По следам обречённых душ (СИ) - "CathrineWynnight"

— Глорас… он тоже должен знать… и капитаны, им нужно услышать обо всём. — Он выглядел, как завербованный. Большие, почти стеклянные, болотные глаза, метались до одури быстро. — Тенадасеры… они хотят свитки… и уничтожить…

— Сэлд, дыши! — Эпкальм подскочил к нему и положил руку ему на плечо, пока второй, которую Рафспит по-прежнему сжимал, перехватил в «братское рукопожатие»¹.

Потянувшись к миниатюрному воксиксу, лидер не переставал наблюдать за товарищем, который прижимал ладонь к груди.

— Глорас, Сэлд очнулся, он хочет, чтобы ты и капитаны услышали что-то! — Снова окинул взглядом друга. — Нужна медитрия! Глорас, ты слышишь?

На том конце оказалось тихо, никто не отвечал, поэтому Аноильтенс повторил ещё несколько раз.

— Мы уже идём, — отозвался наконец глава Вэдпрум, явно мчащийся по коридору.

Эпкальм просидел с Сэлдом ещё какое-то время, пока дверь в комнату не распахнулась и не влетела медитрия в сопровождении Глораса и трёх капитанов.

На вид самым неприятным всегда казался старичок со сморщенным от старости лицом и складками на лбу, что походили на гармошку — Эдма́нфер Консэ́дий. Аноильтенс и Рафспит, будучи гораздо младше, любили посмеяться втихушку со сварливого и неуклюжего, как медведь, мужчины, которому удалось прожить столько лет. Глядя на него каждый раз, в голове лидера возникал образ гриба с большим пузом, а маленькие выцветшие серо-голубые глазки, утопающие под густыми и лохматыми бровями, сверкали точно маленькие жучки, расположившиеся на шляпке. Что выглядело ещё забавнее, так это его привычка проводить по залысине с таким видом, будто у него роскошная шевелюра, прямо как у одного из капитанов. Раньше он мог смачно причмокнуть, делая подобный жест, но после частых смешков, он то ли смутился, то ли обиделся и перестал так делать. О своём злопамятстве мужчина говорил так: «Я просто долго помню».

— Сэлд! — взволнованно воскликнула Скафия, подбегая к сопротивленцу. Тучная женщина, посмотрела на подопечного, охваченного панической атакой, что-то быстро вколола ему. — Подними голову и дыши вместе со мной, давай, всё хорошо.

Проделывая это упражнение несколько минут, Рафспит таки сумел унять приступ и качнул головой, бросив взгляд на вошедших. По его лицу шустро стекали капли пота, опадающие на тонкое одеяло.

— Навёл же ты паники, негодник! — Голос капитана На́рция, уже по обыкновению, издавал некое благоухание и нотки пафоса. — Позвал всех нас, чтобы мы увидели момент твоего пробуждения?

Глорас недовольно выдохнул, бросив взгляд на коллегу, который как обычно вёл себя через чур напыщенно и театрально.

— Кровь от мозга отлила из-за всех приблуд для ухода за жопой? — высказался третий капитан — Бо́нстек Па́вас. Едко усмехнувшись, он скрестил руки. — То-то она своей краснотой портки твои подсвечивает.

— Тебе бы вообще не помешало мыться, уверен мой зад чище, чем ты весь, — огрызнулся в ответ На́рций, что порой уж слишком щепетильно подходил к уходу за собой.

Эпкальм посмотрел в сторону вновь ссорящихся капитанов.

Уж кто-кто, а эта парочка ругается при любом удобном случае, точно кошка с собакой. Хотя оно и неудивительно, ведь эти двое разительно отличаются друг от друга. Вечно ухоженный Нарций Рела́спарбас, точно издающий благовония всеми клеточками тела и грубый, а-ля настоящий, брутальный мужик — Бонстек, с короткой бородой и совершенно противоположными «ароматами», частенько разводят распри о внешнем виде друг друга.

Если Паваса раздражали самолюбие и чрезмерная ухоженность Нарция, то второго вводили в бешенство неряшливость и грубость товарища. Ещё одним их различием являлись волосы. Если «сияющий» капитан имел завидную светлую шевелюру, переливающуюся на свету, то у вечно противоположного «грубияна» — волосы коротко острижены, как говорит сам капитан: «Мужчинам изящества ни к чему».

