Татьяна Корсакова - Самая темная ночь
— А они?
— А они смеялись. Один из них ударил меня по лицу, сказал, что таких, как я, тоже нужно отстреливать, велел убираться. Знаешь, что я сделала? — Ксанка заглянула ему в глаза.
— Что?
— Я выбралась на берег, а потом растопила лед.
— Какой лед?
— Под ними. Я просто сильно-сильно захотела, чтобы эти гады провалились под лед. Есть такие желания, от которых становится больно вот здесь. — Она коснулась пальчиками его груди, в том месте, где билось сердце. — Лед начал плавиться на глазах, они ушли под воду, а я стояла и смотрела.
— Они утонули? — В том месте, которого касалась Ксанка, вдруг стало нестерпимо холодно.
— Нет, я позвала на помощь. Но ты не представляешь, как мне хотелось оставить их там, в воде! Я нелюдь, чудовище!
— Но ты ведь не оставила. — Дэн коснулся губами ее виска.
— Ты слишком добр ко мне. Ты и твои друзья. Я не привыкла к такому. Мои родители…
— Ты им рассказала?
— Нет, они узнали сами. Не так давно… Я провинилась, отец меня ударил. Он бил меня и раньше, но так сильно — никогда. Я не всегда могу это контролировать. Если мне угрожает опасность, я отвечаю…
— Что ты сделала?
— Почти то же самое, что с палкой. Я метнула в него ножом. То есть нож сам полетел. Он воткнулся отцу в руку. Было очень много крови…
— Поэтому ты здесь? Они боятся оставаться с тобой?
— Отец кричал, что я чокнутая психопатка, что у меня порченая кровь и мое место в психушке. Знаешь, он уже показывал меня психиатру, в прошлом году возил в НИИ психиатрии. Мне даже выставили какой-то диагноз, наверное, не слишком серьезный, если я до сих пор не в дурдоме. — Она невесело усмехнулась, а потом продолжила: — Мама отца как-то уговорила, предложила компромиссный вариант: они улетают за границу, я остаюсь жить у тетки.
Компромиссный вариант! Бросить дочку одну в такой сложной ситуации. Господи, что же у нее за родители?!
— Я почти научилась этим управлять. — Ксанка говорила очень тихо. — Если крепко-крепко зажмуриться, если читать про себя сто двадцать седьмой сонет Шекспира…
— Почему сто двадцать седьмой сонет? — Дэн улыбнулся.
— Не знаю. Просто он мне нравится. Я однажды попробовала, и у меня получилось.
— Тогда, на реке? Когда ты потеряла свой ключ?
— Да. Я боялась вам навредить. Вы нравились мне. Ты нравился…
— Ты мне тоже нравишься. Очень… — Он не кривил душой. Впервые в жизни девушка нравилась ему так сильно и так отчаянно, что перехватывало дыхание.
Она долго всматривалась в его лицо, а потом впилась в губы поцелуем, отчаянным, совсем не детским, совсем не целомудренным. И то, что они сделали потом, не являлось целомудренным, но было необходимо им, как воздух. Их взрослая жизнь родилась под сенью старого леса, на прохладной, присыпанной иглицей земле. Она была отчаянно восхитительной, с горько-соленым вкусом нежданного и запретного счастья. С дымными смерчами, развевающими Ксанкины волосы, с яркими вспышками радости от взаимного узнавания. Кто бы мог подумать, что так бывает…
…У калитки их ждал сюрприз. Вернее, сразу три сюрприза. Прямо на траве сидели Гальяно, Матвей и Туча, живые и, по всему видать, здоровые. Появление Дэна и Ксанки они встретили радостными воплями, даже Туча смущенно улыбался. Дэн почувствовал, как напряглась Ксанка, покрепче сжал ее руку. Эти ребята — его друзья, и они должны знать.
— Моцион совершали? — Гальяно вскочил на ноги, отвесил Ксанке поклон.
— Купаться ходили. — Дэн пожал протянутую руку, похлопал Матвея по плечу, улыбнулся Туче. — А вы, как я посмотрю, уже в строю!
— Банальное отравление! — усмехнулся Матвей. — Клизмы, капельницы, промывание желудка — и вот мы уже как новенькие! Соскучился, друг?
— Не то слово! — И снова Дэн не покривил душой, этим троим он был рад просто несказанно. — Суворова тоже отпустили?
— Задержали, — не без злорадства сказал Гальяно. — Наверное, больше всех слопал огурцов. Пару дней можем спать спокойно. А вы, я гляжу, подружились? — Он многозначительно улыбнулся.
— Даже больше, — сказал Дэн очень серьезно.
— Ага, значит, к четырем мушкетерам присоединилась Миледи!
— Лучше уж Констанция, — буркнул Туча. — Миледи — та еще стерва. — Он бросил быстрый взгляд на Ксанку и густо покраснел.
— А Констанцию убили, — хмыкнул Гальяно. — Кстати, вы снова попали в переделку? — Он внимательно всмотрелся в Ксанкино лицо. — Нашу прекрасную леди кто-то посмел обидеть?
— Леди сама кого хочешь обидит, — фыркнула Ксанка.
— Столкнулись у реки с бандерлогами.
— Во блин! — Гальяно хлопнул себя по коленкам. — И как?
— Как видишь, живы, но проблемы были.
— Не сомневаюсь, что проблемы были. Эти гады даже девушек бьют. — Гальяно бросил извиняющийся взгляд на Ксанку.
— А как они вообще оказались за территорией? — спросил Матвей.
— Это я им дал ключ! — Из-за старой липы выступил Василий. Вид у него был виноватый и решительный одновременно.
Туча
Почему-то Туча совсем не удивился тому, что сказал Василий. При его-то любви к деньгам сохранять верность одному клиенту!
— Продал ключ этим волчарам?! — Гальяно покачал головой. — Да ты Брут!
— Я не Брут! Они сказали, что только искупаются. Они мне две тысячи дали.
— Понимаю, две тысячи — это сила. — Гальяно сплюнул себе под ноги. — За две тысячи можно и сподличать!
— Ничего ты не понимаешь! — В голосе Василия слышались слезы. — Мне деньги до зарезу нужны! Если потребуется, я еще и не то сделаю!
— Бизнес планируешь начать? Бизнесмен хренов!
— Он не для себя, — сказала молчавшая до этого Ксанка. — Тебе деньги для мамы нужны? Для операции, да?
Василий ничего не ответил, лишь зло шмыгнул носом.
— Не понял, что за операция? — Гальяно переглянулся с Матвеем.
— На сердце, — заговорил наконец парнишка. — Ей врачи два месяца дают без операции. Операция дорогая, мы на нее уже пять лет с папкой деньги собираем. Думали, получится еще один кредит взять, но папке больше не дают. А она умирает! Понимаете?! Моя мамка умирает, а денег нет… — Он отвернулся, плечи его дрожали от едва сдерживаемых рыданий.
— Сколько? — спросил Туча. — Сколько вам не хватает?
— Очень много, — сказал Василий, не оборачиваясь. — Шесть тысяч. Долларов…
— Да, — Гальяно казался растерянным, — даже если мы все скинемся, то получатся слезы.
— Не надо скидываться, — сказал Туча. — Подождите, я сейчас.
Это место он помнил очень хорошо. Прикрытая ветками и мхом дыра в основании забора. В дыре как раз помещался перемотанный скотчем сверток.
