Алла Соловьёва - Затемненная серебром
– Спасибо вам. – Я посмотрела на Наталью. – Вы пытались заступиться, хотя я этого не заслужила.
– Знаешь, – вздохнула девушка, – на твоем месте я бы поступила так же. И еще… патрули у меня через день. Я буду присматривать за тобой. Да и Макс, думаю, в стороне не останется.
– Знаете Макса?
– Конечно. – Легкая улыбка тронула губы наставницы. – Его знают все. К тому же он лучший друг моего парня.
– Аркадия Назарова? – уточнила я.
Зеленые глаза Натальи заискрились внутренним светом, и она, рассмеявшись, кивнула. Проводив меня до двери кабинета, где шел урок, Разина остановилась.
– До вечера, Злата. Не опаздывай на распределение патрулей. – Девушка-эльф улыбнулась и быстро скрылась в боковом коридоре.
Все будто застыло во мне, и сейчас я не испытывала ничего. Даже холодная пустота свернулась змеиным клубком и не поднимала головы – полнейшее безразличие. Пальцы, словно часть управляемого робота, коснулись бронзовой ручки двери, и я вошла в аудиторию.
Госпожа Мельникова, которая вела предмет «Человек и основы его безопасности», недовольно поджала губы. Длинные рыжие волосы и красивые, но искаженные высокомерием черты лица делали ее похожей на ведьму. Строгая, суровая и вечно недовольная нерадивыми студентами, недолюбливающими ее урок по причине ее самой.
– Садитесь, Демина. – Мельникова взмахнула рукой, обтянутой зеленым шелком блузки с многочисленными рюшками, указывая на мое место. – О вашем неслыханном мерзком поведении я уже наслышана, – ядовито процедила она.
Прошествовав мимо металлических шкафов с образцами человеческих лекарств, шприцами, капельницами и пластикового скелета с перекошенной челюстью, я села за парту. Стены кабинета обвешаны медицинскими пособиями и плакатами. Конечно, в обычном мире мы не могли бы работать медиками, так как не изучали болезни, но на этом уроке нам объясняли, как помочь человеку, если он не укушен, но пострадал от вампира физически. Наложение шин, остановка крови и даже экстренное переливание, чтобы спасти жизнь смертному. Да, я не ошиблась: в особо тяжелых случаях кровь верлафа способна сохранить человеку жизнь, и госпожа Мельникова неустанно вбивала в наши головы правильную последовательность действий.
Место Елены Размаевой пустовало. Особого урона я, конечно, не нанесла, но надменное холеное лицо пострадало и сейчас, скорее всего, усиленно восстанавливается. Что ж, угрызений совести я не испытываю. Вместо того чтобы записывать конспект о строении эпидермиса, я вложила в тетрадь листочек и автоматически начала водить карандашом по бумаге. Через несколько минут с листочка на меня смотрела пантера, плачущая человеческими слезами. Боюсь, ничего удивительного: наказание – только добавка ко всему навалившемуся; сейчас хотелось именно слез, приносящих облегчение, но на уроке реализация этого желания недоступна. Вздохнув, я смяла лист в плотный комок и, когда преподавательница отвернулась, запустила его в мусорную корзину возле двери… Поразительная точность.
– Очень плохо? – едва слышно спросила Алина.
– Даже не знаю, – честно призналась я и мгновенно получила замечание от «ведьмы».
Остаток урока я тщательно выводила текст лекции, совсем не задумываясь о содержании, хотя стоило: в течение пары недель нужно будет успевать все. Плохих оценок отродясь не было, а теперь нахватать могла в два счета.
– Чем порадовал Фомин? – Роман, спускающийся со мной по лестнице, был искренне обеспокоен.
– Две недели ночных патрулей с Хранителями, включая воскресенье, и уборка в столовой – тоже две недели, – глухо ответила я.
Самойлов присвистнул. Впечатлило даже его.
– В патрулях и я не прочь поучаствовать.
– Может, будешь отбывать наказание за меня? Сходим к Фомину, попросишь, – разозлилась я. – Слушай, отстань от меня! Хватит донимать вопросами!
Самойлов резко повернулся. Рука цепкой хваткой схватила рюкзак в моей руке.
– Злата, что происходит? Я знаю тебя с детства, но ты никогда не была такой. Тебе плохо? Просто поделись, но не срывай на мне злость. – Роман не рассердился: он был удивлен моей грубостью и тревожился. – Тебя что-то мучает, но ты спряталась в панцирь, маешься, но молчишь. А это нападение вообще выходит за все рамки, я никогда не думал, что ты способна на подобное.
– Прости, – тихо сказала я. – Очень трудный день, точнее, последние несколько.
– Наплюй. – Роман мягко улыбнулся.
«Елизар», – это имя пронеслось в голове, как только я почувствовала его силу. Внизу, в тренировочном зале. Значит, следующий урок будет вести он. Ледяная змея внутри подняла голову и с шипением обвила кольцами сердце. Это красивое имя, как и его владелец, приносит боль. Смогу ли я жить так же, как жила раньше, находясь неподалеку и постоянно встречаясь с ним? Не смогу, потому что люблю и давно пора признаться себе в этом! Я остановилась, недоверчиво потерла виски, будто проверяя, не ошиблась ли. Кровь пульсировала в унисон сердцу, быстро, учащенно: дескать, прости, дорогая, но спохватилась ты поздно – все признаки налицо.
Глава 15
Боль
Естественно, в столовой уже получили распоряжения Фомина и о моем наказании знали. Темная подсобка, пропахшая бытовой химией и мокрой ветошью, нагнала уныние, хотя с этим проблем совсем не наблюдалось: и так в переизбытке. Опрятная женщина-верлаф протянула мне ведро, швабру и несколько тряпок, доходчиво объяснив обязанности: вытирать столы, убирать посуду за нерадивыми студентами, которые не удосужились сделать это сами, и мыть полы. Не очень много, если бы не нужно было успеть за перемену и при этом не опоздать за урок.
Вооружившись тряпкой, я начала вытирать столы, при этом удивляясь, как можно есть так неаккуратно. Хотя сама такая же: утром раскрошила булку и посуду не убрала, но кто-то же это сделал за меня? При моем приближении студенты резко смолкали, и лишь отдельные слова, как сквозь пробки, достигали ушей: «пантера», «она другая», «нападение оборотнем», «Фадеев», «Вязин». Руки машинально вытирали деревянные поверхности, и я принималась за другие.
К концу обеда в столовой появилась Размаева. Я бы даже не заметила ее, но разговоры смолкли, и я подняла голову. Что ж, лицо так же красиво, там та же ненависть. И если все ждут скандала, то, боюсь, не получат его. Вздохнув, я сложила несколько тарелок, оставленных студентами, на поднос и понесла на кухню. Звон бьющегося стекла позади, но я даже не вздрогнула, и так понятно – кто-то разбил посуду, а убирать, конечно, мне. Вернувшись, обнаружила на полу поднос с кучей разбитых тарелок и подозрительно большой, расплывшейся на полу тошнотворной лужей: сок, суп и что-то еще. Я автоматически отыскала взглядом Елену. Не надо быть гением, чтобы догадаться, кому обязана мелкой пакостью, и я не ошиблась. Яркие губы сияли злорадной улыбкой. Некоторых ничему не научишь, да и стоит ли?
