Мари Руткоски - Проклятье Победителя (ЛП)
— Прямо сейчас?
— Да.
— Может быть, мне следует сначала спросить Плута?
— Нет. — Арин потер лоб, ощущая приступ усталости оттого, насколько осторожно ему приходилось обхаживать Плута. — Просто отправляйтесь.
Тринн взял свой отряд и уехал.
Когда Арин на следующий день увидел Плута, тот ни словом не обмолвился об обойденном приказе. Он вел себя жизнерадостно и предложил Арину навестить «валорианский скот», как он называл захваченных во время битвы пленных.
— Проверь, устраивают ли тебя условия, в которых их держат, — сказал Плут. — Почему бы тебе не сделать это завтра в полдень?
Плут уже некоторое время ни о чем не просил Арина, поэтому это поручение тот принял за хороший знак.
*
Он взял с собой Сарсин, которая обладала организаторским талантом и уже превратила губернаторский дворец в нечто напоминающее надлежащий госпиталь. Арин надеялся, что его кузина сможет придумать, как поступить с возможным переполнением тюрьмы.
Вот только переполнение больше не представляло проблему.
Пол тюрьмы был влажным от крови. В камерах мешками лежали тела. Все валорианские солдаты были убиты — застрелены сквозь прутья решеток или заколоты копьями во сне.
Живот Арина свело. Он услышал, как Сарсин ахнула. Сапогами он стоял в темной луже крови.
Не всех пленников убили. Те, кого захватили в ночь начала революции, были по-прежнему живы и в ужасе смотрели на Арина. Они молчали… Возможно, боялись, что пришел их черед. Но один из них подошел к тюремной решетке. Он был хорошо сложен, обладал приятным лицом и изящностью движений, которую Арин ненавидел. Которой завидовал.
Ронан не заговорил. Ему не нужно было. Резкое выражение его лица было хуже слов. Оно обвиняло Арина. Называло его животным, гниющим в крови.
Арин отвернулся. Он решительно прошел по длинному коридору, пытаясь отогнать ощущение того, будто пытается скрыться, и встал перед женщиной, караулящей заключенных.
— Что произошло? — требовательно спросил он, хотя и знал ответ.
— Приказ, — ответила женщина.
— Плута?
— Разумеется. — Она пожала плечами. — Он сказал, это давно пора было сделать.
— И вы не подумали, что это неправильно? Убивать всех этих людей?
— У нас был приказ, — произнес другой стражник. — Это были валорианцы.
— Вы превратили тюрьму в скотобойню!
Один из геранцев кашлянул и сплюнул.
— Плут предупреждал, что ты так заведешься.
Сарсин схватила Арина за локоть и потянула его прочь из тюрьмы, пока он не наделал глупостей.
Моргнув, Арин поднял взгляд на стальное небо. Он глубоко вдыхал свежий воздух.
— Плут представляет собой проблему, — сказала Сарсин.
«Дыши», — приказал себе Арин.
Сарсин выкручивала свои пальцы, а затем быстро произнесла:
— Есть кое-что, о чем мне следовало рассказать тебе раньше.
Арин посмотрел на нее.
— Плут ненавидит Кестрел, — сказала Сарсин.
— Разумеется, ненавидит. Она — дочь генерала.
— Нет, дело не только в этом. Это ненависть тот, кто не может добиться желаемого.
Сарсин объяснила, чего именно, по ее мнению, хотел Плут.
Это взбесило Арина. Слова Сарсин кипели внутри него смесью ярости и отвращения. Он не замечал. Не понимал. Почему он только сейчас узнал, что Плут стремился остаться с Кестрел наедине и подобным образом?
Арин поднял руку, чтобы прервать Сарсин, потому что по пятам за предыдущей мыслью пришла другая, еще более худшая.
Что, если Плут планировал, чтобы резня в тюрьме стала чем-то большим, нежели демонстрацией превосходства его власти над властью Арина?
Что, если это был отвлекающий маневр?
***
Прислонившись лбом к окну своей гостиной, Кестрел смотрела на пустой двор внизу. Она пыталась заставить холодное стекло заморозить ее разум, потому что не в состоянии была выносить свои мысли и бессилие. Почему она до сих пор в плену?
Она проклинала себя и вдруг почувствовала, как по ее шее скользнула чья-то рука.
Ее тело отреагировало раньше сознания. Кестрел впечатала каблук в подъем ступни мужчины, ударила локтем в точку под его ребрами, скользнула под его толстую руку…
…и была поймана за волосы. Плут притянул ее к себе. Он использовал массу своего тела, чтобы оттолкнуть ее от окна и прижать к стене.
Его рука легла поверх ее рта. Кестрел вывернула голову на бок. Большой палец Плута впился в ее подбородок, и мужчина рывком повернул ее лицо к себе.
Другая его рука поймала ее пальцы и крепко сжала.
— Не сопротивляйся, — сказал он. — Гибкое нельзя сломать.
Глава 36
Он попытался стянуть ее на пол. Кестрел вырвала руку и ударила ребром ладони по его переносице. Она услышала хруст, и на ее пальцы брызнула кровь.
Плут крякнул и охнул. Его ладони поднялись к сломанному носу, приглушая звуки, зажимая кровь.
Отпуская Кестрел.
Она оттолкнула его. «Нож», — думала она. Ее самодельный нож из керамического черепка, спрятанный среди плюща. У нее есть оружие, она не беззащитна, этого не произойдет, она не…
Плут ударил ее по лицу.
Кестрел сбило с ног. Она лежала на полу, прижимаясь щекой к ковру, моргая при виде плетеных узоров. Кестрел заставила себя встать. Ее снова толкнули на пол. Она услышала, как из ножен вышел кинжал, как Плут говорит вещи, которые она отказывалась понимать.
А затем раздался грохот.
Кестрел не пыталась осознать, что это за звук, она не могла даже дышать, прижатая весом Плута. Но внезапно он вскарабкался на ноги. Он больше на нее не смотрел.
Он уставился на Арина, который ворвался в дверь.
С поднятым мечом Арин вошел в комнату. Его лицо было так бледно и напряжено, что казалось, будто он состоит только из кости и гнева.
— Арин, — успокаивающе произнес Плут. — Ты все неправильно понял.
Арин замахнулся, и его клинок снес бы голову Плута с плеч, если бы тот не наклонился. Плут начал говорить так, будто они поспорили из-за игры, правила которой были забыты. Он говорил, что это нечестно, раз оружие Арина больше размером, что старые друзья не должны сражаться. Что валорианская девчонка сама напала на него.
— Посмотри на мое лицо, — сказал Плут. — Просто посмотри, что она со мной сделала.
Арин вонзил свой меч в грудь Плута. Раздался скрежет металла по кости. Звуки удушья, поток крови. Меч Арина вошел по самую рукоять. Острие торчало из спины Плута, и мужчина осел и сложился пополам, заливая Арина красным, но лицо того не изменилось. Оно выражало лишь суровость и смерть.
