Юджиния Райли - Страсть и судьба
— Ты сказала, что нашла мои мемуары.
— Да, — кивнула она. — В библиотеке Меридиана.
— Они изданы?
— Да. Их издадут через пять лет.
— Невероятно. — Он помотал головой.
— Но это так. Ты не веришь?
Он подошел к ней. Лунный свет заливал его представительную фигуру и зажигал огоньки в глазах.
— Ты их прочла?
Она кивнула. Он отвернулся.
— Значит, ты все знаешь?
Сара встала, подошла к нему и положила руку ему на плечо.
— Думаю, что теперь я тебя поняла. — Почувствовав, как он напрягся, она продолжала: — Дэмьен, тебе не кажется, что нам нужно кое-что обсудить до того, как мы поженимся?
— Ты имеешь в виду Винси?
— Да.
— Это невозможно, — отрезал он.
— Но ведь со временем весь мир узнает о… — Он вздрогнул, и она попыталась зайти с другой стороны. — Расскажи, как ты писал их.
— Прости? — он поднял брови.
— Они написаны как дневник, да? Мне это показалось интересным ходом. Это придает тексту непосредственность. Ты вел дневник в то время, которое описываешь?
Поколебавшись, он кивнул.
— Я много лет делал записи, скорее наброски. После войны я стал отделывать текст — обогатил записи большим количеством деталей, потому что помнил все очень четко. Но там есть куски, которые я просто не могу себя заставить завершить.
Он стоял, ссутулившись, и сердце у нее защемило. Его терзания не оставили его, они всегда готовы проступить на поверхность, даже в короткие минуты радости. И все-таки изгнать демонов может только полная откровенность. Но какая уж тут откровенность, если он не может рассказать ей о своих самых глубоких горестях? И она спросила спокойным голосом:
— Те части, которые ты не можешь закончить, — это о Люси и о смерти Винси? Я не хочу сделать тебе больно, я говорю это потому, что кое-что поняла, побывав в настоящем. Ни Винси, ни Люси вовсе не хотели, чтобы ты так терзался.
Он схватил ее за плечо и яростно воскликнул:
— Откуда тебе известно, чего они хотели?
— Я просто поняла это… когда прочла…
Он резко прервал ее:
— Ты понимаешь, что я никогда не любил ее?
— Но ведь ты в этом не виноват.
Но он словно не слышал ее слов, потому что продолжал голосом, полным боли:
— Ты понимаешь, что Винси любил ее, и она любила его, а мне даже в голову не пришло…
Его голос прервался, руки опустились. Он удалялся от нее, загоняя свою боль внутрь.
— Не надо, не вини себя, — начала Сара умоляюще, — они оба совершенно не хотели этого. Ведь в воспоминаниях ты сам пишешь, что нашел женщину, которая исцелила тебя от всех горестей. Прошу тебя, пусть я буду этой женщиной. Ты должен научиться говорить о своем горе. Ты должен понять, как отпустить Винси.
— Я не могу, — ответил он сдавленным голосом. — О Боже! Это должен был быть я — в тот день, давным-давно.
И он ушел, а Сара осталась среди холодных теней.
В эту ночь она уснула с трудом. За окном выл ветер, и ей не хватало тепла Дэмьена. Помог ему этот спор? Или стало только хуже? В каком-то смысле он вылез из своей скорлупы, а потом опять спрятался в свое горе и отчаянье.
Сможет ли ее любовь исцелить его?
Когда она, наконец, погрузилась в беспокойный сон, впервые за долгое время она услышала пророческие слова: ЭЛИССА… ТРИ ДАРА… ЭЛИССА — ВОТ ОТВЕТ…
Дэмьен тоже плохо спал в эту ночь. Часть его души рвалась к Саре, чтобы обнять ее и приласкать, особенно после той мучительной сцены в салоне. Но он знал, что слишком погружен в свои страдания, чтобы принести ей какое-нибудь утешение. Кроме того, он хотел дождаться брачной ночи, чтобы эта ночь была необыкновенной.
Слава Богу, что Сара вернулась! Дни, проведенные без нее, были просто адом. И у них будет ребенок. Воистину это чудо.
И все-таки открытия, сделанные ею в XX веке, разбередили его рану. Она отыскала его воспоминания и прочла их! Немыслимо! И весь мир прочтет о его позоре и отчаянье, о тех сторонах его жизни, куда он не допускает никого, как в святилище.
Он вспомнил о словах, процитированных Сарой. Неужели он действительно когда-нибудь их напишет? И избавится от сознания своей вины? Способен ли он на это? И хочет ли этого? И будет ли Сара той, что поможет ему? Какая сумятица чувств!
Пока он уверен в одном: он хочет любить ее и их дитя. Ответы на остальные вопросы, вероятно, принесет будущее.
ГЛАВА 24
На другой день Сара почти не виделась с Дэмьеном. Поскольку священника ожидали назавтра Сара и Олимпия весь день шили платье. Они работали в комнатке рядом со спальней Сары. Молодая женщина обнаружила, что швейная машинка Олимпии мало походит на те машинки, к которым она привыкла, но все-таки с ней работа шла побыстрее — шить платье вручную казалось делом бесконечным.
Хотя Олимпия и продолжала обходиться с Сарой холодно, но волнения по поводу предстоящей свадьбы заразили и ее. Время от времени на ее губах появлялась улыбка. Не могла Олимпия устоять и перед чувством товарищества, возникшем за совместной работой. Сара посочувствовала старой деве, когда та дважды уколола один и тот же палец, прометывая петли, и обе они рассмеялись, когда Сара зашила шов налицо.
Кончили они почти в полночь. Когда подол был подшит, Сара еще раз примерила платье. Олимпия отступила и изучающе осмотрела невесту. Платье было очень простое, в стиле ампир, со скромным высоким воротником и длинными рукавами с кружевными манжетами. Мелкие жемчужинки на воротнике и манжетах придавали платью элегантность. Под грудью платье опоясывала широкая голубая лента, юбка падала до полу изящными складками.
— Ах, милочка, какая вы красивая невеста, — сказала Олимпия.
Сара сочла эти слова за первый шаг к примирению.
— Спасибо, — отозвалась она. — А я хочу сказать, что очень хорошо понимаю вашу тревогу за Дэмьена.
— Вот как, — лицо старой девы тут же превратилось в маску.
— Да. И я сделаю все, что в моих силах, чтобы ваш племянник был счастлив.
Олимпия отвернулась и стала собирать со швейного стола обрезки ткани.
— Не сомневаюсь, — пробормотала она.
Вошла Баптиста, неся поднос с чайником и чашками. Не взглянув на Сару, она обратилась к Олимпии:
— Мадам, я думать, вы хотеть чай перед сном.
— И в самом деле, — Олимпия с улыбкой повернулась к негритянке. — Поставь, пожалуйста, поднос на стол. — И когда та поставила поднос, добавила: — Правда, Сара очень хороша?
Баптиста посмотрела на Сару с едва прикрытой враждебностью.
— Да, мадам, — сказала она вежливо и вышла.
Когда Баптиста уже не могла слышать ее, Сара спросила:
