Бобби Хатчинсон - Возрождение любви
Тони с отвращением фыркнул и сделал большой глоток кофе.
– В это время года почти невозможно найти другого работника, и, что еще хуже, насколько я знаю Берта, он будет рассказывать всю эту историю по всей округе. Он большой болтун. Могу держать пари, что уже завтра здесь появятся машины телевидения и толпа репортеров, которые будут мешать уборке урожая и причинять мне кучу неприятностей, совершенно мне ненужных.
Пейдж не знала, что и сказать. Все это походило на научно-фантастическое кино. Но она испытывала и любопытство.
– Я могу посмотреть на это поле, Тони?
– А почему бы и нет? Я не удивлюсь, если завтра здесь будет весь Саскатун. Как только мальчики улягутся в постели, я отвезу тебя туда. – Он спокойно посидел несколько минут, потом сказал: – Я не хочу, чтобы дети узнали что-то об этом, во всяком случае пока. Так что ты им ничего не говори, ладно?
Пейдж кивнула.
– Шарон уже видела. Я возил ее туда сегодня, когда дети отправились купаться. Она не может понять, почему меня это расстроило, ее такое происшествие только возбуждает.
Спустя два часа Тони вез ее в своем пикапе по разбитой дороге. Небо над прерией было расцвечено всеми красками заката – багровой, оранжевой и золотой, ветер гнал душный воздух, не принося прохлады.
– Надеюсь, что Шарон не возражает, что мы уехали, – сказала Пейдж, стараясь перекричать шум мотора.
Это было замечательно – оказаться наедине с Тони хотя бы на один час, но она испытывала чувство вины, что они оставили Шарон. К этому чувству вины примешивалась злость на невестку за это чувство.
– Я не хочу еще раз ехать туда, – заявила Шарон. – Поезжайте вдвоем, я останусь дома и буду смотреть телевизор.
Быть может, это единственная возможность за все время ее визита сюда побыть наедине с братом, и Пейдж решила воспользоваться случаем. Ей очень не хотелось припирать его к стенке, но ее пугало ощущение, что они все более отдаляются друг от друга.
– Тони, что я могу сделать, чтобы наладить отношения с Шарон? Ты единственный член семьи, который у меня остался, я очень люблю бывать с тобой, но я чувствую, как она напряжена, когда я бываю у вас. Может быть, если бы я знала, в чем дело…
Тони не отвечал несколько минут, но когда он заговорил, то не стал уверять Пейдж, что это ей почудилось.
– Тут много всего намешано, Пейдж. – Он вздохнул, глядя на дорогу, представлявшую собой не более чем след в прерии. – Я думаю, что Шарон рядом с тобой испытывает некоторое чувство неполноценности. – Он помолчал, потом добавил: – И даже не некоторое, а довольно сильное. Понимаешь, ты женщина, сделавшая карьеру, врач, специалист. Ты зарабатываешь большие деньги. Шарон кончила школу и работала в страховой компании, пока мы не поженились. Она считает, что ты живешь блистательной жизнью, красиво одеваешься, покупаешь мальчикам дорогие подарки. Она немножко растолстела, а ты тоненькая, как тростиночка. – В его голосе зазвучала нотка горечи. – И, может быть, все обернулось не так прекрасно, как она надеялась, выходя за меня замуж. Она оказалась прикованной к ферме и двум детям и к куче долгов. Возможно, она завидует твоей чековой книжке, твоей свободе. Ты знаешь, она забеременела Мэттью до того, как мы поженились. Я думаю, она считает, что у нее просто не было выбора.
Пальцы Тони крепче сжали руль машины.
– Дерьмо все это! Откуда я могу знать, что в голове у женщины? Почему бы тебе не попробовать самой поговорить с ней?
Это предложение перепугало Пейдж до смерти, но если он думает, что она должна…
– Ладно, я попробую. Мне никогда не удавалось заводить друзей среди женщин, ты это знаешь. Я умею с ними ладить, когда они мои пациентки, но, помимо этого… у меня никогда не было близкой подруги. Но я попробую с Шарон.
Она помолчала, потом задумчиво добавила:
– Ты знаешь, в этом есть ирония, в том, что она завидует мне. По правде говоря, я бы многое отдала, чтобы иметь мужа и пару детей, как у нее. Мне казалось, что она это понимает.
– Какого черта, как она могла знать, если ты ей никогда ничего не говорила?
Тони был явно раздражен. Он сконцентрировал все свое внимание на дороге и не смотрел на Пейдж, но она была уверена, что он считает, что проблема возникла отчасти по ее вине, и это ее обижало.
Она постаралась, чтобы ее голос звучал ровно и не взволнованно.
– Что касается того, что она забеременела до того, как вы поженились, то она должна была знать обо мне и Нике Моррисоне, я ведь тоже была беременна до того, как вышла замуж.
Тони кивнул.
– Да, она это знает. – Он повернул голову, чтобы глянуть на нее. – Это было давненько, сестричка. С тех пор много воды утекло. А тебя вся та история все еще волнует?
Только когда умирают новорожденные.
– Нет, как ты правильно сказал, это было очень давно.
Они поднялись на невысокий холм, и Тони показал на поля, расстилающиеся насколько хватало глаз.
– Вот там, правее. Видишь голый участок?
Пейдж посмотрела, но с этой точки участок не выглядел впечатляюще – просто вытоптанный кусочек земли среди моря пшеницы.
– Вот мы и приехали.
Тони остановил пикап между двумя полями пшеницы, спелой, тяжелой, золотой, готовой к тому, чтобы ее убрали. Пейдж могла разглядеть тропинку, ведущую вправо.
Пока Тони вел ее по меже, стараясь не затоптать больше стеблей, чем это необходимо, Пейдж ощутила страх от того, что ей предстояло увидеть, и одновременно ужасное любопытство. Тони внезапно остановился, Пейдж сделала еще шаг, оказалась рядом с ним, и у нее перехватило дыхание, когда она увидела круг.
Он оказался гораздо больше, чем виделся с дороги. Как и описывал его Тони, круг был совершенным, словно гигантский циркуль очертил такую окружность. Стебли пшеницы лежали внутри этого пространства концентрическими кругами, точно направленными под одним и тем же углом. На этот гигантский круг был наложен треугольник, три его вершины касались окружности на равном расстоянии друг от друга, колосья пшеницы были уложены так аккуратно, словно это делала рука художника.
– Странно, правда?
Тони ступил в круг, и Пейдж с трудом удержала себя от того, чтобы оттащить его обратно. Все в ней сопротивлялось необходимости шагнуть внутрь, но она понимала, что это глупо. Она заставила себя последовать за Тони, который мерил шагами сторону треугольника.
– Ты чувствуешь что-нибудь внутри этого круга, сестричка?
Она чувствовала. Это было такое же ощущение, какое она однажды испытала, попав в сильную грозу с молниями, ощущение непереносимого напряжения, как будто воздух был насыщен статическим электричеством. Волосики у нее на руках и на затылке встали дыбом, и, по мере того как она дальше входила в этот треугольник, в ней нарастало ощущение тревоги.
