Шарлин Харрис - Окончательно мертв
О'кей. Я не знала, что делаю что-то интересное, но, наверное, так получилось. Пожав плечами, я скрылась в ванной, чтобы слегка накраситься. Еще раз глянув в зеркало, я убедилась, что в этом наряде смотрюсь интересно — для вполне функционирующих мужчин.
Когда я вышла, Эверетта уже не было, а Квинн вручил мне листок с номером сотового телефона Эверетта.
— Он велел позвонить ему, когда тебе будут нужны еще коробки, — сказал он. — Все упакованные вещи он забрал. Похоже, что ты вполне без меня бы обошлась.
— Никакого сравнения, — улыбнулась я. — Эверетт мне с утра не привез жиров и кофеина, а ты привез.
— Так какой у тебя план действий и чем я могу помочь?
— Ну, план у меня…
Но более точной формулировки, чем «разобрать это барахло, что куда», у меня не было, а такой план Квинн за меня выполнить не мог.
— А как тебе такой план? — спросила я. — Ты вываливаешь все из кухонных ящиков там, где мне все это будет видно, а я буду принимать решения «сохранить-выбросить». То, что я решу сохранить, ты можешь укладывать, а остальное вынесем на галерею. Надеюсь, дождь пройдет стороной. — Солнечное утро быстро затягивало тучами. — А за работой я тебе расскажу, что случилось ночью.
Несмотря на угрозу плохой погоды, мы работали все утро, на ленч заказали пиццу, и после полудня стали работать снова. То, что я не хотела увозить, ложилось в мусорные мешки, и Квинн развивал и без того хорошую мускулатуру, вытаскивая их во двор и ставя под навес, где раньше были составлены стулья для пикников, так и не убранные с лужайки. Я пыталась любоваться его мускулами только когда он не видит, и, кажется, у меня получалось. Квинн с большим интересом выслушал рассказ про эктоплазменную реконструкцию, и мы долго обсуждали, что это может все значить, но к выводам не пришли. У Джейка не было врагов среди вампиров — по крайней мере, Квинн о таких не знал, — и Квинн полагал, что Джейка убили ради того, чтобы затруднить жизнь Хедли, а не за какие-то его грехи.
От Амелии не было ни слуху ни духу, и я уж подумала, не поехала ли она домой с мормонским Бобом. Или он остался с ней и блаженствует сейчас в ее апартаментах. Может, под этой белой рубашкой и черными штанами он просто огонь.
Я оглядела двор. Да, вот стоит его велосипед у кирпичной стены. Поскольку небо с каждой минутой темнело, я поставила велосипед туда же, под навес.
Целый день, проведенный с Квинном, разжигал во мне пламя все сильнее и сильнее. Он разделся до майки и джинсов, и меня терзало любопытство, как он выглядит без них. И, кажется, не я одна строила гипотезы на тему, как кто выглядит голым. Время от времени до меня доносило обрывки его мыслей, когда он стаскивал вниз набитый мешок или паковал в коробки кастрюли и сковородки, и касались эти обрывки мыслей не почты и не стирки.
У меня хватило все-таки ума включить лампу, когда вдали послышались первые раскаты грома. Большой Кайф вот-вот могло залить.
И снова началось бессловесное заигрывание с Квинном — чтобы он видел, как я тянусь, доставая из буфета очередной стакан, как наклоняюсь, оборачивая его газетой. Может, на какую-то четверть сознания мне было неловко, но на остальные три четверти — весело. А веселья в последние годы — да и никогда — в моей жизни не было особенно много, и потому я ему радовалась, быть может, неосторожно.
Я ощутила, как внизу у Амелии включился мозг, в некотором смысле. Ощущение мне знакомо по работе в баре: у девушки было похмелье. Про себя я улыбнулась, когда колдунья подумала про Боба, спящего рядом с ней. Помимо сакраментального «как я могла», самой связной мыслью Амелии было, что она хочет кофе. Помрет без него. Она даже не могла включить свет в квартире, которая постепенно темнела перед грозой — слишком сильно резал бы свет ей глаза. Я обернулась с улыбкой к Квинну, готовая сказать ему, что скоро Амелия проявится, но он стоял прямо за мной, и на лице его читалось намерение, которое нельзя было понять двояко. Он был готов к совсем другому.
— Скажи, что ты не хочешь, чтобы я тебя целовал, и я отстану.
С этими словами он поцеловал меня.
Я промолчала.
Когда разница в росте стала нам мешать, Квинн просто поднял меня и посадил на край кухонного стола. Я раздвинула колени, чтобы прижать его к себе поближе, и тут раздался раскат грома. Я охватила Квинна коленями, он стянул у меня с головы резинку — не совсем безболезненная операция, — и пробежал пальцами по спутанным волосам. Уткнувшись в них лицом, он глубоко вдохнул, будто запах цветка.
— Можно? — спросил он прерывисто, когда его пальцы нашли нижний край моего топа и проникли под него. Он осторожно исследовал застежку лифчика и понял ее устройство в рекордное время.
— Можно? — повторила я. Перед глазами все плыло. Даже не знаю, было ли это: «Можно?! Черт побери, давай быстрее!», или «О чем именно ты спрашиваешь?», но Квинн явно понял это как зеленый свет. Руками сдвинув лифчик, он большими пальцами погладил мне соски, уже напрягшиеся. Мне казалось, что я сейчас взорвусь, и лишь верное обещание лучшего помешало мне сделать это сразу же. Я еще дальше подалась на кухонном столе, и здоровенная выпуклость у Квинна впереди уперлась во впадину в моих штанах. Просто потрясающе, как они совпали. Он прижался ко мне, отпустил, прижался снова, и складка, возникшая от натяжения джинсов над его органом, попала как раз куда надо, достав через тонкий и тянущийся спандекс. Еще раз — и я закричала, хватаясь за него, в миг слепого оргазма, когда я определенно чувствовала, что меня выбрасывает в другую вселенную. Дыхание стало похоже на всхлипывания, я повисла на нем, как на своем герое. В этот момент он им и был.
Он все еще дышал прерывисто, и снова потерся об меня, ища теперь для себя выхода, поскольку я свой достаточно громко обозначила. Я присосалась к его шее, опустив между нами руку, поглаживая его через джинсы, и вдруг он заорал так же резко, как кричала я, и руки его стиснули меня судорожно.
— Господи! — выдохнул он, — Господи!
Закрыв глаза в успокоении, он стал целовать меня в шею, в губы, в щеки, снова и снова. Когда он — и я тоже — стал дышать ровнее, он сказал:
— Детка, последний раз я так кончал в семнадцать лет, на заднем сиденье папиной машины с Элли Купер.
— Значит, хорошо было? — пролепетала я.
— Еще бы.
Мы так и тискались еще минуту, потом до меня дошло, что в двери и окна колотит дождь, а гром грохочет все дальше. Мозг подумал, не отключиться ли немного поспать, и я лениво ощутила, что у Квинна мозг так же туманится, пока он застегивает лифчик у меня на спине. Амелия внизу у себя варит кофе в темной кухне, а колдун Боб проснулся от его чудесного запаха и гадает, где это его штаны. А во дворе, молча толпясь на лестнице, к нам приближаются враги.
