Дикая одержимость (ЛП) - Эндрю Николай

«Перестань думать о ее теле, Лобо. Сосредоточься».

Мне приходится напоминать себе, как быть джентльменом, чтобы не скользнуть пальцами под край ее юбки и не трогать ее, пока она не выкрикнет мое имя и не намочит мою руку.

В ту минуту, когда я вошел в магазин и почувствовал ее запах, я понял. Мое тело знало.

Я вжимаюсь между ее ног, раздвигая их талией, пока она смотрит мне в глаза.

— Скажи мне, что мне нужно знать, — говорю я, пытаясь смягчить слова с требования на просьбу, и поглаживаю ее щеку большим пальцем. — Ты в безопасности со мной. Я не буду судить тебя. Как ты с ним связана, monfemme (прим. пер. — моя жена)?

Я чувствую ее дрожь. Если бы продвинулся еще на дюйм, мой набухший член упирался бы в ее вход. И черт побери, если для этого не требуется сознательное усилие. Джинсы, которые я ношу, не в моем обычном стиле. Они толстые и тяжелые, все еще промокшие от дождя, сдерживающие то, что в противном случае было бы очевидно с сотни шагов.

Когда я был молод, синие джинсы были рабочей одеждой, а когда я снял форму, я носил отутюженные брюки, подтяжки и белую рубашку. Это не считалось формальным, просто то, что носил мужчина. Это по-прежнему моя повседневная одежда, но, как говорится, в каком народе живешь, того обычая держись. Когда я начал ходить в игровой клуб, стало ясно, что мой личный стиль будет привлекать больше внимания, чем мой размер, поэтому я ношу то, что подходит толпе.

— Это место недешевое, — говорит она чуть пронзительным голосом, опуская глаза, и я подношу большой палец к ее подбородку, привлекая ее взгляд к себе. Я хочу, чтобы она доверяла мне. Она мне нужна. Ничто из того, что она могла бы сказать, меня не разочарует, но если у нее возникнут проблемы, я помогу ей с ними справиться. Я позволяю своему большому пальцу скользить по ее губам, скользя в ее рот, и она втягивает его внутрь. Она растворяется во мне. — Эти парни, — бормочет Гейл, — они платят мне за посылку раз в месяц. Я не вмешиваюсь, просто передаю то, что мне дали, и получаю деньги.

— Ты мул, — киваю я.

Она моргает и вздыхает, прежде чем кивнуть.

— Я идиотка. Я знала, что то, что делаю, незаконно, но…

— Ты не идиотка. Никогда не говори так о себе. Тебе нужны были деньги.

— Не только это. Звучит глупо, но моя жизнь была скучной. Я управляла этим местом со счетами, которые не могла оплатить, и клиентами, которые ничего не покупали. Взяв эти пакеты, я почувствовала себя ожившей. Я люблю это место, но оно меня угнетает. Моя бабушка купила его, чтобы спасти от превращения в жилье. Она работала здесь, когда это был театр. Когда моя мама унаследовала его, она управляла им как книжным магазином, но когда она умерла и оставила его мне, он уже нес убытки.

— А как насчет твоего отца?

Она качает головой.

— Я не знаю, кто он. Моя мама была… немного богемной. Вся моя семья. Я нормальная.

Гейл смеется, и улыбка озаряет ее лицо. Только из-за этого я улыбаюсь, зная, что мои клыки обнажаются, но мне все равно. Рано или поздно ей придется узнать, кто я такой.

— Нет ничего плохого в том, чтобы не следовать за толпой, — говорю я. — Но я должен знать… ты похожа на свою маму в этом аспекте?… Свободна духом.

Я скриплю зубами на словах. Я ничего не боюсь, но ждать ее ответа страшно.

— Наверное, в некотором роде, — она вздыхает, когда мое сердце ноет. Мысль о том, что кто-то другой мог прикоснуться к ней… — Но не моим телом, — быстро добавляет она, ее щеки краснеют. — Вообще-то я никогда… Не то чтобы тебе это нужно знать. Я даже не знаю, зачем я тебе все это рассказываю. СМИ, верно?

Моя голова кружится. Сострадание борется с желанием требовать то, что принадлежит мне. Мне нужно знать, что она имеет в виду. Мне нужно знать, есть ли еще какой-нибудь ублюдок, которого мне нужно убить сегодня вечером.

— Что такое СМИ? — спрашиваю я в изумлении.

— Слишком много информации. Типа… я говорю тебе то, что тебе знать не обязательно.

Я качаю головой на рычание.

