Когда родилась Луна (ЛП) - Паркер Сара А.

― Я не выбирала этого мужчину, ― упрекаю я, и она хмурится, в ее красивых глазах цвета солнечных лучей отражается замешательство.

Она проводит кистью по моему носу, губам, подбородку и шее.

― Он поймал многих диких грууков ― огромных зверей с клыками, которых почти невозможно одолеть. У него большая палатка, обтянутая их шкурами. Доказательство его великой силы. Ты ― Холу. Твое потомство привяжет луны к небу и принесет великий мир. Разве ты не хочешь иметь сильного отца?

Я ощетиниваюсь.

Насколько яснее я должна выражаться?

Нет такой реальности, где я поднимаю намотанный на меня шелк и впускаю этого мужчину в свое тело. Нет реальности, в которой я ступлю своей гребаной ногой в его впечатляющий шатер. Нет реальности, в которой я обнажу перед ним шею ― в знак глубокого, первобытного уважения.

Я предпочту, чтобы он перерезал ее от уха до уха.

― Мне не нужен этот мужчина, этот титул, все это, ― рычу я, бросая еще один сердитый взгляд на облако металлических частиц в воздухе рядом со мной, надеясь, что судьбоносец действительно слушает. ― Мое тело принадлежит мне, и я буду делать с ним все, что захочу. И никто больше.

Лицо Саизы бледнеет, и она опускает глаза, покорно склоняя голову.

― Я понимаю, Холу. Мы воспитаны по-разному. Я прошу прощения за то, что переступила черту.

― Все в порядке.

Я просто хочу покончить с этим.

Уйти.

Саиза улыбается мне и рисует новые завитки по всей длине моей руки, а я продолжаю наблюдать за перемещениями Хока, изучая, как двигается его тело. Как он переносит вес с ноги на ногу. Повреждения, уже нанесенные его громадной фигуре.

― Ты умеешь драться? ― спрашивает Саиза, и я киваю головой. ― Как сражаются воины?

Я перевожу взгляд на нее и хмурюсь.

Она молчит какое-то время.

― Никто не умеет драться так, как представители клана Джокулл. Мы самые сильные на Болтанских равнинах. Вот почему мы заслуживаем эту землю, где больше не упадет ни одна луна, ― говорит она, кивая на окружающий нас кратер. ― Все, что должен сделать Хок, ― это заставить тебя подчиниться, и испытание закончится. Ты должна убить его, чтобы стать победителем. Чтобы заслужить право убивать диких грууков и построить свой собственный шатер. Затем ты должна отрубить ему голову.

Я не утруждаю себя объяснениями, что мне неинтересно убивать диких грууков и строить палатку. Как только я убью Хока, я вернусь по тропинке обратно к реке, а затем пойду вдоль нее, пока она не замерзнет и не упрется в стену. Если Судьбоносец попытается меня остановить… что ж.

Надеюсь, до этого не дойдет. Я люблю животных и мне ненавистна мысль об их убийстве.

― Я уже отрезала головы мужчинам, ― бормочу я сквозь сжатые губы. Хотя, очевидно, недостаточно, учитывая, насколько я абсолютно, без сомнения, на все сто процентов проклята. ― Сейчас все будет так же.

Наступает напряженное молчание, пока Саиза продолжает готовить меня к предстоящей битве ― она снимает с меня медное ожерелье и откладывает в сторону. Под неумолкающие звуки гонга мои волосы расчесывают, затем заплетают в косу, которая спускается почти до бедер, и перевязывают бечевкой.

Когда я полностью готова, я бросаю взгляд на судьбоносца, который снова материализуется и открывает глаза, чтобы посмотреть на меня.

Его узкие зрачки расширяются, когда я выдерживаю его свирепый, напряженный взгляд.

― Не пытайся меня остановить.

В ответ я получаю лишь щелчок хвостом, как бы говорящий:

― Проваливай. Возвращайся на арену, где тебе самое место. Делай свою работу.

Я ощетиниваюсь, и все собравшиеся, кажется, задерживают дыхание, когда я вздергиваю подбородок и выхожу из тени, не желая больше обращать внимания на зверя. Ни капли.

Он не остановит меня. Я знаю, что не остановит. Я должна была догадаться, что именно этого он и хотел ― моего возвращения в боевой круг, чтобы я пролила кровь.

