Кендари Блэйк - Девушка из кошмаров
- Что это? – спрашивает Джестин.
- Обычное чучело, - отвечаю я.
- Из твоего прошлого или ее?
- Моего.
Я пялюсь на его замерзшее лицо и вспоминаю, как он преследовал меня, как повалил на пол, скользя по мне своим животом, не прекращая без толку пинать ногами. Стекло дает трещину.
- Не бойся, - произносит Джестин. – Как ты и сказал, оно всего лишь чучело. Но твое.
Трещина хоть и крошечная, но становится все длиннее. Пока я наблюдаю за ней, она поднимается вверх, приближаясь к кровавому пятну на рубашке, а затем взрывается, словно от удара молнии.
- Сосредоточься, - шипит Джестин. – Прежде чем оно освободится.
- Не могу, - говорю я. – Я не понимаю, что ты имеешь в виду. Нам просто нужно двигаться дальше. Не останавливаться.
Я оставляю его позади. Мои налитые свинцом ноги двигаются так быстро, как только могут. Я поворачиваю за угол, затем еще за один. Мой поступок больше смахивает на бегство. Глупо все это. Потеряться здесь – последнее, что может с нами приключиться. Поэтому выход один: не обращать внимания, и тропинка не заведет нас в тупик. Я замедляю шаги. Позади нас не слышно царапающих звуков. В одиночку Питер Карвер не сможет преследовать нас. Насколько мне известно, я мог просто вообразить эту трещину в скале с самого начала.
- Не думаю, что что-нибудь случилось, - говорю я, но она не отвечает. – Джестин?
Я оглядываюсь. Ее нет рядом. Не раздумывая, я возвращаюсь той дорогой, которой пришел. Нельзя бежать. Оставляя ее с Карвером, я думал, что она единственная, кто сможет с ним справиться. Что же, черт возьми, со мной происходит?
- Джестин! – выкрикиваю я, желая, чтобы мой голос звонко отскакивал от камней, а не гулко падал плашмя.
Не слышно ни единого звука, ни моего, ни ее ответного вопля. Я поворачиваю за угол, затем еще и еще. Здесь ее тоже нет. Как и Питера Карвера. Они оба исчезли.
- Он же был здесь, - ни к кому конкретно не обращаюсь я.
Был. Не сработало, когда я вернулся той же дорогой. Ни одна из стен не выглядит так, как раньше, когда я впервые проходил мимо них.
- Джестин!
В ответ ничего. Почему она не сказала мне, что нам нельзя разделяться? Почему не последовала за мной? В животе появляется боль. Я прикладываю к нему руку и ощущаю теплую влажность. Начинает проявляться рана.
Мне не нужно этого делать. Все в прошлом. Мне нужно лишь сосредоточиться, чтобы отыскать Анну и Джестин.
Я несколько раз глубоко вдыхаю и сдержанно опускаю руку. Вдруг налетает легкий ветерок, задевая мои щеки. Это первое ощущение такого рода, которое мне довелось испытать с тех пор, как попал сюда. Он приносит с собой шум. Маниакальный девичий смех, который и близко не похож на смех Анны или Джестин. Ненавижу это место. Даже если ветер не свойственен ему. Сзади раздаются быстрые шаги, но, когда я оборачиваюсь, там пусто. Что я здесь вообще делаю? Такое чувство, словно память ускользает от меня. На плечах тотчас ощущаю давление, поэтому прислоняюсь к скале. Когда ветер доносит до меня еще раз тот смех, я закрываю глаза, пока не ощущаю жесткие волосы, касающиеся моих щек.
Она наполовину выглядывает, наполовину скрывается в скале. Глаза безжизненны, но зато очень похожа на Кейт Хичт.
- Эмили Данагер, - шепчу я, а она улыбается без толики юмора, пока полностью не исчезает в воздухе.
Как только она растаяла, позади себя снова слышу звуки шагов, стремительно приближающихся ко мне. Я тут же оступаюсь. Затем огибаю что-то похожее на пласты горных пород, которые больше похожи на колкие окаменелости, и спотыкаюсь о камень, которого раньше здесь не было. Еще одно чучело, думаю я. Не знаю, как долго я уже бегу, прежде чем ветер перестает доносить хихиканье. На смену ему приходит грубое, невнятное бормотание. От этого звука я накрываю уши руками, потому что сначала не заметил одну важную деталь: сильно распространяющийся запах сладкого дыма. Тот самый дым, которым провонялась моя постель прошлой осенью. Тот самый дым, который стал предвестником смерти моего отца. Это Чародей. Он здесь, и он близко.
Внезапно я ощутил себя на несколько фунтов легче. Атаме издает шум в руке. Как сказала тогда Джестин? Если я хочу найти ее, мне нужно завернуть за угол, и тогда я смогу ее увидеть. Но что насчет него? Должен ли я так отчаянно стремиться встретится с ним? И что он в таком случае вообще мне сделает? В таком месте?
Все происходит так, как и сказала Джестин. Я поворачиваю за угол и тут же глазами натыкаюсь на него, стоящего в конце стены лабиринта, как если бы она вела меня прямо к нему.
Чародей. Я мягко перебираю пальцами атаме. Я ждал этого момента и до сей поры не подозревал об этом. От вида его сгорбленной спины, одетой в тот самый длинный темно-зеленый жакет, от гниющих дредов, спадающих на плечи, в моем желудке все переворачивается. Убийца. УБИЙЦА. В Батон-Руж ты сожрал моего отца прямо в доме. Ты завладел силой ножа и при каждой моей отправке призрака в другое место питался им.
Но даже если мои чувства кричат об этом, я, полуприсев на колени, продолжаю прятаться за каменой стеной. Хотел бы я спросить у Джестин, что здесь может приключиться с нами. Это, как говорят, всего лишь сон? Что если, когда умираешь здесь, то умираешь на самом деле? Я подбираюсь ближе к краю, глядя на него через узкую щель. Если такое возможно, тогда Чародей сейчас выглядит намного больше, чем раньше. Его ноги, кажется, удлинились, а на спине, по-моему, стало больше изгибов. Это как смотреть на него через кривое зеркало, которое все удлиняет до неестественности. Он все еще не заметил меня, не учуял или не услышал. Он просто низко наклонился к плоскому камню, и его руки порхают над ним, словно паук, плетущий паутину, и, могу поклясться, что они при этом даже удлинились.
Я помню заклинание, которое использовали при участии саамского бубна, и какой напуганной выглядела тогда Анна. Она сказала, что это был его мир.
Чародей с усердием тянет что-то на себя. Он резко дергает это изо всех сил. Вещица похожа на белую завязку, какой пользуется продавец, когда перевязывает кусок жареного мяса. Когда он снова тянет ее на себя, то поднимает руки, на которых я тут же насчитываю четыре отчетливых стыка.
Просто броситься на него будет ошибкой. Мне нужно больше узнать о нем. Осматривая стены лабиринта, справа от себя замечаю множество грубо обтесанных выступов. Я не заметил их, когда шел сюда, потому что, скорее всего, их здесь раньше не было. Я молча взбираюсь на один из них и, когда достигаю вершины, падаю вниз на руки, и ползу дальше к краю. Я должен вдавиться в шероховатую поверхность, чтобы не наброситься на него.
На скале я узнаю Анну. Она лежит там, словно на погребальной плите. Ее тело обвязано белой веревкой, кое-где окрашенной темной кровью. Резкие движения-рывки, которые он проделывает руками, идут вразрез с его сшитым ртом и закрытыми глазами.