Что делало Нарция мужественным, хотя бы от части, так это его слегка горбатый нос, продолговатые несколько шрамов на шее, оставленные тебрарумом и некоторая мускулистость, которая, однако, не шла ни в какие сравнения с вечным соперником. Чем он мог похвастаться, помимо волос, так это кожей и выразительными, цвета спелого зелёного яблока, глазами.

«Лишь бы глотки драть друг на друга», — с отвращением подумал Эпкальм, продолжая стискивать руку друга в своей.

— Прекратите этот балаган! — проскрежетал Глорас убийственно тихо, пока медитрия смотрела на капитанов с молчаливым осуждением.

Бонстек принял свою суровую позу, скрещивая руки, исполосанные множеством шрамов и расслабил лицо, отчего ещё один шрам, рассекающий бровь, стал гораздо чётче виден на лице с грубыми чертами. Сверкнув недобро тёмно-карими глазами на Нарция, он замолчал, после чего обратил взгляд к Сэлду.

— Закончили, наконец? — строго заговорила медитрия, не отводя взгляда от сопротивленца, чьё дыхание начало постепенно выравниваться. — Нашли, где сцепляться. Ещё хоть раз оскалитесь друг на друга в этой комнате, и моя рука с сильнодействующими слабительными дрогнет над вашими тарелками или кружками. И уж тогда из туалетов несколько дней не вылезете!

Капитаны напряглись, могло даже показаться, что они вжали головы в плечи, но таки окончательно затихли, не осмелившись больше даже посмотреть в сторону друг друга.

— Сэлд, как ты себя чувствуешь? — смягчился Глорас, сделал шаг вперёд.

В глазах главы читалось беспокойство. Что Эпкальм не терпел в характере Вэдпрума, так это некой смиренности; ведь когда он к чему-то привыкал, то переставал бороться с проблемой. Это касалось в основном небольших размолвок, на которые время он старался не тратить, так произошло и с двумя конфликтными капитанами, которых обычно разнимал либо Эдманфер, либо Гловиль или на худой конец Скафия.

Сэлд упёр руку в лоб, после уставился в одеяло всё тем же безумным и измученным взглядом, при этом не выпуская руки Эпкальма, наоборот, продолжал цепляться за неё всё крепче.

— Сейчас не об этом, — наконец, заговорил сопротивленец. — Я узнал планы тенадасеров.

После его слов все в комнате напряглись и насторожились сильнее прежнего. Казалось, что даже залетающий в открытое окно ветер замер, перестав качать занавеску. Сам Рафспит едва подрагивал, потирая ладонью лоб.

— Они собирают свитки Кэтсий, чтобы с их помощью дать тебрарумам невероятную и разрушающую силу. Насколько я понял, у них уже есть три свитка. Они начали их собирать больше двадцати лет назад. — Дрожь закрадывалась в его голос, но Эпкальм хорошо видел, как тот борется со слабостью, как старается оставаться сильным.

В этот миг он увидел в нём самого себя в те дни, когда думал, что по его вине погиб товарищ. Увереннее обхватив руку Сэлда, он постарался жестом дать ему твердости и поддержки. И это сработало.

— Матерь Девы, — вымолвил Эдманфер, широко распахнув маленькие водянистые глазки и вскинув лохматые брови.

— Так, они пытались выкрасть свиток Кэтсии из академии, — заключил Глорас, сверля глазами пространство внизу.

— Но для чего тогда тебрарумам нужна разрушительная мощь такой силы? — вопросил Бонстек и глянул на Сэлда, точно на нём вот-вот должен появиться ответ на вопрос.

— Разве не очевидно? Мы все в курсе, что Итенедонимус надеется вернуть тёмные времена, чтобы властвовать не только над людьми, но и всеми землями. Он хочет уничтожения всех устоев, разве не это его цель? — Нарций перевёл взгляд на Бонстека, который так же погряз в раздумьях.

— Эту сказку распространяют все, кому не лень. Никто точно не знает, чего на самом деле добивается Итенедонимус, — фыркнул Бонстек. — Власть, наверняка, не единственное, чего он желает.

— Это ещё не всё, — поторопился добавить Рафспит, под глазами которого отражались тёмные круги. Все тотчас замерли в напряжённом ожидании. Чудилось, что напряглись даже стены. — Я не понял точно, как и откуда они собираются брать силу Кэтсий и вживлять тебрарумам, но ясно, что тенадасеры нацелены на завесу мертвецов. Инристай велум² — вот их цель.