Возможно, Судьбе ― кем бы она ни была ― зачем-то понадобилось убрать Хока и Зарана, и судьбоносец привел меня сюда, чтобы сделать это. Какова не была бы цель, трудно отделаться от ощущения, что меня снова используют.

Я уже должна была привыкнуть к этому.

Я подхожу к стойке с оружием, снимаю с крюков несколько предметов, которые, как я быстро обнаруживаю, слишком тяжелые или слишком широкие, чтобы мои пальцы могли надежно обхватить их. Я беру небольшой железный топор с кожаной рукоятью, который удобно лежит в ладони, и перекидываю его из руки в руку, прежде чем срезать с его помощью лишнюю ткань со своего наряда, чтобы она не мешала мне.

Отдав ветру испачканный кровью клочок шелка, я выхожу на арену и начинаю медленно описывать круг по внешнему периметру, не сводя глаз с Хока. Он сменил свою шипастую дубинку на гладкую, не желая уродовать меня в попытках заслужить «право» на связь со мной.

Вот такое дерьмо спангла.

Я поворачиваю шею из стороны в сторону, успокаивая дыхание, пока оно не становится глубоким и медленным.

Размеренным.

Жду, когда он сделает первый шаг.

Хок качает головой, бормоча что-то себе под нос, а затем его лицо искажается от оглушительного рева. Он делает выпад, взметая песок, и несется по арене, как атакующий зверь.

Я жду, пока он не окажется так близко, что я смогу почувствовать вибрацию его шагов. Я вижу оранжевые всполохи в его ярко-желтых глазах.

Я делаю шаг в сторону, отклоняясь верхней частью тела от его занесенной булавы под общий вздох толпы. Затем разворачиваюсь и наношу удар топором.

Брызжет кровь, мое оружие рассекает кожу и плоть, задевает кость, вспарывает боковую часть его живота. Не достаточно глубоко, чтобы убить, понимаю я и отскакиваю назад, не отрывая взгляда от своего рычащего противника и набирая в кулак горсть песка.

Хок прижимает руку к ране, осматривая пятно крови, покрывающее его ладонь, и в его глазах отражается неподдельный шок, за которым следует вспышка ярости, достаточно сильная, чтобы обжечь кожу.

Мне доводилось видеть, как мужчины смотрят на меня подобным образом, прямо перед тем, как я пронзала их сердца.

Взгляд уязвленной гордости.

Я не даю ему времени справиться с эмоциями и бросаюсь на него, петляя вправо-влево. Привлекаю его внимание к своим ногам, надеясь, что он будет следить за направлением моего следующего движения, а не за тем, что делают мои руки.

Легким движением руки я бросаю в воздух песок, и Клод, подняв порыв ветра, швыряет ему в глаза ― помогая мне по собственной воле.

Хок рычит.

Я улыбаюсь.

Я тоже люблю тебя, Клод!

Скучаю по тебе!

Пока Хок хлопает глазами, я прыгаю ему на спину, обхватываю рукой за горло и только собираюсь полоснуть топором по яремной вене, как он хватает меня за руку и падает вперед.

Я чувствую, как мой топор соприкасается с песком, когда я проношусь по воздуху, и готовлюсь к удару, чтобы упав, тут же откатиться в сторону. Мне едва удается избежать слепого взмаха его булавы, которая бьет по земле у меня за спиной.

Я вскакиваю на ноги и смотрю, как он отползает назад, зажимая неглубокий порез на шее.

Проклятье.

Он с ненавистью смотрит на меня налитыми кровью глазами, выкрикивая злобные слова и тянется к карману своих штанов. Наверное, хочет проверить, целы ли его яйца.

Не желая давать ему слишком много времени на подготовку новой атаки, я снова бросаюсь на него, уклоняясь вправо и влево, и успеваю достаточно приблизиться, когда он высвобождает руку.

Я слишком поздно замечаю тонкую золотистую ленту, свисающую с его пальцев, и уже бросаюсь всем телом в его направлении, взмахивая топором, когда он выбрасывает руку вперед. Маленькая шипящая змея проносится между нами по воздуху, оскалив пасть.

Клыки обнажены.

Мое оружие рассекает бедро Хока в тот самый момент, когда змея кусает меня в грудь.

Я перекатываюсь, кувыркаясь по земле, снова вскакиваю на ноги и отступаю назад. Смотрю, как маленькая змейка извивается на песке, практически сливаясь с песчинками.