Эйвери Уильямс - Невозможное завтра
Она смеется, поворачивая туловище и вытянутую руку к Ною, направляя на его пистолет.
– Во-первых, меня зовут не Мэдисон.
О Боже. Моя кровь застывает, тело покрывается холодным потом.
– О чем ты говоришь? – спрашивает Ной. – Пожалуйста, опусти оружие, и мы сможем поговорить.
– Да ни за что, – говорит она. Я все еще думаю о ней как «она», хотя знаю, кто это на самом деле. Я просчитываю расстояние между нами и лестницей. Футов двадцать, наверное. Она стоит на расстояние примерно вдвое больше от вершины холма. Мы сумели бы сделать это, если бы побежали, быстро. Движущуюся цель поразить труднее.
Но если мы попытаемся, кого-нибудь могут подстрелить. Я смотрю на Ноя, Шарлотту, Себастьяна. Я не могу. Не могу рисковать, что их ранят.
Сверху слышу скрежет и поворачиваю голову на звук. Ребекка проскальзывает в дверь и спешит по деревянной дорожке. Даже отсюда мне видно, что у нее в руке нож.
– Оставайся на месте, Амелия, – говорит Мэдисон. В моей голове начинают крутиться колесики.
– Черт, – шепчет Себастьян.
Мы в ловушке. Если Ребекка – это Амелия, значит, я права, что Мэдисон – это...
– Кир, – спокойно отвечает Амелия. – Просто отпусти их. Как мы и обсуждали.
Я поворачиваю голову к Мэдисон – к Киру.
– Это был ты? – спрашиваю его, уже зная ответ. – Все это время?
Он улыбается.
– Конечно, я. Лишь сожалею, что ты не смогла понять этого раньше. До этого.
Справа от себя я слышу звук обуви по асфальту. Кир слышит его в тот же миг и разворачивается, направляя пистолет на Себастьяна, который, скользя, останавливается.
– Не геройствуй, Себастьян, – со вздохом говорит Кир. – Я не хочу тебя убивать.
– Кто-нибудь объяснит мне, что вообще происходит? – требует Ной. – Мэдисон, зачем ты это делаешь?
– В последний чертов раз, я не Мэдисон! – Лицо Кира перекосила ярость.
– Это Кир, – печально говорю я. Кир одобрительно кивает, словно я его способная ученица.
– Вы, ребята, разыгрываете меня, да? – Лицо Ноя блестит от пота, или тумана, или и того и другого.
– Он немного тормознутый, не так ли, Сера? – Кир пистолетом указывает на Ноя. – Я удивлен, что ты не сказала ему правды о себе. О нас. Но опять же, для этого нужна смелость. Которой у тебя, понятное дело, нет.
Гнев поднимается во мне, сметая все на своем пути.
– Я же сбежала от тебя?
– Побег – акт трусости. – Кир выплевывает слова. – И ты даже не смогла сделать все правильно. Если бы ты действительно не хотела быть найденной, ты бы избавилась от того тела и заняла другое. Ты бы сбежала из страны.
Все внимательно смотрят на нас, слушая. Даже Ной, который, кажется, временно признал, что мир обезумел, что его друзья сошли с ума.
– О, значит я трусиха? Просто потому, что отказываюсь быть убийцей? Просто потому, что не хочу прерывать человеческие жизни ради собственного блага? – Мой тон опасно приближается к истерике. – Ты убил Эли. Ты убил Мэдисон. Ты чудовище.
– А ты убила Джареда, – отмечает он.
– Потому что он собирался убить меня.
– Большая разница, – заявляет Кир. – И вообще я сомневаюсь, что Джаред убил бы тебя. Если бы я узнал, что он пытается найти тебя, – он делает паузу, заметно раздраженный, и мне становится интересно, рассорились ли Джаред и Кир, – я бы приказал ему вернуть тебя ко мне. Туда, чему ты принадлежишь, мог бы я добавить.
– Я не принадлежу тебе, – яростно говорю я. – Ненавижу тебя.
Кир встречается со мной взглядом, мягко посмеивается.
– Нет, не ненавидишь, Сера. Если бы ты ненавидела меня так сильно, как притворяешься, то ты бы ушла – по-настоящему. Оставила бы тело Кайли и растворилась в воздухе. Ты пытаешься действовать, словно ты выше этого, но мы одинаковые. Мы убийцы. Настоящая причина тому, что ты осталась в Беркли, – глубоко внутри ты хотела, чтобы я нашел тебя. Я знаю тебя лучше тебя самой. Так было всегда.
Я смотрю на Шарлотту и Себастьяна. Взгляд зеленых глаз Шарлотты, наполненный беспомощностью, встречается с моим. Но Себастьян не отворачивается от Кира. Он наблюдает, понимаю я, ожидает возможности.
Кир улыбается.
– Я прав, и тебе это известно. Ты любишь меня.
Ной вздрагивает. Этот небольшой жест расстраивает меня.
– Кир, я не люблю тебя больше. Давным-давно, да. Но этого чувства нет уже сотни лет.
Амелия вмешивается с высоты тротуара.
– Кир... ты слышал ее. Она не любит тебя. Пошли. Ты обещал.
Кир качает головой.
– Не могу, – говорит он печально. – Ты же знаешь, я не могу. Она для меня все. Лучше смерть, чем жизнь без нее. Я люблю ее. Я всегда буду любить ее.
– Замолчи!
Я поднимаю взгляд на Амелию, услышав ее крик. Она засунула свой нож в складки винтажного платья от Диор, обе руки закрывают уши.
– Меня уже задолбало слушать о твоей идеальной Сере! Кто приехал с тобой в Беркли? Кто был здесь все время только ради тебя? Кто был преданным? Кто любит тебя? Не она! Это я!
Кир неловко елозит.
– Амелия, дорогая моя, я никогда не говорил, что твоя служба была недооценена. Ты была преданна. И эта преданность будет вознаграждена.
– Мне не нужно твое вознаграждение, как какая-то жалкая собака, которой бросили кость. Я хочу, чтобы ты любил меня. Это все, что я когда-либо хотела. – Ее голос надламывается. Она уже плачет, слезы мягко стекают по ее щекам подобно падающим звездам. Я почти жалею ее. – Ты сказал, что тебе просто нужно убедиться, что она любила тебя, – продолжает Амелия. – Если это не так, ты отпустил бы ее. Ты обещал.
Кир качает головой.
– Ты слышала только то, что хотела услышать.
– Чушь собачья. – И серебряной стрелой она скидывает туфли и изящно вскакивает на перила, цепляясь за них обученными ногами акробатки. Она достает из-за пояса нож, раскидывает руки для баланса.
– Спустись, Амелия. – Голос Кира настойчивый.
– Нет. – Она звучит как нетерпеливый ребенок. – Она должна уйти.
Амелия становится на колени, напрягает сильные мышцы ног и прыгает вверх, как гимнаст с бревна. Она крутится в воздухе, гибкая и изящная, направляясь прямо ко мне.
Я помню, когда впервые увидела ее представление в цирке, Кир сидел рядом со мной. Бруклин, 1933 год. Леди Амелия, птица без крыльев, как ее называли. Маленькая блондинка, воздушный акробат, бросающий вызов гравитации. Но я всегда думала о ней как о кошке – мурлыкающей, неразгадываемой. И она всегда приземлялась на ноги.
Как и сейчас.
Она размахивает ножом всего в нескольких шагах. Ной делает шаг, защищая меня. Уголком глаза я вижу красное пятно – Шарлотта торопится, чтобы сократить разрыв между нами.
