Джена Шоултер - Мрачный шепот
Из глаз Кайи полились темные кровавые слезы, и демон Сабина мгновенно ретировался.
— Это наша еда, — пронзительно заверещала она, заставив воина поморщиться. — Мы ее украли, поэтому теперь она — наша!
Забавно. Когда Гвен переходила на визг, его это совершенно не раздражало, напротив, вызывало желание угодить ей.
— Успокойся. — Бьянка ударила сестру по руке, при этом не отводя глаз от Сабина. — Ты как раз вовремя. Где Гвенни?
— В душе. А мне нужно помыться в вашей ванной.
И не дожидаясь разрешения, он направился прямо в душ, схватив полотенце.
— После стольких часов беспрерывного секса, вы, ребята, не можете помыться вместе? — спросила одна из близняшек. Когда он их не видел, то почти не различал, кто именно говорит.
— Наверное, если они окажутся вместе, то начнется еще один секс-марафон, — поддразнила его другая.
Гарпии загоготали.
— Она тебя в кому вогнала? Поэтому и прятала всё это время? Чтобы уберечь от стыда? — На этот раз заговорила Талия, — Сабин узнал этот ледяной тон, от которого у него по телу бежали мурашки.
Он понял, что Гарпия знала правду, и не впервые задумался о том, не противоречит ли сон правилам их рода.
— А что если так? — невольно спросил он.
Бьянка и Кайя захохотали. А одна из них произнесла: «Молодец младшенькая!»
Сабин захлопнул дверь ногой и прыгнул под душ, двигаясь быстрее молнии, потому что опасался, что сестры бросятся к Гвен и успеют ее расспросить. Но когда он вышел из ванной, они ели, смеялись и сидели на тех же местах, что и прежде.
Талия, единственная из них хранившая серьезность, кивнула ему. В знак благодарности?
Он заскочил в кухню — слава Богам, кто-то сходил за покупками — и разжился пакетом чипсов, брауни[1], батончиком гранола[2], яблоком и бутылкой воды. Нагрузившись, он зашел в спальню, закрыл дверь ногой и увидел, что Гвен сидит на краю постели, одетая в тренировочные шорты и ярко-голубую футболку, которые выбрала себе в городе в тот день, когда ее подстрелили. С ее затянутых в узел мокрых волос стекала вода.
Демон Сомнений выглянул из своего тайного уголка в разуме Сабина, но потом, видимо, решив не провоцировать гнев Гарпии, снова затаился.
Сохраняя бесстрастное выражение, воин уселся на стул, на котором провел так много времени, и поставил поднос себе на колени.
— Нам нужно поговорить, — сказала она, жадно глядя на еду. — О том, что случилось в лесу…
Прежде чем Гвен смогла втянуть его в обсуждение этой рискованной темы, Сабин прервал ее, отвлекая рассказом о том, как во время ее продолжительного сна охранял девушку от назойливого внимания обитателей крепости. Никто не видел ее шею, никто не знает, чем Гвен на самом деле занималась. Все решили, что она была поглощена необузданным, диким сексом с Сабином сутки напролет.
— Есть Бог на свете, — ответила она, вздыхая с облегчением.
Или Боги. Не суть.
Сабин улыбнулся, подумав, что любая другая на ее месте была бы в ужасе. Еще одно доказательство того, как она ему подходит.
— А сейчас ты ответишь на кое-какие мои вопросы.
Она сглотнула, ее глаза сияли в солнечном свете, пробивавшемся через щель между черными, тяжелыми портьерами.
— Хорошо.
— Почему ты можешь есть только украденную пищу?
Она прищурилась:
— Мне нельзя это обсуждать.
— Мне кажется, что на этой стадии наших отношений, уже можно.
— Еще бы… думаю, да, — ворчливо согласилась она. — А зачем тебе это?
— Чтобы я мог понять тебя. — Он разломил брауни и откусил кусочек. — Ты доверила мне свое тело. Ты разрешила мне охранять твой сон. Ты даже рассказала мне о своей слабости. Теперь поведай мне свои тайны.
Ее грудь поднималась и опускалась в такт учащенному, неглубокому дыханию. В ее животе заурчало, и она погладила его, не сводя глаз с Сабина. А если точнее, то с еды.
— Л-ладно. Да. — Она облизнула губы. — Ты мне заплатишь?
— Заплатить тебе? Сколько и за что?
— Просто скажи да! — проворчала она.
— Да?
Она снова облизнула губы и затараторила:
— Боги презирают Гарпий, считают нас мерзостью, так как мы порождение Князя Тьмы. Давным-давно они надеялись избавиться от нас. Желая остаться в стороне, они рассчитывали, что мы сами себя уничтожим, после их тайного проклятия, лишившего Гарпий права наслаждаться пищей, данной им или ими приготовленной. Если мы забываем о проклятии, то это причиняет нам ужасные страдания, некоторые даже умирают. Одного раза достаточно, чтобы усвоить урок. Ты сам всё видел в лагере в Египте. В общем, первые из моего рода путем проб и ошибок поняли, что есть им можно только то, что они украли или заработали. Боги не сумели нас извести, просто усложнили жизнь. А теперь заплати мне. Я ответила на твой вопрос — за тобой должок.
Ее требование оплаты, наконец-то, обрело смысл. Но разве Анья не говорила что-то о пище, которую они честно заработали? Боги, ему следует собрать мозги в кучку и внимательней прислушиваться к другим.
— Это плата за твою тайну. — Он бросил ей пирожное, которое она поймала одним молниеносным движением. Через секунду лакомство было съедено. Сабин подумал, что и в этом они похожи: особенности их жизни — результат проклятия.
— Ты должна была сказать мне, что я могу платить тебе едой, — пожурил он Гвен. — Я же мог и раньше тебя кормить.
— Я не знала тебя настолько хорошо, чтобы делиться секретами своего рода. Как говорят мои сестры, знание — сила. А ты и так сильнее меня.
Он часто говорил то же самое, хотя теперь считал, что ему-то как раз не помешает лишняя сила в общении с ней.
— Но теперь-то ты знаешь меня, верно? — тихо спросил он, чувствуя себя счастливым идиотом.
Она покраснела.
— Да, теперь я знаю тебя лучше.
Что верно, то верно. Сабин взял пакет с чипсами.
— Расскажи мне, от кого ты хотела укрыться и что не желала показать другим?
— От моих сестер. Я не хотела, чтобы они увидели меня спящей.
Так вот в чем причина.
— Подожди-ка. Расскажи, как ты отдыхала, когда была со своим трусом, и получишь вот этот пакетик.
— Сабин! Чипсы!
— Ты не ответила на мой вопрос.
— Я никогда не отдыхала с тру… А, ты говоришь о Тайсоне? Я долго этого не делала. Не спала, то есть. Это считается? Я уже заработала чипсы? — Она жадно потянулась за пакетом.
Он не ослабил хватку.
— Ты долго жила с ним?
— Шесть месяцев.
Шесть. Месяцев.
Он стиснул зубы, как же ему не понравилась сама мысль, что она была с кем-то другим так долго.
— Ты всё это время бодрствовала?