Сумеречный сказ - Локин Кайса

— Что случилось? — забеспокоилась Елена, поглядывая в сторону уходящей Василисы, пока Сокол устраивался подле жены за столом.

— Всё нормально, не переживай, — заверил Финист, уплетая картошку с жареной рыбой.

Прекрасная, которую не устроил подобный ответ, уставилась на него, подперев ладошкой подбородок. И как бы Сокол ни старался делать вид, что ничего не замечает, выходило у него скверно: то и дело натыкался на пристальный и неодобрительный взгляд.

— Ну хорошо-хорошо, — сдался он. — Речь зашла про двух сестёр, что не могут помириться…

— Можешь не продолжать, — понимающе кивнула Елена.

Финист облегчённо вздохнул и вернулся к тарелке с манящим ароматом. Ему совсем не хотелось мусолить старую тему, тем более что сплетни делу не помогут.

— А чего вы сидите и грустите? — спросила подошедшая Настасья.

Высокая и крепкая, она совсем не изменилась за всё это время и смогла сохранить позитив, с которым и дальше продолжала существовать.

— Кто грустит? Я вот ем, — Финист показательно повертел ложкой.

— Да, вижу, что вы кушаете, приятного аппетита. Рада, что угощение по душе пришлось.

— Угу-м, — промычал Сокол, жуя.

— Но кто же тогда с Добрыней сражаться будет? У нас ж традиция: вашим боем праздник заканчивать, — Настасья скрестила руки на груди.

— А ты чем не достойный противник? Аль Светозар? — предложила Прекрасная.

Настасья лукаво усмехнулась.

— Годы силу Светозара, может, и не убавили, но вот уважения добавили. А я не хочу сейчас с мужем сражаться, на то игрища есть. А то, коль проиграет, так обидится.

— А Муромец что? — с набитым ртом спросил Финист.

— А его, батюшка, я уж победил, — с гордостью признался Добрыня, плюхаясь на скамью рядом с ними. — Только ты и остался, но с набитым пузом драться — плохая идея.

Дружный смех раздался от их компании, и только Сокол смотрел, насупившись.

— Лучше расскажи, что тебе там Леля подарила, — предложила Елена, погладив мужа по руке.

— Оберег, — Добрыня вытащил серебряную подвеску с изображением птицы. — Сказала, что я лучше животных с его помощью смогу понимать.

— А ты что, их речь ещё не в совершенстве изучил? — удивилась Настасья, прижимая руку к сердцу. — Я-то думала, что ты по-звериному лучше их самих уж разговариваешь. Но, видимо, годы своё брать стали — память не та.

— Потешайся, сколько хочешь, мне ничуть не обидно, — улыбнулся Добрыня, наливая в кубок воды.

— Конечно, чего обижаться-то? Коль правду-то молвила. Вон, погляди, седина в пряди пробралась, а ручонки трястись скоро начнут. Так, тебя скоро любое дитя в поединке одолеет, — подначивала Микулишна и засмеялась, видя, как вытянулось лицо богатыря.

— Опять вы за своё, как дети малые, — проговорила Елена, чуть сурово из-под бровей глядя. — Если так важно подраться с кем-то, то позвал бы, Добрыня, давно Алёшку. Чем тебе не достойный противник? Кстати, а где он? Только же тут ошивался, — она огляделась в поисках знакомой рыжей кудрявой головы.

— В последний раз я видела его с Лелей, — припомнила Настасья, покручивая в руках шнурок на запястье, который всё это время был с ней. — Может, за ней увязался в Явь?

Добрыня покачал головой, кусая яблоко:

— Нет, Леля одна ушла. А Попович пошёл к беседке, где ты, папа, с тётушкой болтал, но, — он приложил ладонь ко лбу, пытаясь разглядеть силуэты, — сейчас их там нет.

Все четверо обменялись понимающими взглядами, которые ярче слов выражали все мысли и надежды — авось, ныне Василиса счастье своё наконец обретёт.

— Пойдём-ка танцевать, Добрыня, нечего отсиживаться, — Настасья, не желая больше сплетничать, схватила его за руки и потащила в центр, заставляя мужа на ходу доедать яблоко.

— Наконец-то поем в тишине хоть, — пробубнил Финист, отмахиваясь от задорного хохота жены.

