Марина Эльденберт - Заклятые любовники
– Глория!
Губы отца искривились, словно он собирался плюнуть мне в лицо.
– Зря кричишь, Луиза. Глории здесь нет. Она ухаживает за твоим дедом, на которого у тебя не нашлось времени.
Я, уже набравшая воздуха для нового крика, поперхнулась и закашлялась. Подбежала к отцу, вцепилась в его накидку, с силой встряхнула:
– Что ты сказал?!
Фонарь с шипением упал в снег, следом за ним ружье. Он с силой схватил меня за запястья и прорычал в лицо:
– Твой дед при смерти, лживая дрянь! Скажешь, тебе это неизвестно! Ты заставила его переписать состояние на тебя, а после решила, что он не стоит даже последнего визита? Знай я, что ты такое, придушил бы во младенчестве!
Он отшвырнул меня с силой – так, что я не удержалась на ногах и упала прямо под разросшийся огромный куст. Сирень в Энгерии считается признаком счастья, например, если хотят заговорить о помолвке, дарят букет сирени. Вот только учитывая все сделанные мне за сегодня комплименты, я должна была свалиться в заросли аброуза – невероятно красивого цветка с тонкими розовыми лепестками, который во все времена считался символом падших женщин. Еще на заре истории ночные бабочки цепляли его на платья, чтобы мужчины могли опознать их профессию и пригласить… ну, кто куда.
Я смотрела, как отец удаляется в сторону дома, похлопывая по ноге, подзывая собаку, и впервые в жизни мне не хотелось подниматься. Не хотелось вообще ничего.
И так и этак выходило, что я продажная дрянь. Отец ненавидит меня за то, что я якобы встала между ним и законным наследством, Винсент считает, что я его использую. Но самое страшное заключалось в том, что я услышала про деда. Мысли мешались, путались, скатывались в клубки. Как же так?! Ведь недавно я получила от него письмо, в котором он ни словом не обмолвился о болезни! Пару дней назад Себастьян сказал мне, что мачеха дома, с Кианой и отцом. Почему он мне солгал?!
Не знаю, сколько прошло времени, я окоченела окончательно и поняла, что либо к утру замерзшую меня отец прикопает на заднем дворе и вздохнет с облегчением, либо я сейчас подниму свою унылую раскисшую пятую точку, отвезу ее в Лигенбург и завтра утром решу, что делать дальше. Ну, или уже сегодня.
Пальцы отказывались подчиняться, когда я собирала рассыпавшиеся драгоценности. Я судорожно сгибала и разгибала их – до той самой поры, пока не почувствовала, будто их опустили в кипяток, и только после, кусая губы, продолжила свое занятие. К счастью, записку Рина придавило браслетом Вудворда, я завернула ее в шарф вместе с частью украшений и отнесла к двери. Оставшиеся побрякушки ссыпала к себе в саквояж – мне явно понадобятся деньги на билеты, причем как можно скорее. Наплевать, кто и что там подумает, я должна успеть повидаться с дедом.
Шоколадка смотрела на меня как на ненормальную, когда я взяла ее под уздцы и повела к дороге. Впрочем, я ее понимала: до столицы восемь часов езды, и даже если отбросить мороз, усталость никто не отменял. На меня навалилось странное отупение, но, к счастью, не настолько сильное, чтобы решить, что я способна доехать до города.
Хозяин придорожной ночлежки – приземистый лысый толстяк, придирчиво рассматривал под лампой мои серьги, а я сидела в пустой холодной таверне и думала, что если мне сейчас откажут, я просто сойду с ума. Разумеется, стоили они значительно дороже ночлега на постоялом дворе, но выбирать сейчас не приходилось. Пальцы – что на руках, что на ногах, словно сунули в угли. Я с трудом сдерживалась, чтобы не кричать от боли, только кусала губы и смотрела на огонек свечи.
– Вроде настоящие, – изрек он, наконец, важно выкатив вперед внушительных размеров пузо, – только почем я знаю, откуда вы их взяли? Одеты вы конечно хорошо, но…
«Я что, похожа на воровку?» – хотела спросить я, но передумала. Почему бы и нет, в конце концов. Если все так упорно видят во мне змею, пора ей становиться.
– То есть серьги вам не нужны? – невинно поинтересовалась я.
– Пожалуй, я их возьму… Но сами понимаете, исключительно из расположения к вам. Откуда мне знать, что завтра за ними не заявятся полицейские? Добавим к ним вашу лошадь – за риск, и можете ночевать. Даже вчерашних лепешек и воды подам.
– Лошадь? – проворковала я, поднимаясь и вплотную приближаясь к нему. – А может быть, я смогу отблагодарить вас по-другому?
Глаза у него загорелись сразу, взгляд остановился в районе моей груди, он положил руку на талию, притягивая к себе. Воняло от него знатно: немытым телом, луком и дешевым табаком. Лысина сально поблескивала в свете свечи. Жирные пальцы вцепились в пуговицы на утепленной накидке.
– Что же ты сразу не сказала, что ты такая сговорчивая, малышка? – Он улыбнулся, обнажив ряд гнилых зубов, а я нежно погладила его по лысине и постучала по макушке.
– Возможно потому, что я не сговорчивая. – Я резко отпрянула, верхняя пуговица оторвалась и со стуком поскакала по полу, за ней вторая и третья. – Я не знаю, как это произошло, господин полицейский! Я уехала из дома, заблудилась…
Уж чем-чем, а интонациями я владела в совершенстве, равно как и мимикой. Глаза у владельца ночлежки стала как блюдца, а я продолжала:
– И всего лишь попросилась на ночлег, собиралась заплатить драгоценностями матушки… – глаза наполнились слезами, голос задрожал, – последним, что мне от нее осталось, но он…
Стук ножки стула, опустившейся на подол платья, произвел на лысого мошенника такое же действие, как нацеленный промеж глаз пистолет. А я облокотилась на спинку и резко дернулась в сторону. Ткань с треском разошлась, от носка сапожек и до колена, открывая нижние юбки.
– Он просто швырнул меня на пол, и…
Судя по отвисшей челюсти, спектакль возымел свое действие, а я запустила руки в волосы и вытащила шпильки, отчего несколько прядей в беспорядке скользнули на плечи.
– Вы сумасшедшая! – прохрипел он.
– Ага, именно так вы и скажете полицейским. Что изнасиловали безумную девицу благородных кровей, которая вломилась в вашу ночлежку и устроила весь этот спектакль. Вы серьезно считаете, что вам поверят?
– Да вы просто блефуете! А-а-а-а!
Увидев, что я намереваюсь повторить трюк со стулом и юбками – на сей раз нижними, он поспешно полез за ключом.
– Демоны с вами, ночуйте, а с утра выметайтесь! Но еды не получите.
Сдалась мне его еда. В том, что он не поленится плюнуть мне в миску, я не сомневалась, поэтому как-нибудь перебьюсь. Сейчас главное отогреться, чтобы Шоколадка немного отдохнула и поела.
– Я же дал вам ключ! – процедил он, когда я протянула ему руку.
– Серьги, – с милой улыбкой сказала я. Лицо его вытянулось и приобрело цвет недозрелого томата.
– Вы издеваетесь?
