Ксюша Ангел - Пророчица (СИ)
Минуты ожидания показались часами, часы — вечностью. Широкие коридоры, закрытые двери операционной, красная лампочка. Казалось, она включилась у меня в мозгу.
Я стояла у окна и смотрела на зиму. Хмурый рассвет дополнял картину из мрачных предчувствий. Пошел снег, и я радовалась, так как снег был защитником Влада. Он придаст ему сил. Я верила в провидение. То, что суждено — случится.
Только живи…
Бледная, потерянная Рита сидела в кресле со сложенными на коленях руками. На лице — такое напряжение, что выть хочется. Нет, не стоит смотреть, а то сойду с ума!
Лара плакала на плече у Филиппа. Совершенно не похожая на себя — хрупкая, земная. Испуганная женщина. Наверное, все мы такие перед лицом смерти. Перед ней мы равны — и вожди хищных, и обычные люди. Перед маленьким кусочком металла, разрывающим внутренности, забирающим любимых…
Я долго не могла отмыть руки. Три раза мылила, смывала, терла мочалкой. Казалось, кровь въелась в поры, пахла обреченностью и болью. Его болью. Я ощущала ее физически. Из зеркала на меня смотрела тень, неузнаваемое лицо. Темные круги, серый цвет лица. Не я. Все это не со мной…
Я все еще чувствовала руки Влада у себя на плечах — испуг я уловила быстро, упала на землю. Если бы он не скомандовал, я могла быть мертва. Почему… зачем она сделала это?
Я вышла из туалета, прислонилась к стене в коридоре.
Мучительное, гадкое ожидание…
Операция закончилась ближе к обеду. Кирилл лично принимал участие. Вышел к нам — уставший, на лице — скорбь.
Сердце провалилось в темную яму, больно ударившись о глубокое дно. Я боялась слов — неважно, каких.
«Не смей говорить! — хотелось крикнуть. — Молчи!»
— В критическом состоянии, но стабилен…
Я не понимала, как сочетаются эти два понятия. Влад лежит там, при смерти, а я стою в коридоре. Растерянная. Глупо все. Я должна была сказать ему, должна была…
— К нему можно? — Голос будто из другого мира.
Лара прижала руки к груди, будто из нее могло выпрыгнуть сердце. Непривычно сутулые плечи, обреченность во взгляде.
Нет, не смейте его хоронить!
Кирилл кивнул, и я инстинктивно шагнула вперед. Безумно, до боли хотелось увидеть Влада. Держать за руку, говорить. Убедиться, что он жив. Стены давили, больничный запах угнетал. Вырваться отсюда, дышать, дышать… Если бы я могла бороться…
Лара преградила дорогу. Посмотрела так, будто пыталась прожечь во мне дыру. Волны злости я ощущала кожей, и показалось, она готова ударить.
— Убирайся! — выдохнула защитница. Фарфоровая кожа на щеках горела румянцем, в глазах — лихорадочный блеск. — Это все ты! Ты виновата!
Она почти кричала, Филипп подошел, обнял ее за плечи, стараясь увести в сторону.
— Пусти! — Лара вырвалась, не сводя с меня взгляда. — Если он умрет, ты будешь нести эту ношу до конца.
Я зажмурилась, сжала кулаки. Досчитала до десяти. Сознание словно отслоилось и плавало где‑то вдалеке. Нервная система дала сбой и отключилась. Когда я вновь открыла глаза, сомнений не было.
— Отойди! — спокойно сказала я, отодвинула защитницу в сторону и вошла в палату.
В послеоперационной пахло спиртом и хлоркой. Все неестественно чистое, пугающее стерильностью. Светло — зеленые простыни, капельница, аппарат искусственного поддержания жизни. Какие‑то непонятные цифры на дисплее.
— Он в коме. — Рука Кирилла легла на плечо, и я вздрогнула.
— Он будет жить?
Секундное молчание было ответом. Я знала, что он скажет.
— Мы надеемся на лучшее…
— Шансы?
— Поля!
— Ты же врач. Говорят, лучший хирург в городе. Так скажи мне! — Взгляд упал на мертвецки — бледное, умиротворенное лицо. Глаза закрыты, словно Влад просто спит. — Я должна знать…
— Не буду грузить тебя медицинскими терминами… — Кирилл замялся, затем обнял меня крепко. Я не помню, обнимались ли мы до этого… — Шансов мало.
И мне вновь надавили на плечи. Теперь уже беспомощность и осознание, что я не в силах ничего сделать, изменить. Только ждать. В медицине я мало понимала, но слышала, что чем дольше человек находится в коме, тем меньше шансов, что он очнется.
Словно прочтя мои мысли, Кирилл сказал:
— Хищные крепче людей. Не стоит терять надежду…
Прикосновение к теплой ладони. Тепло — это жизнь. Или полужизнь — ведь рука безвольная.
Только живи…
…Холодный декабрьский воздух отрезвил, заполнил легкие, проветрил изнутри. В ближайшем ларьке купила сигарет. Никогда еще так сильно не хотелось курить! На скамейке у клиники никто не сидел. Действительно, кому вздумается морозить задницу на холоде?
Мне было все равно. Трясущимися руками чиркнула зажигалкой, втянула сладкий дым. Голова тут же закружилась, охватила минутная эйфория и спокойствие. Мне это было необходимо — просто расслабиться. Не бояться. Пусть ненадолго…
Постоянно хотелось оглядываться. Все это время в больнице я словно ждала, что из‑за угла выскочит Юлиана и завершит начатое. Естественно, это было невозможно — ее задержали и допрашивали, но подсознание, как трусливый заяц, всюду видело засаду.
Голова постепенно прояснялась, хотя мысли все еще напоминали кисель. Глеб подошел, присел рядом. Странно, почему он все еще здесь? Ему бы радоваться — вот жизнь и отомстила тем, кто обидел. Теперь Влад при смерти, а Юлиана сядет надолго. Глеб же держался особняком, но не уходил. Хмурился, молчал, но терпеливо ждал вердикта врачей.
— Тебе нужно выспаться, — безэмоционально сказал он.
— Что ты здесь делаешь?
Меньше всего хотелось говорить с ним. Сегодня у нас разные чувства, мои он никогда не понимал…
— Ты не поможешь ему, если будешь тут сидеть.
— Ага, а если высплюсь — помогу! Глеб, тебе не все равно? Ты ненавидел его… их обоих. Считай, отомщен.
— Дура!
— Прекрати! — Я вскочила, со злостью швырнула окурок в урну. Сжала кулаки, впиваясь ногтями в ладони. — Мне совершенно не нужно это сейчас!
— А что тебе нужно? — Он тоже встал, прищурился, засунул руки в карманы. — Жалеть себя? Курить тут до одури? Не спать, не есть, словно этим ты ему поможешь!
— Извини. — Я отвернулась, посмотрела на прохожих, бредущих по своим делам. — Ты не виноват. Я просто не понимаю… откуда она взялась? Почему… почему Юлиана сделала это?
— Так она тут уже месяц ошивается. А ты не знала?
— Месяц?!
Онемевшие губы не слушались, звук вышел жалким и писклявым. Я пыталась отыскать на лице Глеба признаки лжи или шутки — не нашла.
