком мраморе стола, рядом с Цветком Айры, сиротливо лежал маленький золотой медальон — тот самый, что не снимая носила на груди Лета. В тот единственный раз, когда я его видел последний раз — кажется, это было тысячу лет назад, а на самом деле даже суток еще не прошло — она сказала, что эта вещь была на ней, когда ее нашли у дома приемного отца. Тогда она не дала мне его рассмотреть, да мне было и не до него — нас занимали гораздо более интересные дела, — но теперь некому было мне помешать.
Осторожно протянув руку, я поднял сверкающий, ничуть не потемневший от времени медальон, еще хранивший тепло ее тела. С трудом сдержав непрошенные слезы, я поднес его поближе и, кажется, неосторожно на что-то нажал, потому что он вдруг распахнулся. Внутри он был абсолютно пуст, но он и не нуждался в каком-то дополнении — медальон сам был ключом к разгадке. Едва пробежав глазами выгравированную напротив нераспустившегося Цветка Айры на одной створке надпись, я всё наконец понял. Боже, какими мы были идиотами…
Её отец все знал, знал с самого начала, потому и подарил собственноручно отлитый медальон своей нерожденной дочке — вытянувшийся в прыжке найл, родовой знак дома Леты, говорил об этом лучше всяких слов. Ну а соседство цветка с затейливой вязью трех вейранских слов — "Вейрана эн Эалетт", "Спасение Вейраны" — не оставляло никаких сомнений. Лета действительно была нашим спасением. Значит, это путешествие было спланировано от начала и до конца — Шеттом ли, или еще кем-то из богов, уже неважно.
Теперь я знаю, что чувствовала бы марионетка в руках опытного кукольника, если бы она умела чувствовать. Полная, абсолютная беспомощность — и злость, отчаяние и ненависть. Лета, ну почему ты ничего мне не сказала?! Укол сомнения — а знала ли она сама о том, что происходит, или она тоже была такой же пешкой, как и все мы? — прошел так же стремительно, как и возник, потому что ничего уже не имело значения. Какая теперь разница, ведь изменить все равно уже ничего нельзя, да и вряд ли у нас был хоть один шанс…
Своим рабочим столом я по праву гордился — массивный, выточенный из красного дерева превосходного качества, он служил украшением моего кабинета и воистину достоин был называться королевским. Отполированная древесина, казалось, сохранила веками вбираемое тепло солнечных лучей, работать за ним было удивительно приятно… Но сейчас я всей душой ненавидел этот кусок дерева — а все потому, что бушевавшему во мне урагану эмоций нужен был хоть какой-то выход. К тому же освещаемая десятками свечей темно-красная лакированная поверхность отбрасывала такие зловещие блики на гордо возвышавшийся посредине стола изящный хрустальный бокал… Вода в нем могла поспорить прозрачностью с лучшим из королевских бриллиантов, а холодом — с ледниками Велларийских гор. По наружной стенке лениво сбегали капельки влаги — бокал уже успел основательно запотеть. Но мне было не до этого — я сосредоточенно рассматривал покоившийся на ладони голубой кристалл.
