Елена Грушковская - Печальный Лорд
«Я не сплю, доктор Кройц», — отозвался Элихио.
Словно добрый ангел, одетый в чёрное, доктор Кройц принёс Элихио завтрак в постель — удивительно вкусные свежеиспечённые блинчики с йогуртом, крепкий чай и фруктовый салат. Мягкие, горячие, с аппетитным поджаристым рисунком, нежные и жирные, эти аккуратненькие блинчики были воплощением доброты, от них смягчалось сердце и тяжелел желудок. В развёрнутом виде они были не больше чайного блюдечка, а в свёрнутом — как носовые платочки; уложенные вершинками к центру тарелки, они пышно расширялись к краям, как поджаристое многослойное кружево. Элихио съел их целую гору с большой чашкой йогурта и смутился, обеспокоившись, не произвёл ли он неблагоприятного впечатления такой прожорливостью, но доктор Кройц только улыбался.
«Аппетит — хороший признак, — сказал он. — Это значит, что ты хорошо справляешься со стрессом. Твой организм молодой и стойкий, и в этом преимущество юности».
После этого сытного завтрака Элихио почувствовал себя значительно лучше. С разрешения и по совету доктора Кройца он принял душ в большой шикарной ванной комнате, после чего доктор Кройц положил перед ним чёрный костюм в прозрачном шуршащем чехле.
«Я осмелился взять на себя все хлопоты, связанные с похоронами, — сказал он. — Полагая, что ты не станешь возражать, я распорядился насчёт кремации. Урну с прахом можно будет получить сегодня в два часа. Ячейка в колумбарии выкуплена, всё готово. А это твоё траурное облачение. Надеюсь, я не ошибся с размером. Примерь-ка. Если не подойдёт, можно обменять».
Элихио был удивлён, смущён и озадачен. Чего ради совершенно незнакомому человеку брать на себя такие заботы и расходы?
«Доктор Кройц, я, право же… Я не знаю, как и когда смогу рассчитаться с вами».
«Не нужно, не нужно ничего возвращать, ты мне ничего не должен… Напротив, это я задолжал тебе, и очень много. Я обязательно всё тебе объясню, но чуть позже. Примерь костюм, и если он подойдёт, я съезжу на работу, а около двух заеду за тобой. Мы поедем за урной, а после этого — на кладбище».
Костюм идеально сел на фигуру Элихио. Ещё были красивые дорогие перчатки и чёрная шёлковая лента. Доктор Кройц объяснил:
«Я заметил, какие у тебя чудесные волосы… — Доктор Кройц улыбнулся. — Было бы жаль их терять. В данном случае чёрная лента вокруг головы заменяет стрижку».
«Доктор Кройц, я вам очень признателен, но…» — начал Элихио.
«Дружок, мы поговорим об этом чуть позже, — мягко перебил тот. — Сейчас мне нужно на работу. Чувствуй себя как дома, проголодаешься — холодильник с его содержимым к твоим услугам. Не стесняйся. Ну, мне пора. Увидимся».
Элихио остался один в квартире доктора Кройца. Квартира эта была не чета их с отцом малогабаритной двушке: во-первых, она была двухэтажная, в шесть комнат, с двумя ванными, лоджией и примыкающим к квартире гаражом для флаера. Расположена она была очень высоко, и из окна открывался вид на город-муравейник. Кружили хлопья снега, небо было затянуто непроглядной холодной пеленой туч.
Что за загадочные причины подвигли доктора Кройца на бескорыстную помощь? Что он имел в виду, когда сказал, что задолжал Элихио? Когда он успел задолжать, если они познакомились только вчера? Бродя в одиночестве по огромным апартаментам доктора Кройца, одетый в траурный костюм Элихио строил догадки, но не мог найти ответа. Единственным, за что можно было уцепиться, были слова доктора Кройца о том, что он знал отца Элихио. В этом что-то крылось, но что? Этого Элихио пока не знал, но жаждал узнать.
На полочке над декоративным камином стояли несколько фотографий. На них был сам доктор Кройц, какой-то похожий на него юноша и красивый зеленоглазый человек с длинными тёмными волосами. Была свадебная фотография доктора Кройца и несколько детских фотографий, на которых был один и тот же ребёнок в разном возрасте. А молодой военный, чей портрет стоял в спальне, был очень похож на этого ребёнка — наверно, это он и был, только взрослый. По всей видимости, у доктора Кройца была семья — спутник и сын, но, поскольку диадемы он не носил, Элихио сделал вывод, что доктор Кройц был вдовцом. Сын его служил в армии, и на данный момент он жил один в этой огромной прекрасной квартире. К таким выводам пришёл Элихио, обследовав жилище главного эксперта морга Центральной городской больницы скорой помощи доктора Азахеля Кройца. И он был недалёк от истины.
Позвонил Ларус. Они (Ларус, Аваджо и Неоман) беспокоились, куда пропал Элихио и когда он вернётся. Элихио был краток и сдержан. Он сказал, что жив и здоров, скоро вернётся. Ларус засыпал его вопросами, но Элихио пообещал, что всё расскажет, когда вернётся.
«У тебя что-то случилось, я чувствую, — сказал Ларус убеждённо. — Ну-ка, не темни, выкладывай!»
Элихио нехотя сознался, что у него умер отец, сейчас он находится у одного знакомого и вернётся после похорон. Последовала пауза, и возмущённый голос Ларуса сказал:
«Почему ты умчался, ничего нам не сказав? Ведь на то мы и твои друзья, чтобы поддерживать тебя! Нет, не говори, что ты не хотел никого беспокоить!»
Именно это Элихио и хотел сказать.
«Знаешь, что я тебе скажу, приятель? Друзья так не поступают. Друзья должны делить все горести и радости. Ты просто угрюмый гордец, вот кто ты!»
Отчитав Элихио в таком духе, Ларус прервал связь. Элихио не сердился, он был уверен в преданности и искреннем дружеском расположении Ларуса. К своеобразному характеру друга он уже привык и прощал ему все его выходки. Ларус учился неровно, со взлётами и падениями, но был очень даровит и обладал феноменальной памятью, и Элихио был уверен, что врачом он будет превосходным — если, конечно, он сподобится успешно закончить академию. Как он и ожидал, через пять минут Ларус пожалел, что был так резок с Элихио, и забросал его сообщениями, в которых просил прощения, слал приветы от Аваджо и Неомана, выражал соболезнования и просил удостоить его, «несносного грубияна и бесчувственного негодяя», хоть словечком. Элихио ответил: «Я тебя люблю, Ларус».
Без четверти два приехал доктор Кройц. Элихио повязал чёрную ленту, надел перчатки, и они отправились получать урну.
Падал крупными хлопьями снег, скрипя под ногами Элихио и доктора Кройца. Они шли мимо стены с множеством ячеек с дверцами и табличками, с портретами и без портретов, с «вечным светом» (светильниками на фотоэлементах, заряжающимися днём и светящимися по ночам); доктор Кройц нёс урну, а Элихио — «вечный свет» в форме хрустальной пирамидки. Снег запорашивал им плечи, белый на чёрном, их ноги в сапогах шагали рядом, чёрные по белому, в снежной тишине слышался только скрип их шагов. Под капюшоном Элихио свернулась коса, которую он не стал обрезать, но его лоб обнимал холодный шёлк траурной ленты.
