Как повываешь? (ЛП) - Хайд Жаклин

Одна из больших, когтистых рук нежно касается моего лица, мягкой подушечкой ладони поглаживая кожу, и из моей груди вырывается глубокое мурчание. Это заставляет его хвост завилять, а на губах появляется волчья улыбка.

Возможно, мы дарим друг другу покой, потому что я не могу представить, через что ему пришлось пройти. Мне все еще сложно осознать, насколько он стар, и что все это значит. Я продолжаю бояться, что это нереально, и боюсь проснуться и обнаружить, что это был всего лишь сон.

Но я не верю, что какой-то сон смог бы создать все это.

Я убираю короткую гриву с лица, чтобы рассмотреть его получше. Желтые глаза, смотрящие на меня, красивы, превращаясь в расплавленное золото, когда он пристально смотрит в ответ. Я опускаю взгляд на его массивное волкоподобное тело.

Моя шерсть короткая светло-коричневая, как песочный или карамельный цвет, в то время как его мех такой темный, что почти черный, и он намного выше меня.

Он напоминает мне Чудовище из диснеевского мультфильма — большой и неповоротливый с когтистыми лапами. Его размер и темная грива вызывают у меня желание взобраться на него и потереться о него лицом.

Я с трудом сдерживаю дрожь возбуждения, просто глядя на него.

— Ты выглядишь так круто, — говорю я, рассматривая густую шерсть, пушистый хвост и массивные плечи.

Я знаю, что в человеческом облике Коннор примерно шести футов (прим. 182,88 см) ростом, но в таком виде он почти семь футов (прим. 213,36 см). Я по-волчьи фыркаю, осознавая, что едва выросла.

— Я не становлюсь особо выше, да?

Его морда качается из стороны в сторону.

— Нет. Ты все еще мягкая и женственная.

Потребность бежать переполняет меня, и, повинуясь импульсу, я протягиваю руку, игриво высовываю язык и облизываю его щеку. Глубокий цитрусовый и сандаловый аромат ударяет в нос, и я немного таю.

— Поймай меня, если сможешь, — игриво напеваю я, прежде чем оттолкнуть его.

Когтистые лапы рвут землю, когда я мчусь на полной скорости сквозь лес. За мной поднимается вой, и я громко тявкаю в ответ. Мы бежим, кажется, целую вечность, пролетая между деревьями, пока вдалеке не завывают настоящие волки, а Коннор подает им знак в ответ.

Он останавливается у основания большой сосны, и я наклоняюсь и беру в руку сосновую шишку. Я бросаю ее в него, чтобы привлечь внимание, и желтые глаза останавливаются на моих, когда он легко ловит шишку, прежде чем бросить ее обратно.

— Беги, — говорит он, отводя руку назад для броска.

Моя мордочка озаряется счастливой улыбкой, и из груди вырывается смех, восторг заполняет вены, пока мы играем, перебрасывая друг другу сосновую шишку на бегу через лес.

Небольшая, но постоянная искорка возбуждения теплится внутри, и я так благодарна, что нахожусь здесь — что я с ним. Если у меня есть хоть малейший шанс на счастье с этим мужчиной, который делает все возможное, чтобы показать, насколько я для него важна… я не упущу его.

Мы наконец замедляемся, оба тяжело дыша, и он возвращается в свою человеческую форму. Я следую его примеру и чувствую себя гораздо лучше после того, как выпустила энергию. Даже спазмы стали слабее, почти привычными.

— Одетт говорила что-то о необходимости бегать по несколько миль в день, чтобы спонтанно не обрастать шерстью? — я выгибаю бровь, глядя на него.

— Это потому, что я так и делал — триста лет назад, — отвечает он. — Но у тебя гораздо больше контроля, чем было у меня. Похоже, ее теория о том, что у тебя в роду был ликантроп, может оказаться верной.

Он прижимает меня к обнаженной груди, и я сворачиваюсь в клубок у него на руках, чувствуя себя довольной и в безопасности. Меня совершенно не волнует, что я голая, как младенец, как бы сказала моя бабушка, и к тому же вся в грязи.

Он зарывается лицом в мою шею и прижимается бедрами к моему центру с низким рвущимся рычанием. Хриплым голосом он говорит:

— В следующий раз, когда я буду гоняться за тобой по этому лесу, я действительно захочу трахнуть тебя, Уитли.