— Не СМИ. Мне нужно знать. Тебя когда-нибудь трогали? Кто-нибудь когда-нибудь… — рычу я, чувствуя, как напрягается все мое тело.

— Трогали? Я не… о Боже, — выдыхает Гейл, когда я наклоняюсь вперед, позволяя своей твердости прижаться к ее призу. Клянусь, я чувствую жар, исходящий от ее входа. Первобытная потребность почувствовать больше охватывает меня, пока я изо всех сил пытаюсь сосредоточиться на ее ответе.

— Трогали? — бормочу я, и она качает головой.

— Н-нет. Никогда. Я имею в виду, у меня был парень. Не совсем парень…

— Кто он? Скажи мне прямо сейчас, — требую я, обдумывая возможности. Выгнать его из страны или просто убить сразу? Либо это хорошая возможность насытить моего внутреннего зверя.

Она хихикает, когда румянец заливает переносицу.

— Нам было по восемь. Сейчас он живет в Нью-Йорке со своим мужем, который вроде как модельер.

Его муж. Господи, эта девушка чуть не заставила меня бежать, чтобы разорвать кого-то на части.

— Никто другой? — спрашиваю я.

— Не-а. Не то чтобы это твое… — она кричит, сжимаясь, когда внезапная вспышка молнии освещает комнату, и я инстинктивно крепче обнимаю ее. — Это буря, которую нам обещали, — говорит она шепотом, и дрожь в ее голосе заставляет меня прижать ее крепче.

— Ты не любишь бури?

Она качает головой.

— Прячусь под одеялом. Обычно не в чьих-то руках…

Низкий рык грома, сопровождающий молнию, заставляет ее снова визжать, когда она прижимается ко мне. Я не могу отрицать, что это приятно, но я также знаю, что промок до нитки после бега сюда. Я отступаю назад, вытягивая руки из толстовки, и позволяю ей упасть мокрой кучей. Гейл пристально смотрит на меня, и на мгновение мне кажется, что она забывает о грозе.

— Хорошие татуировки. Мне нравится… орел, — она облизывает губы, глядя на мою грудь, татуировка моего армейского полка времен Второй мировой войны теперь выцветает до тускло-зеленого цвета под густым нагрудным мехом. — А что насчет их? — говорит она, глядя на мои джинсы. — Ты заболеешь…

Она говорит мне, что хочет, чтобы я разделся?

Потому что я едва сдерживаюсь, чтобы не взять ее. Интуитивная реакция спарится, угрожает завладеть мной, особенно если учесть, что девушка, которую я хотел, и та, в которой я нуждался, — это она. Одна и та же.

Гейл подпрыгивает, когда еще одна вспышка отбрасывает тени по всему магазину. Я опускаюсь перед ней на колени, кладу руки ей на ноги.

— Что ты делаешь?

— Тебе больше не нужно ничего бояться, monfemme. Я здесь и буду охранять тебя, — я раздвинул ей ноги, тяжелая ткань ее платья упала, чтобы прикрыть ее, но не полностью скрыла подвязки, удерживающие ее чулки на месте. Черт возьми. Настоящие чулки. Я даже не знал, что женщины до сих пор их носят. Это знак того, что это суждено. — Сегодня вечером, детка, ты насладишься этой бурей.

Я оттягиваю ее платье, и мне кажется, что это мой день рождения. Лучше, чем мой день рождения. Проведя руками вверх по ее ногам, я наслаждаюсь видом подвязок на ее молочно-белой коже, поддерживающих ее чулки. Я знал, что Гейл прекрасна, когда увидел ее на свадьбе, но этот вид прямо здесь, знание того, что она женщина, с которой я играл, в которую влюблялся, делает ее достаточно сексуальной, чтобы отогнать любые мысли. Я работаю над первобытной потребностью только поглотить ее, ее запах, отметить ее как свою.

«Не переходи эту черту, Лобо».

Глубокий рык вырывается из моей груди, когда я обнажаю ее кружевные трусики под платьем, едва прикрывающие ее лоно. Я чувствую ее возбуждение, и мне становится все труднее и труднее заставить себя замедлиться.

Я попробую ее на вкус.

Этого должно быть достаточно. Пока, во всяком случае.

Ее губы приоткрыты, когда ее язык скользит по нижней губе, и по легкой дрожи в ее ногах я понимаю, что она нервничает. Больше об этом моменте, чем о грохоте бури снаружи. Я думал об этом слишком много раз, чтобы сосчитать, с тех пор как мы встретились в Интернете, и то, что она передо мной, кажется сюрреалистичным.