Франциска Вудворт - Аромат невинности. Дар (litres)
Я расширенными глазами следила за всем этим представлением, даже не зная, как реагировать. Ее пышная грудь взволнованно вздымалась, и водка немного расплескалась.
– Я не пью, – отрывисто произнес высокородный.
– Не знали. Извините! – заволновался мужчина. – Что кушать будете? Анжела, положи…
Я не поняла, что и куда она должна была положить: на тарелку дейгассу или себе на грудь. Девушка вернулась в вертикальное положение, только забыла о рюмке, и она перевернулась на нее.
«А может, и не забыла», – подумала я, наблюдая за тем, как ручейки побежали по ее телу, а она ничуть не смутилась, лишь бурно дышала. Не знаю, чего она ожидала от дейгасса. Может, что он схватит салфетку и начнет их промокать?
– Я не голоден, – произнес высокородный, глядя на хозяина дома и игнорируя девушку. И вроде спокойно сказал, но все окружающие почувствовали его неудовольствие.
– Извините, если что не так… Как лучше хотели, – еще сильнее разволновался мужчина. Отвернувшись, он выключил протяжные восточные мотивы. Не оборачиваясь к нам, схватил полотенце и промокнул лысину и лицо. Уровень напряжения в комнате возрос в разы. Даже мальчик притих, который до этого вертел вертолет и с тревогой смотрел на взрослых, не понимая, что случилось и почему все молчат.
Анжела ушла переодеваться, а тетя, чтобы заполнить возникшую паузу, заговорила:
– Сестра приезжала к нам, уже после расставания с Серегой, на выходные. Ее утром стошнило, и мать тут же поинтересовалась, не принесет ли она в подоле. Лизка нам так и не призналась, что залетела, и в тот же день уехала. Я больше ее и не видела.
– Неужели она больше не приезжала? – удивилась я. Ладно, во время беременности, но она же год еще была жива после моего рождения.
– Нет. Они поссорились с матерью. Та стала попрекать, что зря она уехала. Ею попользовались и бросили, а ей теперь люди будут глаза колоть непутевой дочерью. Лизка гордая была, сразу после этого собралась и сказала, что ноги ее больше дома не будет. Так и вышло… Живой она уже не вернулась.
От таких новостей сердце сжалось. Тетя показала мне еще две фотографии матери. На одной ей было лет двенадцать, а на второй, где она была еще меньше, держала на руках младенца. Наверное, как раз свою сестру.
– Вы знали о моем существовании? – задала я трудный вопрос.
– Матери говорили, что Лизку с животом в городе видели, а потом все. По срокам ты раньше времени родилась, семимесячная. Мы думали, что ты не выжила. И кто из знакомых ее видел после этого, говорили, что она смурная ходила.
Я ужаснулась безразличию родных людей. Никто из них не сделал попытки найти мою мать, помочь, узнать, как дела. Думали, что у той умер ребенок, но никто не приехал посочувствовать, поддержать. Собирали новости от чужих людей, а сами и с места не сдвинулись. Как можно быть такими?!
Вернулась Анжела и села напротив меня на диван, рядом с высокородным. Тетя начала что-то накладывать мне в тарелку, а я сидела как замороженная.
– А ты в детдоме выросла или тебя усыновили? – полюбопытствовала тетя.
– В детдоме.
– Почему никто не взял? Или ты болеешь чем-то?
– В детстве часто болела, – увидев, как у женщины загорелись любопытством глаза, пояснила: – Простудой. Постоянно сопливая ходила. Потом переросла, но взрослых не любят брать.
– Тем лучше! Тебе же квартиру дали?
– Да, – кратко ответила я, не став уточнять ни район, ни состояние этой самой квартиры.
– Ты там живешь? – спросила Анжела, стрельнув взглядом на высокородного.
– Нет. Там никто не живет. Я уехала оттуда и снимаю.
– Так надо сдавать! – подал голос хозяин дома. Он уже выпил рюмку и чувствовал себя свободнее.
– Я не стала этим заниматься.
– Ты чего?! Хочешь, мы поможем? – Все оживились и в ожидании посмотрели на меня.
Я не знала, что ответить, растерявшись от их напора. Ситуацию спас дейгасс. Или еще более усугубил…
– Девушка, вы перепутали мое колено со своим. Перестаньте его гладить, – ледяным тоном произнес высокородный.
Я потрясенно посмотрела на свою двоюродную сестру, а у нее хватило совести смутиться и потупить глаза, пискнув: «Простите!»
– А давайте выпьем за встречу! – решил спасти ситуацию хозяин дома. – Людочка, вам беленькой или вина?
Меня перекосило от этой «Людочки» и от перспективы пить.
– Я не пью! – поспешила отказаться я.
– Беременная? – тут же спросила меня тетя и опустила взгляд на мой живот. – А ты замужем?
Второй вопрос был лишним, так как она прекрасно видела, что у меня нет обручального кольца. Наверное, хотела уязвить и хоть как-то реабилитировать поведение дочери. По ее взгляду я увидела, что она уже проводит параллели с моей матерью.
Мне стало тошно от всей этой ситуации, от тех новостей, что я узнала, от поведения моей двоюродной сестры, которая стелилась перед дейгассом.
– На оба вопроса – «нет!» – ответила я и встала. – Простите, но нам пора.
Высокородный поднялся следом за мной. Все всполошились:
– Что же вы… даже ничего не поели, – всплеснула руками женщина.
– Мы недавно из-за стола. Спасибо за все. Вы не против, если я возьму фотографии мамы?
– Да. Бери. Что же так быстро? Ты даже ничего о себе не рассказала.
– Да нечего рассказывать, пока учусь.
– Людочка, спасибо! Такие дорогие подарки, – подал голос ее муж и перевел взгляд на высокородного, кивая ему. Я восхитилась, как он умудрился никого не обидеть: словами благодарил меня, а жестами дейгасса.
– Это такие стипендии большие? – ехидно спросила меня Анжела.
– Нет, хорошие чаевые. Я подрабатывала в ресторане.
– Может, ты и нашу туда устроишь? – оживилась тетя. – Она заканчивает в этом году.
– Людочка, а что насчет квартиры? – напомнил хозяин дома.
Я почувствовала, что мне не хватает воздуха и меня сейчас стошнит, и была благодарна высокородному, который взял ситуацию в свои руки:
– Думаю, все эти вопросы можно решить в другой раз, – отрезал он, и все смолкли, замороженные властностью тона. Его аура как будто заполнила всю квартиру, давя на меня и вытесняя остальных. Они это почувствовали. В глазах людей я увидела страх. В этот момент они осознали, что дейгасс хоть и похож на нас, но не человек. – Меня ждут дела.
Провожать нас пошли всем семейством на улицу. Стоило мне выйти из подъезда, как я тут же расстегнула клатч и, порывшись в нем, извлекла темные очки. Мне было плевать, что на улице смеркается, смотреть в глаза этим людям я больше не могла. Сама не знаю, зачем взяла их, когда перекладывала вещи из сумки, а пригодились.
– Людочка, а зачем очки? – удивилась тетя.
– Светобоязнь, – нагло соврала я.
– А-а-а… Значит, все же больная, – с удовлетворением заключила она.
