Вирджиния Кантра - Морской лорд
Его лицо окаменело.
— Дети моря не стареют и не умирают.
— У моей семьи не будет шанса состариться. Они просто умрут. Го убьет их. Если ты никого не пошлешь им в помощь.
— Мы не можем обойтись без кого-то из хранителей, защищая Убежище.
— Тогда я должна пойти.
— Без тебя мы тем более не можем обойтись. Ты нужна нам здесь. Ты нужна мне здесь, — Конн заговорил тише. Ему, должно быть, претила демонстрация эмоций на глазах у хранителей. — Я не смогу сделать это без тебя.
Его глаза — расплавленное серебро — проникали глубоко в душу. Руки Люси дрожали в его руках.
Но ее голос был совершенно тверд, когда она сказала:
— Мне жаль. Я люблю тебя. Но моя семья сейчас нуждается во мне больше.
Освободив руки от его хватки, она вышла из зала.
Никто не шевельнулся, не заговорил и не попытался ее остановить. Она шла очень быстро, чтобы никто не смог ее поймать. Она не оглядывалась назад. Она не могла себе этого позволить.
Люси прошла через внутренний двор и в башню, вниз по лестнице, и через личную дверь Конна. Мэдэдх поскуливал и семенил за ней.
На тропе, которая вела к пляжу, она развернулась.
— Иди! — закричала она. — Давай. Возвращайся к нему!
Собака подошла ближе, тыкаясь мохнатой мордой в руку Люси. Глаза защипало. В груди бушевало пламя.
Спотыкаясь, она спускалась вниз по тропе.
Она никогда не хотела быть похожей на мать, которая бросила ее. Но она могла быть самой собой. Она не должна думать о тех, кто остался позади, ее мысли должны быть с теми, кого она оставила, чтобы спасти.
Люси с трудом сглотнула. Быть может, ее мать сделала то же самое.
На пляже она сняла одежду, которую позаимствовала, и сложила ее в стопку.
«Что-то тебя сдерживает», — говорил Конн.
Да. Боль.
Страх.
Любовь.
Нагая, она стояла у кромки воды.
Или почти нагая. На ее животе сверкал аквамарин. Слова Конна засели в ее памяти: «Селки не пытаются изменить или украсить свою кожу». Была ли она селки? Люси помнила раздирающую боль в середине своего тела, в прошлый раз, когда она осмелилась войти в воду. Возможно…
Трясущимися руками, она неловко отстегнула пирсинг и положила его сверху на стопку сброшенной одежды. Крошечный драгоценный камень блестел на грубом полотне словно слеза. Обещание вернуться. Последнее прощай.
Ее сердце чуть не выскочило из груди, когда она повернулась лицом к воде. Конн предостерегал ее от погружения в море в одиночку. Что говорил Йестин? Без наставника, селки, трансформирующийся впервые, мог навсегда уйти под волну.
Но она была связана с землей узами, которых никогда не знал ни один селки, скреплена долгом и скована любовью.
Глубоко вдохнув, нагая, она вошла в море.
Вода пенилась у ее лодыжек. Она затряслась от холода и дурного предчувствия. Она не хотела этого делать. У нее не было выбора. Приняв это, она ощутила своего рода облегчение. Никакого выбора. Никакого контроля.
Она пошла вперед медленно и упорно.
Давление, возникало под кожей, под ребрами, глубоко в ее желудке, нарастало медленными закручивающимися бурунами вдоль ее сухожилий, костей, и нервов.
Она узнавала предвестники боли, начало процесса трансформации. Прежде, она всегда сопротивлялась им. Теперь она приветствовала боль, окуналась в нее со слезами, струящимися по лицу и распростертыми руками.
Для того, чтобы попасть туда, куда ей было нужно, ей было необходимо пройти через боль.
Ее зрение затуманилось. Ее слух обострился. Над ней проносились запахи: пряное варево из бурых водорослей в рассоле морской воды. Ее колени увлекало течением. Она пошатнулась, и вода поддержала ее, окутывая любящим объятьем. Боль вспорола ей живот. Ее сознание спуталось, когда мир распался и закружил в водовороте вокруг нее. Ноги стали короче и срослись. Тело уплотнилось. От паники перехватило горло. Она не могла… Она должна. Она пробивалась вперед, качаясь на волнах, неуклюжая и сильная одновременно. Ее кожа задрожала мелкой дрожью, мех колебался в ласкающей воде.
Мы плывем по течению, как море…
Вода накрыла ее с головой. Ее сердце безудержно забилось.
Да.
Волны шептали и напевали. Со вздохом облегчения она уступила свое тело, волю и контроль над собой морю.
ГЛАВА 18
Дверь за Люси захлопнулась с глухим стуком. Над холлом повисла тишина.
Хранители Конна избегали его взгляда.
— Вы пойдете за ней, лорд? — наконец заговорил Грифф.
Головная боль Конна постепенно усиливалась в области позади глаз. Он понимал, что расстроил Люси. Обидел ее. Разочаровал. Но что еще он мог сделать или сказать? Он был обязан служить своим людям, как и Люси.
Ее мышление не было рациональным. Она не охватывала всю картину в целом. Она не знала Го, как он знал.
— Куда? — спросил Конн. — Мы находимся на острове.
А Люси не могла плавать. Он позволит ей остыть, прежде чем разыщет ее, прежде чем найдет ее и объяснит… Что? То, что ее семья должна быть принесена в жертву ради ее предназначения?
Грифф нахмурился.
— Даже если так…
— О, позвольте девочке выпустить пар, — сказал Морган. — Уж это она заслужила.
— Она заслуживает намного больше, — резко сказал Конн. — Включая привилегию остаться наедине с собой.
Наедине с собой.
В ясной холодной ночи на Люси обрушились звуки моря. Мысли постепенно поблекли и улетучились. Ее ноздри были плотно закрыты, глаза — широко распахнуты, тело — гладкое и выпуклое словно волны, по которым она скользила. Колебания волн были ее пульсом. Соленое пульсирующее сердце моря билось в ее груди.
Она двигалась вместе с течениями, и, повинуясь инстинкту, пузырьки сверкали на воде как звезды. Ослепленная созвездиями своего дыхания, погруженная в нечто восхитительное и чувственное, она виляла среди колеблющихся лесов бурых водорослей, над гребнями морских цветов. Ее усы улавливали каждое незначительное колебание, сорвавшуюся с места рыбу, раскачивающуюся водоросль, тягучую песню китов. От плотности воды ее мех слегка струился по телу.
Она всплыла на поверхность, и мир для нее взорвался ярким светом и воздухом на фоне режущего глаз и ошеломительного жидкого горизонта.
Вдохнув, она снова нырнула.
Тоска сдавила ей грудь, страх и целеустремленность давили на основание черепа.
Но под волнами все было оживленным и ясным. Легким отрывистым ударом своих плавников она повернулась и взлетела, преломляя унылые грани своего прежнего существования, словно птица. Она скинула земные оковы, бремя ответственности. В океане она была изящной, невесомой, наедине с собой.
