Перебежчик (ЛП) - Андрижески Дж. С.

Он не додумался спросить её об этом за то короткое время, что они провели вместе во Вьетнаме, но знал, что она существенно старше его.

Теперь он гадал — может, она старше Даледжема.

Может, она даже старше Балидора.

Ревику всегда было сложнее определять возраст женщин-видящих по сравнению с мужчинами-видящими. Путём проб и ошибок он научился вообще не гадать.

Даледжем усмехнулся, явно услышав его.

Когда Ревик глянул на другого мужчину, Даледжем улыбнулся и наклонился, целуя его в губы, после чего сел на камень возле хижины и сложил руки.

Ревик наблюдал, как он садится, затем опять настороженно покосился на местных людей.

Похоже, они определённо оберегали её, Кали.

Будучи посредницей, она наверняка обладала способностью создавать и культивировать союзы, отличавшиеся от доступного более обыденным видящим. И всё же эта излишнее желание оберегать вызывало в его разуме вопросы.

Они знали что-то про мифы? У них имелось некое понимание, что этот ребёнок важен, не говоря уж о самой Кали? Они каким-то образом воспринимали Кали как одну из них?

Пока Барьерный щит так сильно окружал света людей, невозможно было сказать наверняка. Ревик улавливал их желание защищать, но на этом всё. Это он мог почувствовать безо всякой двойственности.

Они настороженно косились на Ревика и Даледжема.

Страх, который улавливал Ревик, был определённо страхом за Кали и её дитя, а не за них самих или их деревню в целом.

На Ревика они пялились ещё больше, чем на Даледжема. Это тоже вызывало у него вопросы. Может, им просто казалось, что он выглядел более похожим на человека. Многие видящие (да и люди тоже) поражались тому, как его внешность объединяла в себе обе расы. А ещё они находились недостаточно близко, чтобы разглядеть, что его глаза были прозрачными, а не серыми или голубыми.

Для них он наверняка выглядел светлоглазым человеком, пусть и высоким.

Осознав, что снова пялится, и это вовсе не вызывает их расположение, Ревик перевёл взгляд на длинную хижину с крышей из пальмовой соломы.

Большая часть постройки была открытой, чтобы пропускать налетавший ветерок.

Однако в центре они создали приватный сегмент, так что даже своими глазами видящего с военной выучкой Ревик мало что видел в тенистом жилище.

Обзор полностью отрезался, кажется, занавесками из органики и ткани, которые свисали со стропил внутри самой постройки. Он видел тыквенные бутылки под потолком, циновки на полу, плетёную траву и пальмовые листья, отличавшиеся от органических и полуорганических тканей, которые Адипан использовал в своих палатках.

Он продолжал осматриваться, чувствуя, как его свет мечется быстрыми сканами, и тут Даледжем снова обнял его одной рукой, успокаивая своим светом.

«Они сейчас придут за тобой, брат, — мягко послал он. — Она просит о тебе. Но она хочет, чтобы мы зашли по отдельности».

«По отдельности?» — послал Ревик, напрягшись.

«По одному за раз, — пояснил Даледжем. Его ладони продолжали массировать спину Ревика, и Ревик сам почти не замечал, что он делает это. — Успокойся, брат. Её муж там. И ребёнок тоже. Ты не будешь с ней один».

Ревик ощутил, как его раздражение возвращается, но Даледжем послал ему больше тепла.

«Это было не обвинение. Успокойся. В любом случае, ты реагируешь не на то, на что думаешь. По крайней мере, насколько я могу сказать».

«В смысле?» — спросил Ревик, глядя на него.

«В смысле я думаю, что Кали наверняка была права», — загадочно послал Даледжем, всё ещё своим светом нежно ощупывая Ревика.

Чувствуя, что Ревик собирается спросить, он ответил первым.

«Во Вьетнаме, — пояснил он. — Насчёт того, что ты реагируешь больше на её дочь, чем на неё. Мост. Думаю, в этот раз проблема тоже не в Кали».

Ревик почувствовал, как его челюсти сжались.