Его член уютно устроился между нами, и я прикусываю нижнюю губу.

— Это можно устроить, — отвечаю я, пытаясь отступить, пока не потеряла контроль.

Он дважды смотрит на меня, словно не может поверить в свою удачу, и все равно подхватывает на руки. Я вскрикиваю со смехом, когда его мягкие губы касаются моих, а затем ощущаю приятную шероховатость бороды. Я прижимаюсь ближе, чувствуя себя довольной и защищенной.

— Ты так и не рассказал о своем обращении, — говорю я, когда он снова ставит меня на ноги, пытаясь отвлечься от мини-Коннора между нами.

— Это не самая радужная история, поэтому я всегда не решался поделиться ею. Но раз уж это ты, то я не против. По мнению некоторых, я был неудачным экспериментом. Достаточно сказать, что в этом виноваты Ван Хельсинги. Меня укусил оборотень, над которым они проводили опыты. По их вине я стал таким. Поэтому они охотились на меня веками, отчаянно пытаясь найти ответы.

Он говорит это так спокойно и непринужденно, словно это не имеет значения, но мое сердце тут же сжимается. Это ощущение быстро сменяется волной тошноты, но я отгоняю ее. Мысль о том, что семья моей пра-пра-бабушки могла сделать что-то подобное, кажется абсурдной.

Я не могу удержаться и продолжаю расспрашивать.

— Ч-что ты имеешь в виду под «опытами»? — спрашиваю я с комом в горле.

Он смеется, но без тени веселья. Коннор начинает гладить и теребить мои волосы, словно пытаясь отвлечься. Мне не нравится, как это заставляет кожу покалывать, хотя в животе все сжалось от ужаса.

— Один из их предков был каким-то безумным ученым. Он поймал самца-оборотня и начал экспериментировать над ним, пытаясь понять, как вернуть ему человеческий облик и почему укус ликантропа его обратил, — он вздыхает, поднимая взгляд к моим глазам и прикрывая веки, чтобы смягчить контакт. Мои колени дрожат от его слов. — Оборотень вырвался, и те зелья, что ему дали, не превратили меня в обычного оборотня, а сделали каким-то дефективным ликантропом. Я чуть не умер — и умер бы, если бы не Влад и Одетт.

— Дракула, ты имеешь в виду, — говорю я, пытаясь разрядить обстановку. Это бесполезно, но Коннор все же тихо усмехается. — Как он помог?

— По сути, он закинул мою жалкую тушу в карету и орал на меня всякий раз, когда я пытался отключиться, — говорит он с ухмылкой.

Я моргаю, пытаясь понять, как можно улыбаться в такой ситуации.

— Готова возвращаться? — спрашивает он, выводя меня из раздумий. — У нас еще много дел в списке, а тебе нужно отдохнуть.

— Конечно, — отвечаю я, улыбаясь, хоть и чувствую растущую в груди тревогу.

Глава 32Коннор О'Дойл



Влюбленный до кончика хвоста.⁹⁰

— Наверное, уже достаточно заварился, — бормочу я, глядя на маленький поднос с чаем и закусками, которые собрал для нее.

На этой неделе больше не было ни слез, ни истерик, никаких ужасающих историй из интернета о эмоциональных всплесках во время месячных. Правда, было несколько эпизодов так называемого «волчьего превращения». Я был на гребаном взводе, кажется, целую вечность, пытаясь понять, нужен ли я ей.

Гостиница за последние дни начала постепенно пустеть, так как наше небольшое мероприятие подошло к концу. Хотя стало немного тише, дел по-прежнему хватает. Большинство номеров нужно подготовить к следующему этапу ремонта, и все это превращает отель в проходной двор — гости уезжают, инструменты прибывают.

У меня почти не было времени повидаться с Уитли — мы оба по уши заняты работой — она с балами и другими мероприятиями, а я со всем остальным. Последние несколько дней были настоящим сладким ужасом. Каждую ночь я обязательно массирую ей спину и бедра, чтобы помочь расслабиться перед сном, а потом начинается пытка. Пытка — из-за того, как она прижимается ко мне во сне, как стонет мое имя и трется о меня своим телом, сама того не осознавая. Это сводит меня с ума.