Нора Робертс - Смуглая ведьма
— Дело в самом этом месте, — благоговейно прошептала она. — Оно основано моими предками, сохранено твоими — и это далеко не все. Хорошее, сильное место. Надежное. Думаю, первые трое сюда приходили. И их потомки тоже. Теперь вот я. Я чувствую, что мне здесь рады. Это хороший свет, Бойл. Это добрая магия.
Она взяла его за руку и вгляделась в тыльную сторону кисти, где оставила рану черная магия.
— Коннор сказал, рана чистая, — напомнил он.
— Да. Свет изгоняет тени. В этом Мира была права. — Не выпуская его руки, она заглянула ему в глаза. — Но как в данные обеты, в свет тоже надо верить.
— А ты веришь?
— Верю. — Она поднесла свободную руку к его лицу и привстала на цыпочки, чтобы поцеловать.
Она верила. На самом дне души она хранила и веру, и решимость. И сердцем приняла то, что поняла сегодня, когда бродила с ним по дорожкам и чистым садикам, дышащим весной, среди витающих здесь духов, легенд и обетов, принесенных ее соплеменниками.
Она полюбила. Наконец это произошло. Полюбила так, как всегда мечтала. Он был ее единственным, мужчиной ее жизни. И с ним ей придется учиться терпению и исповедовать только одну веру. Веру в то, что он тоже будет любить, как любит она.
Она улыбнулась своей самой обворожительной улыбкой.
— Что у нас дальше?
— Есть еще аббатство Росс. По сути, это мужской монастырь. Росс Эрилли. Это недалеко. Думаю, тебе будет интересно.
— Едем.
Они зашагали к машине, но Айона уже знала, что непременно сюда вернется. Может быть, для того, чтобы повторить крестный путь, а может быть — просто постоять на ветру и полюбоваться просторами.
Она вернется сюда, как возвращались ее предки.
Но сейчас Бойл вел машину, а она смотрела вперед.
Айона увидела его с дороги, оно было как недоброе предзнаменование, массивное сооружение с островерхими башнями и беспорядочным нагромождением стен. Под плотной облачностью оно напоминало место из старого кино, место, где прячутся и плетут свои замыслы рыщущие во мраке неведомые существа.
Ей не терпелось посмотреть это место поближе.
Пикап подскакивал на узкой дороге, с одной стороны которой стояли хорошенькие маленькие домики, одетые в кружево садов, упрямо расцветающих вопреки холодам. По другую сторону раскинулись пастбища со множеством коров и овец.
Впереди, за всей этой чистенькой пасторальной картинкой, высились развалины.
— Я не готовился, — предупредил Бойл, — но знаю, что монастырь старый. Конечно, не такой, как аббатство, но тоже древний.
Айона прошла вперед, и стал слышен свист ветра в каменных развалинах стен и башен, хлопанье птичьих крыльев, мычание скота.
Центральная башня высоко выступала над стенами, крыша не сохранилась вовсе.
Она шагнула в дверной проем, и под ногами зашуршал гравий.
Ниши для усопших, в других случаях — утопленные в пол надгробные камни.
— Думаю, британцы, по обыкновению, выкинули всех монахов, потом, по своему обыкновению, солдаты Кромвеля довели дело до конца и все разграбили. А в довершение еще и сожгли.
— А он огромный. — Айона прошла под аркой и посмотрела вверх на башню и кружащих вокруг нее черных птиц.
Воздух словно уплотнился — будет дождь, решила она. Ветер гудел в стрельчатых окнах, свистел по узкой винтовой лестнице.
— Здесь, наверное, была кухня. — Ей не понравилось, как ее голос отразился от стен, но она все же шагнула ближе к отверстию, похожему на сухой колодец. — Встань вот тут. — Она показала на очаг, размеры которого позволяли жарить на вертеле целого быка.
Бойл переступил с ноги на ногу и жалобно взглянул на Айону.
— Да не люблю я фотографироваться!
— Ну, доставь мне удовольствие. Большой очаг — а ты такой большой мужчина.
Она сделала несколько кадров.
— Они, значит, растили для себя скот, возделывали огород, мололи муку. Вон в том колодце разводили рыбу. Францисканцы.
Айона вышла на открытое место, вынужденная даже при своем малом росте пригнуться под низким арочным перекрытием.
Череда арок, надгробные камни, трава.
— Монашеская жизнь, — проговорила она. — Раздумья в тиши… рясы… сложенные на животе руки. Внешне — сплошное благочестие, но одни были весельчаки, другие — честолюбцы. Зависть, алчность, похоть — даже в таком месте.
— Айона!
Но она продолжала идти и остановилась у ступеней рядом с нишей, где стояла каменная фигура Христа.
— Символы имеют большое значение. В этом христиане пошли по стопам язычников, вырезая и раскрашивая собственного Бога, как те вырезали и раскрашивали своих бесчисленных божеств. И никто не задумывается, что один — это часть множества, а много — это части одного.
Она шагнула на узкую балюстраду, волосы растрепал ветер. Бойл крепко взял ее за локоть.
— Здесь я умерла. Или кто-то из моих предков — чувство такое же. Это случилось по пути домой. Она слишком старая или слишком больная, чтобы ехать дальше. Одни хотели сжечь ведьму, время такое было, но ее сила угасла, и ей дали приют. На ней знак, но они не ведают, как его толковать. Медная лошадь.
Айона сжала свой амулет.
— Но он знает. Он чует ее слабость. Он пока выжидает, но придет. Завершить путешествие ей уже не удастся. И она чувствует, что он приближается и жаждет забрать то, что у нее осталось. У него же теперь осталось меньше, чем было, но этого будет достаточно. Пока достаточно. А у нее нет выбора. Сразиться с ним на своей территории, там, где источник ее силы, уже не получится. Он шепчет. Слышишь?
— Уходи отсюда немедленно!
Она обернулась.
— Дело не сделано, его надо закончить. У нее есть внучка, они очень близки, и в молодой сила бьет ключом. Она передает ей то, что осталось, как сделала самая первая из их рода, как сама получила от своего отца, и вместе со своей силой отдает и амулет. Свою ношу. Как камень с сердца. Для нее этот дар всегда был тяжким бременем, и никакая радость не могла его уравновесить. Так что силу свою и знак она передает с печалью в сердце.
А грачи бьют крыльями. На холме воет волк. По земле ползет туман. Она говорит свои последние слова.
Голос Айоны зазвенел, ветер унес слова. Ирландские слова. Выше слоистых облаков что-то прогрохотало — может быть, гром, может быть, разбуженная сила. Кружившие в вышине птицы с испуганными криками взнеслись, и над головой остались только камни и небо.
— Зазвонили колокола — как будто знали, — продолжала Айона. — Девушка плакала, но в то же время чувствовала, как в ней растет сила, жаркая и белая. Она стояла сильная, молодая, полная жизни и страсти. Так что ему в очередной раз не удалось заполучить вожделенное. И снова, и снова он ждет.
