Алина Борисова - За синими горами (СИ)
Протягиваю. Скольжу пальцами по его кисти, невесомо оглаживаю запястье… И попадаюсь, в мгновение ока оказавшись на его коленях, в кольце его рук.
— Вот что за вредная девочка, — его дыхание щекочет мне ухо. — Фэра она, значит, не хочет.
— Неа, — мотаю головой, — не хочет.
— И время, отпущенное на отдых, тратит впустую.
— Ну почему же сразу впустую?
— А потому что нерастраченная сексуальная энергия никуда не делась… — его язык скользит по краю уха от мочки вверх, заставляя замереть от удовольствия. — И теперь мешает нам обоим работать.
— Как говорила мне одна дева, — я тоже знаю эту игру. И мои губы шевелятся в миллиметре от его, но все же не касаясь, — вампир обязан ублажать своего человека сам, денно и нощно, не перекладывая эту обязанность на других.
— Странная дева, — его пальцы скользят по моим волосам, расплетая косы, высвобождая пряди, — мне казалось, все ровно наоборот.
— Казалось, только казалось, — мои пальцы скользят не по волосам, по пуговичкам его рубашки… и по коже его груди… и даже не замечают, как сбивается чье-то дыхание… особенно, когда мой язык начинает скользить вдоль его ключицы… и спускаться ниже. А пальцы… Резкий рывок, и я уже не на коленях, я на столе, и блокнот отлетает куда-то в сторону, и пуговицы моей кофты тоже отлетают. И его руки ложатся на грудь, и его губы сливаются с моими… И предметный мир, и очередность действий — все исчезает в мареве страсти, есть только жар его тела рядом с моим, есть только мед его поцелуя, которым я никак не могу напиться, есть миг единения, пронзительный и прекрасный. И моя кровь, бегущая по его венам, и его жажда, струящаяся по моим… И пронзительный крик, вспарывающий пространство, и осколки звезд под сомкнутыми веками, и даже в небытии — отзвуки бесконечного счастья…
А на работе меня ждет повышение. То самое, с понижением больше схожее. Минус первый этаж. Прощай, солнышко. И даже то, что зарядили дожди, не слишком-то помогает. Внизу мрачновато. Освещение есть, вот только не слишком яркое. Помещенные на стенах гротов светильники, выполненные в виде огромных синих кристаллов, заполняли пространство мертвенным голубоватым светом. Так приятней для глаз, пожимали плечами Низшие. Ну а мне порой зрение приходилось напрягать, чтоб разглядеть какие-то детали.
А впрочем, ничего особо красивого меня там и не ожидало. Азы. Смена пеленок под теми, кто не в состоянии встать. Гигиенические процедуры для них же (вот тут впервые малодушно порадовалась, что одежда на больных отсутствует как класс). Помощь в кормлении. Раздача лекарств. Перевязки. Наконец, даже уколы.
И, вроде, все получалось, ведь, несмотря на специфику, те же люди, те же больные, помощь которым я выбрала некогда своей профессией. Вот только… штрихи, детали…
Первый раз меня вызвали к светлейшему главврачу, дабы сделать втык… за разговоры. Я слишком много говорила с больными. Я говорила с ними на правильном человеческом языке. А это, по местным нормам, недопустимо. Минимум слов. Команды. Без склонений-спряжений-связок. Ни человеческой речи, ни человеческого обращения. Они — животные, и это больница, а не школа.
— Но как же так? — плакала я дома. — Как же так?
— На самом деле все просто, Ларис, — вздыхал Анхен. — Цинично, но просто: чем меньше они себя осознают, тем естественней воспринимают свое положение. Ты ведь не в силах это положение улучшить, верно? Так не очеловечивай их, это не принесет им счастья.
— Так их можно… очеловечить?
— До какой-то степени да, — пожимает плечами вампир. — Правильно говорить, есть ложкой, носить одежку… А смысл? Они все равно еда, и по-другому не будет.
Киваю. Но не могу не спросить:
— А вот если бы… если бы удалось создать искусственную кровь, и едой они бы быть перестали… Ведь перестали бы, верно?
Он кивает.
— Тогда их можно было бы «очеловечить»? Ну, научить быть людьми не только на уровне ложки-одежки? Чтоб они могли жить самостоятельно, создали бы какое-то общество?
— Нет, Лар, только стаю, общества им не создать, в уже созданное не влиться. Их уже даже читать-писать научить невозможно…
— Тогда почему с ними нельзя говорить?
— Лар, давай не будем по кругу. Таковы правила. Просто прими. Ты врач, а не учитель.
— Я медсестра.
— Пока да. Ты не считаешь этот опыт полезным?
— Разве я это говорила? — пожимаю плечами. — Ты меня «повысил».
— Я тебя еще повышу. Но чуть позже, спешить не надо. Лучше иди-ка сюда, — он утягивает меня на колени. — Ты уже думала о специализации?
Обнимаю его. Прижимаюсь, глубоко вдыхаю его запах. Тепло его тела, тепло его взгляда — только это имеет значение.
— Ну, какая у вас тут специализация? Куда ни глянь — специалисты широкого профиля… — вздыхаю. Задумываюсь. — Но знаешь, из того, что есть, я бы, пожалуй, выбрала работу в Восстановительном.
— Спасать людей от последствия встречи с вампирами? — он целует меня в шею, явно настроенный организовать мне и «встречу с вампиром», и «последствия».
— Да если бы, — вздыхаю я. — Всего лишь реанимировать их для новой встречи…
— Лар, вот опять не на том акценты, — недовольно поправляет он меня. — Они и рождены для встреч с вампирами, их кормили-растили для этих встреч. И ничем, кроме «встречи с вампиром» их жизнь по определению закончиться не может. Но скажи, вот по-твоему, жизнь сама по себе имеет ценность? Что лучше — никогда не рождаться или прожить хоть сколько-то, но чем больше, тем лучше?
Смотрит на меня вопрошающе. А я… Проще всего сказать, что лучше и вовсе не рождаться. Вот только сама для себя я смерть не выбрала. Было однажды в порыве отчаянья, но… ведь с горы не спрыгнула, в озере не утопилась. Осталась жить, даже не имея впереди ничего. Так как же за других я могу выбрать иное?
— Вот и отношение к отделению Реанимации должно строиться именно на этом, — наставительно продолжает Анхен, убедившись, что я определилась с ответом. — Главное — не встреча с вампиром, которой неминуемо кончится их жизнь. А то, что пока жизнь не закончилась, она продолжается. Благодаря тебе в том числе, — он примирительно целует меня в висок, словно подводя итог беседы. — А конец — он бывает у любой жизни. Просто у них он определен, а у нас с тобой — нет. И никому не известно, чей страшнее.
Я соглашаюсь, он прав, надо думать о хорошем. А что может быть лучше, чем губы любимого, ласкающие твое ушко? Быть может, руки, заинтересовавшиеся твоей грудью? Ах, нет, его глаза, в которых тонешь, как в омутах, не осознавая уже, где там губы, где руки…
Вот только в больнице любимого не было. И стоматолога там не было тоже. Ну не называть же таковым любого Низшего, способного взять клещи и выдрать зуб? Офтальмолога не было. Не все ли равно, как видит потенциальная еда и видит ли вовсе? Ну а совсем уж проблемный глаз можно и удалить.
