Марина Суржевская - Отражение не меня. Сердце Оххарона
Лиария медленно улыбнулась.
— Не в этот раз, дарей-ран. Твои заслуги и так достаточно велики, и эта битва уже не твоя. Стражей поведет Норт Четырехпалый.
— Вы предлагаете мне остаться во дворце, пока мои стражи будут воевать? — процедил он.
— Да, ты останешься в Оххароне, мой паладин, — маска на ее лице скрывала глаза, но губы улыбались. — И это приказ, который не обсуждается.
Арка вспыхнула красным и погасла, выстраивая переход в другой мир. Королева взмахнула рукой.
— Когда вы ступите на землю врагов — приказываю: забудьте о жалости и милосердии! Никого не щадите! — выкрикнула она. — Никого! Уничтожьте врагов, сотрите с лица миров ненавистный Хандраш, принесите победу вашей королеве!
— Да будет так! — В один голос отозвались пять десятков глоток.
Шариссар шагнул к Арке, наплевав на приказ, но пространство вспыхнуло, откидывая его. Паладин отлетел, перевернулся в воздухе и приземлился на ноги, пригнувшись, как зверь для прыжка. Обернулся, обнажая удлинившиеся клыки.
— Ты показываешь зубы МНЕ, паладин? — Маска исчезла с лица королевы, и Лиария окинула Шариссара гневным и высокомерным взглядом. — Не слишком ли ты забылся? Кажется, многочисленные заслуги ударили тебе в голову, страж? Ты забыл свое место?
— Пропусти меня в Хандраш, — процедил паладин, не убирая клыки. Ему было наплевать. Уже на все наплевать, он знал лишь, что на Риф двинутся пять десятков тех, кто не оставит от Академии ни камня. Время текло сквозь пальцы, и он ощущал его бег, каждую песчинку промедления, которая может стоить жизни Леи. — Пропусти, Лиария!
— Зачем? — ее голос стал обманчиво мягким, ласкающим. — Зачем, страж? Ты свою миссию выполнил. Не переживай, ты хорошо обучил паладинов, и они умеют убивать. Они сотрут с поверхности миров этот Хандраш, растопчут в пыль, разорвут клыками каждого на своем пути… — Лиария почти мурчала, словно довольная кошка, всматриваясь в красные глаза Шариссара. Мгновение, и он оказался рядом, сжал руками горло темнейшей.
Стражи вскинулись, звякнуло оружие, но королева лишь взмахнула рукой, приказывая не двигаться.
— Пропусти меня, Лиария, — прорычал Шариссар. — Не усложняй. Лучше пропусти по-хорошему.
— Не то что? — выдохнула она, прильнув к его рукам. — Что ты мне сделаешь? Ты забыл, кто я, слуга?
Женское тело под его ладонями растаяло, разлетелось стаей каркающих птиц и вновь соткалось в фигуру за его спиной. И новое, теперь белое платье развевалось на ветру, плыло туманом, раскидывалось крыльями. Сейчас она была прекраснее богини.
— Ты глупец, Шариссар! — в голосе темнейшей теперь тоже была ярость. — Ты мог бы получить все в этом мире и в любом из подвластных мне. Ты мог бы получить меня! Но выбрал девчонку из светлых! Думаешь, я не знаю, для чего ты так стремишься в Хандраш? Надеешься спасти ее?
Паладин сделал к Лиарии шаг, и она вновь растаяла, возникнув за спиной. В красном. В багровом, словно свет сердца, платье. И рассмеялась. Повела ладонью, накрывая их с паладином пологом безмолвия, решив, что эта беседа не предназначена для ушей стражей.
И вновь взглянула на дарей — рана.
— О, ты забавляешь меня, Шариссар! Думаешь, я не знаю тебя? Я знаю. Знаю все порывы твоей души, знаю, каков ты! Я знаю о тебе все! И даже то, какой вопрос ты хотел задать во Вместилище Тысячи Душ!
