Юлия Кильтина - Голубая кровь
И все-таки как могло такое случиться? Я ведь всегда неплохо разбиралась в людях, а тут… Неужели я могла так ошибиться? Когда он улыбался мне, в его глазах всегда лучился искренний смех, от его объятий не веяло отстраненностью и холодом притворства, и ни разу я не заметила на его губах хотя бы призрак фальши! И вывод получается неутешительный — либо он великолепный актер, либо ты, подруга, сдаешь позиции… Есть, правда, еще один вариант — всё услышанное за той треклятой дверью было какой-то нелепой, глупой ошибкой, но надеяться на это было бы просто смешно.
Значит, все это было только игрой, причем продуманной и выверенной до малейших деталей, до последнего хода, цель которой теперь ясна и понятна. Принц и его мать с одной стороны, и Судьба с другой. А Кайле? Боги, как не хочется верить, что и она тоже… Они вели меня, как пешку, послушную воле чужих рук, вели на заклание, чтобы бросить в жернова Судьбы и выиграть всего один решающий ход для окончательной победы. Действительно, что значит моя ничтожная жизнь в сравнении с возможностью навсегда избавиться от страшного проклятия! Вот только эта жизнь моя, и она у меня одна! И жертвовать ею теперь — ради кого? Ради использовавшего меня вейра, ради спокойствия его матери?
Внезапно мне вспомнилась моя собственная мать — она ведь, по сути, отдала свою жизнь, чтобы жила я! Она заранее знала, что неминуемо умрет при родах — но не сделала попытки вытравить плод, избавиться от своего нерожденного ребенка… А отец? Ему ведь было ради кого оставаться на этой земле, но он предпочел сделать то, что должен — и опять же не позволил маме уйти вместо него. Ради меня. Что же там было, в ее письме?.. "Я знаю, тебе предстоит нелегкое испытание и трудный выбор, но знаю также, что ты все сделаешь правильно". Мама, мама, что же ты имела в виду? Вот он, мой выбор, прямо передо мной — уйти или остаться… И что же мне теперь делать?
Мгновенное отвращение к самой себе горячей волной прокатило по коже, заставило вздрогнуть и зябко поежиться под обжигающими лучами летнего солнца. Тоже мне, устроила тут… ромашку! Маг ты в конце-то концов или кто? Вот и думай как маг, а не как изнеженная придворная барышня! Фу, аж даже противно… Отповедь внутреннего голоса подействовала на меня как ведро холодной воды на разгоряченную голову — мысли тут же прояснились, перестали сумбурно метаться из стороны в сторону и приобрели прямо-таки армейский порядок. Так, и что мы имеем?
А имеем мы в наличии: проклятие посмертное, многовековое, одна штука; кандидат на добровольную жертву, одна штука, и избранная добровольной жертва, которая вовсе и не хочет исполнить предназначенное, в лице одного предателя-вейра. Туманный намек мамы в письме, который может сыграть как за, так и против моего решения. Что еще? Ах да, совсем забыла про мои сны — а они совершенно точно были про Вейрану. И начались они как раз три месяца назад — если посчитать, получится именно тот день, когда Кейрет получил свою метку. Хм, а вот это уже неспроста… Если бы меня это все совершенно не касалось, мне бы не снилась Равнина Духов и плачущая над телами своих мертвых Айра… Боги, что же мне делать?…
* * *Каменная крошка больно поранила кончики пальцев. Я недоуменно перевел взгляд на руки, сжимавшие мраморный подоконник. Некогда идеально ровный, сейчас он мог похвастаться внушительной трещиной, змеившейся по отполированному камню, и раскрошенным в пыль краем, на котором переливалась всеми оттенками голубого весеннего неба странная жидкость. "Кровь", — отстраненно подумал я, — "моя голубая кровь…"
Снова перевел взгляд за окно — где-то там, на крыше любимой башни Кайле, сейчас страдала в одиночестве Лета, и это была целиком и полностью моя вина. Что ж, наделал ошибок — теперь сам и исправляй! Мать давно уже ушла, кажется, совершенно довольная всем происходящим — и слава Богу, потому что в последнее время мне становится все труднее выносить ее общество.
— Ну, вот как раз здесь я совершенно ни при чем, — донесся до меня незнакомый глубокий голос. Что за!…
В том самом кресле, которое меньше часа назад занимала королева, вальяжно расположился смутно знакомый мужчина. Идеальные черты лица, атлетичная фигура, легкая ухмылка на четко очерченных губах — где-то я его уже видел, но вот где? Сверкнув ослепительно белой улыбкой, незнакомец поднялся с кресла:
— Не об этом надо сейчас думать, принц! Видел ты меня, видел, скоро сам вспомнишь, что и как.
Спустя мгновение он уже стоял совсем рядом со мной, темные глаза на внезапно посерьезневшем лице скрывали в глубине грозовые тучи:
— Ты сегодня чуть не совершил самую большую ошибку в своей жизни. Да что там в своей, эта ошибка могла стоить жизни тысяч твоих соплеменников! Зачем ты это сделал?
Бездонные глаза спрашивали, требовали и находили ответ на свой вопрос в самой глубине моей души, не требуя словесного подтверждения. В них ворочалась тысячелетняя мудрость, и ей невозможно было не верить.
— Так было нужно. Для нее же самой…
— Мальчишка! — устало вздохнул незнакомец, — тебе-то откуда это знать? Ложь никогда не бывает во благо, запомни это… Ты должен рассказать ей правду.
— Она не поверит.
— А вот это уже не моя забота. Сделай так, чтобы поверила. Иначе этим, — и он кивком головы указал на багровевшую на моем лице ненавистную метку, — для тебя и Вейраны дело не кончится, можешь не сомневаться.
— Но…
Готовое сорваться с губ возражение повисло в пустоте — мой странный советчик растворился в воздухе, как будто его здесь никогда и не было. Только сейчас до меня дошло, что мы в общем-то до сих пор в королевском дворце, и этого сомнительного гостя давно должно было бы уже размазать по каменным плитам… В воздухе растаял тихий смешок: "Голову подними, дурень!".
Послушно выполнив требуемое, я в полной прострации уставился на висящий на стене прямо над рабочим столом портрет. Он находился здесь всегда, сколько я себя помню, и являлся одним из трех написанных Первыми портретов Отца, в честь которого был назван великий город, столица Вейраны. И с него ехидно ухмылялся мой минуту назад исчезнувший гость.
* * *Не помню, сколько я еще просидела на той крыше и как добралась обратно в свою комнату. Меня никто не искал, и это было к лучшему… За окном уже сгущались сумерки, и это бесспорно свидетельствовало о том, что наступает вечер — а я еще ничего не решила. Я чувствовала себя словно взбесившиеся весы, которые никак не могут придти в равновесие, хотя и стремятся к этому всей своей механической душой, — и это мне совсем не нравилось. Не нравился мне и хмурый сумрак, расползшийся по комнате, поэтому свечи пришлись как нельзя кстати.