Но он не ответил.

В любом случае, у него не было времени.

У входа в хижину появился один из местных людей, который показал прямо на лицо Ревика. Ревик осознал, что уставился на ярко-оранжевую краску на лице мужчины, а также пирсинги и татуировки на лице и ушах.

Мужчина снова показал на него, резко говоря что-то на своём языке.

Ревик не пытался прочесть его, чтобы узнать детали.

В любом случае, посыл был довольно ясен.

Кивнув, затем подняв руки в примирительном жесте, Ревик двинулся к входу в хижину… но Даледжем схватил его и притянул к себе прежде, чем он ушёл далеко. Ревик только развернулся, а видящий уже целовал его, вкладывал свет в свой язык и ладони, сжимал руки Ревика.

Даледжем так интенсивно и собственнически вплетал свой свет в Ревика, что Ревик издал удивлённый звук, затем мгновенно затвердел.

Он поцеловал другого видящего в ответ, теряясь в его свете, затем отстранился, когда человеческий мужчина на пороге заорал на него.

Когда Ревик оборвал поцелуй и обернулся, человеческий мужчина заорал громче, резко жестикулируя из тёмного проёма между двумя деревянными шестами. Когда Ревик так и не пошевелился, человек топнул босой ногой.

Чувствуя на себе больше взглядов, Ревик покосился на костёр и сделал шаг в сторону от Даледжема. Затем увидел, как сидевшие там человеческие женщины уставились на них двоих, широко раскрыв глаза на тёмных лицах, будто он только что превратился в призрака.

Это он тоже не стал выпытывать.

«Возвращайся ко мне, брат», — мягко послал ему Даледжем.

Глянув на него, Ревик кивнул и слегка сглотнул, отпуская его руку.

Затем, ожесточив свой свет против любых внешних отпечатков, он последовал за разрисованным человеком во тьму хижины с пальмовой крышей.

Человек отодвинул занавеску и толкнул Ревика в проём прежде, чем Ревик уложил у себя в голове факт входа.

Он осознал, что стоит прямо за дверью в тепло освещённом пространстве, большая часть которого занята западной с виду кроватью.

Темноволосая женщина сидела на толстом матрасе в окружении подушек, прислоняясь к деревянному изголовью. Сам матрас, похоже, покоился на корпусе, сделанном из той же древесины, что и сама хижина.

Матрас, возможно, состоял из ткани, набитой пальмовыми листьями, или же видящие привезли его с собой из Соединённых Штатов, но он выглядел удобным.

На матрасе рядом с темноволосой женщиной лежал растянувшийся мужчина, смотревший на маленький свёрток в одеяле, который лежал между ними.

Ревик осознал, что это, должно быть, младенец.

Он избегал смотреть на кого-либо из троих в упор, особенно на Кали.

Вместо этого он поднял взгляд вверх, на сетку, окружавшую их маленький анклав, видя, как человеческие ткани сочетаются с органическими материями, которые не пропускали насекомых и хотя бы часть жара и влажности. Он глазами отслеживал конструкцию, подмечая, где с прутьев свисает изменяющаяся органическая ткань, создающая импровизированную крышу, будто они построили полноценную палатку внутри хижины.

Тут определённо было прохладнее.

Должно быть, ткань обладала свойствами, с которыми он не был знаком.

Кто-то повесил над кроватью что-то вроде туземных религиозных тотемов, а также христианский крест, нечто деревянное и старое с виду.

Над всеми этими вещами, затмевая их своими размерами, висело традиционное для видящих изображение меча и солнца в серебряном и золотом цвете.

Более местные с виду тотемы наводили на мысли о защите, так что наверняка должны были отпугивать злых духов. Ревик мельком изучил их своими глазами и светом, затем ощутил рябь веселья с кровати, от присутствия, которое должно быть Кали.

— Ты вообще планируешь признавать моё присутствие? — поинтересовалась она, забавляясь.

Почувствовав на себе теперь уже два взгляда, Ревик напрягся, и к лицу прилило тепло, несмотря на прохладный воздух внутри палатки.