Он сдержался от прыжка, вскинул голову, напряженно всматриваясь в женское лицо. Маску, а не лицо, слишком красивое, чтобы быть настоящим. Слишком безупречное, чтобы привлекать. От такого лица хотелось отвернуться.
— Ведь ты желал узнать о своей избраннице, так, слуга? Что делать с пробуждающимися чувствами?
— Я тебе не слуга, Лиария, — он усмирил свой гнев и теперь стоял спокойно, не делая попытки приблизиться. Лишь насторожено втягивал воздух. — И ты ошибаешься. Со своими чувствами я могу разобраться, не привлекая духов предков. Я задал другой вопрос.
— Задал? — опешила королева.
— Да.
— Но я запретила тебе приближаться к Вместилищу! — она гневно вскинула голову, разметав белые волосы. Он посмел ослушаться?!
— Я нарушил запрет, Ваше Величество, — по губам Шариссара скользнула усмешка.
— И… какой же вопрос ты задал? — в бесконечной тьме ее глаз мелькнула растерянность. Шариссар слегка улыбнулся.
— Разве вы не догадываетесь, темнейшая? Какой был вопрос? И каков ответ?
Королева замерла, напряженно всматриваясь в лицо, знакомое до малейшей черточки. Сколько раз она смотрела на него? Разглядывала, трогала взглядом. Она знала это лицо. Темно-синие глаза, острые скулы, четкую линию подбородка и губ. Тонкий белый шрам, рассекающий уголок рта.
И сейчас на этом лице были эмоции, которых королева никогда не видела. Отвращение и презрение.
— Ты спросил про тот день… — голос Лиарии слегка охрип, а ладони сжались. — Про тот день, когда убил Иранту… Ты спросил об этом!
Шариссар молчал, не сводя взгляда с лица Лиарии. Его взгляд прожигал в ней дыры, смотрел в самую душу — если бы в той темноте, чем являлась королева, все еще была душа.
И Лиария дрогнула, отвернулась. Но лишь на миг. Сразу вскинула голову, сверкнув синими глазами.
— Я не собираюсь оправдываться, — высокомерно произнесла она. — Я королева, и мои решения совершенны! Ты был увлечен Ирантой, а это шло вразрез с необходимостью. Твоя боль и ненависть были нужны Оххарону, Шариссар, ты был идеальным источником, и я не могла допустить, чтобы твое сердце полюбило! И мне не жаль, паладин! Оххарон важнее твоих увлечений!
— Вот как, — задумчиво протянул он. — Оххарон. Конечно. Все дело в нем, Лиария. Жаль, что во Вместилище Тысячи Душ можно задать лишь один вопрос, правда?
— К чему ты клонишь? — вскинулась королева. — Ты свой вопрос уже израсходовал!
— Да. — Шариссар склонил голову. — Только я задал другой. Про Иранту я догадывался, но спасибо, что подтвердила мою догадку. Я вспомнил ту ночь, перед убийством. Странная ночь. Острог, полный гостей, там была и ты. Еще не королева. Юная принцесса Лиария, верная подруга моей невесты. Я помню кубок с вином, поданный тобой. Разве мог я отказать наследнице престола? Хотя мне казалось, что я глотаю тьму… И то, как кружилась голова, когда я вел тебя танцевать…
Он усмехнулся, а Лиария закусила губу. Он не может этого помнить! Не должен. Он не должен помнить того, что там произошло! Это лишь ее воспоминания, ее сокровище, украденное у другой женщины.
— И я помню свои покои. Красный бархат покрывала. Знаешь, много лет я думал, что мне это приснилось. И лишь после того, как вернулся из Хандраш, я действительно начал вспоминать, словно тьма развеялась… Это был не сон, вряд ли мое сознание породило бы подобное, — его взгляд задумчивым, а Лиария сжала горло, чувствуя, что ей не хватает воздуха. Он помнил. Все, что было между ними! То, что она… позволила. О чем просила. Не просила, вымаливала! Ту ночь, что она вспоминает с горечью и сладким томлением, с болью и наслаждением!