Долго ещё праздник длился: смех звенел в воздухе, тарелки пустые в углу толпились, ноги от танцев ныли, голоса от песен садились. Одно несомненно было — пир на славу получился, ведь не только повеселиться удалось, но и вопросы давние разрешить. По крайней мере Василисе и Алёше Поповичу.

Жар-птица

«У Жар-птицы чудной есть слабость одна: кто пером её завладеет, тот власть полную над ней возымеет. Желания любые станет птица воплощать, волю чужую исполнять. Одначе помни, молодец: как лишишься ты пера, так улетит Жар-птица на волю и не будет тебе больше покоя».

Выдержка из «Сказаний о волшебных существах мира Нави, Яви и Прави» в трёх томах авторства Кощея Бессмертного

Много зим тому назад, Правь и Явь

На краю Прави раскинул просторы великий сад Ирий. Населяли его всевозможные звери да птицы, что не знали ни голода, ни холода в светлой стране вечного лета. Жили там во две сестрицы — Сирин и Алконост — девы-птицы. Магией они обладали, золотом сияли, голосами дурманили. Сирин старшей была: тёмные косы лик обрамляли, бледность стан украшала. Печалью и грустью нутро её наполнено было, и слагала она песни о зиме и скорби. Суждено ей было вечно о смерти и утратах напоминать. Алконост, наоборот, радостью и смехом всех согревала и счастье всякому предрекала. С начала времён им положено было за садом Ирием следить и яблоки молодильные сторожить. Раз в год, когда осенью веять начинало, спускались они в Явь в облике птичьем и там пели песни о круговороте жизни.

Милый их братец Светозар рядом вился, покуда судьба не завела его в Явь и не оставила там коротать век человеческий. Печалились сёстры сначала, сетовали и слёзы роняли, всё не понимая, как же так могла дорога жизни семью развести. Встречи их, и без того редкие, совсем сократились. И только от Лели весточки о братце чудо-девицы получали. Однако, слушая рассказы Девы-Весны, нарадоваться сёстры не могли на удалую жизнь Светозара, который вкусил и любви, и счастья в полной мере.

Домом для Сирин и Алконост служил Хрустальный дворец, утопающий в блеске и свете. Окружали его высокие и стройные яблони, трава зелёная по округе ковром расстилалась, а лучи солнечные бликами игрались на стенах и потолках. Незабудки и лютики подле окон цвели, животные мимо всегда гуляли. С балконов просторных видны неприступные стены Золотой стороны, куда дороги даже девам-птицам не было, хоть и считали их обитатели Прави важными особами.

Шло время, яблоки зрели и вкушали их боги, оставаясь вечными. Сёстры же в саду обитали и век свой коротали вместе, пока однажды не появилась подле Хрустального дворца Леля. Держала за руку она маленькую девочку, которая испуганно озиралась и боялась на шаг от Девы-Весны отойти.

— Это Василиса, — представила её Леля. — Она здесь совсем недавно, а потому с лёгкостью заплутала и заплакала от страха. Отыскала я её в дальнем углу лабиринта.

— Как же она туда попала? — изумилась Алконост.

Все знали, что сад Ирий для любого гостя представляется недоступным лабиринтом, что голову кружит и обманчиво простым сказывается. То чары великие и необходимые — врагам ловушкой служат, а без приглашения Лели в Ирий так просто не попасть. Однако маленькой девочке это с лёгкостью удалось — оленята помогли и на спине своей Василису в благоухающие земли отнесли. Но, засмотревшись на красоты, потерялась малышка и стала плутать, а сад играться с ней удумал и завёл в угол тёмный, откуда дороги назад так просто не сыщешь.

— Что же делать с ней? — обеспокоенно спросила Сирин, пристально разглядывая дитя. — Богатыри или мастера наверняка за ней присмотрят. Странно только, что выбралась она оттуда. Обычно души спокойнее участь свою встречают и остаются в городах, где привычнее и спокойнее.

— Она совсем малышка, — прошептала Алконост, присаживаясь перед девочкой и ласково улыбаясь. — Скажи: зачем ты убежала?

Василиса обеспокоенно посмотрела на Лелю — свою спасительницу и защитницу, которая не стала браниться, а, наоборот, утешила и вывела из тёмного лабиринта, обещая позаботиться.