Мари Руткоски - Проклятье Победителя (ЛП)
Арин скользнул за выступ скалы, потянув за собой свою лошадь. Он закрепил поводья в щели между двумя валунами. Не стоит, чтобы его или его лошадь увидели.
Ему следовало быть наверху и охранять проход или, по крайней мере, делать что-то еще, чтобы сохранить свою страну.
Свою. Эта мысль никогда не переставала будоражить его. Это стоило смерти. Снова стать человеком, которым он был до Геранской войны, стоило чего угодно. Однако сейчас он находился здесь и играл с судьбой, сделав ставку на столь малую вероятность успеха.
Он искал растение.
Арин представил себе реакцию Плута, если бы тот сейчас увидел, как он обшаривает землю в поисках бледного зеленого побега. От насмешек Арин сможет отмахнуться, а ярость — пережить, даже понять. Однако он не мог вынести того, что стояло перед его мысленным взором.
Как глаза Плута обращаются на Кестрел. Как нацеливаются на нее и находят еще одну причину для ненависти.
И чем больше Арин пытался защитить ее, тем сильнее становилась неприязнь Плута.
Замерзшие руки Арина сжались в кулаки. Он подышал на них, зажал пальцы под мышками и пошел вперед.
Ему следует отпустить ее. Позволить ей бежать в сельскую местность, на уединенные фермы, где ничего не знали о революции.
Но что потом? Кестрел предупредит отца. Она найдет способ. И тогда на полуостров обрушится вся военная мощь империи, в то время как Арин сомневался, что геранцы сумеют справиться даже с тем батальоном, который пройдет по перевалу не позднее, чем через два дня.
Отпустить Кестрел — то же самое, что и убить свой народ.
Арин наткнулся сапогом на камень и хотел пнуть его.
Но не стал, а продолжил идти.
Мысли изнуряли его сознание, предлагая решения, за которыми скрывались лишь новые трудности, дразня его уверенностью, что он потеряет все те вещи, которые пытался сохранить.
А затем он нашел.
Арин увидел на островке земли ростки нужного растения. Их было так мало, и они были сморщенными, но Арин с бушующей надеждой сорвал их.
Он поднял глаза от своих грязных рук и увидел, что снова оказался в поле зрения горного перевала. От появившейся идеи у него перехватило дыхание.
Эта идея была так же мала, как листочки в руке Арина. Однако замысел стал расти, пустил корни, и Арин начал понимать, как разбить валорианское войско.
Он понял, как может победить.
Глава 32
Проснувшись в постели, Кестрел не хотела думать, как попала сюда.
А затем вчерашние события навалились на нее. В дом прокрался холод, а сумерки будто давили ей на плечи. Ее разум наполнили мысли об Арине, о Джесс.
Услышав, как в замке повернулся ключ, Кестрел вскочила на ноги и лишь тогда поняла, что до сих пор сидела, уставившись в никуда. Она прошла через покои и, наконец, оказалась перед последней дверью, которая отворилась.
Сарсин.
— Где Арин? — спросила она.
Лучше ничего не выдавать.
— Я не знаю.
— В том-то и проблема.
Молчание.
— Для тебя это проблема, — пояснила Сарсин, — потому что Плут здесь и требует увидеться с Арином, а так как местоположение моего нерадивого кузена неизвестно, Плут хочет поговорить вместо него с тобой.
Пульс Кестрел замедлился, как когда Ракс в прошлом готовил на нее какую-то стремительную атаку или когда отец задавал ей вопрос, на который она не знала ответа.
—Откажи ему.
Сарсин рассмеялась.
— Это твой фамильный дом, — произнесла Кестрел. — Плут — твой гость. Кто он такой, чтобы командовать тобой?
Сарсин покачала головой, однако полный сожаления изгиб ее губ показал, что она не винит Кестрел за попытку. Когда она заговорила, ее слова не звучали угрожающе, хотя Кестрел услышала в них отзвук чужой угрозы — того, что сказал Плут:
— Если ты не спустишься к нему вместе со мной, он придет сюда сам.
Кестрел окинула взглядом стены, подумав о том, как были расположены комнаты покоев, как они сводились внутрь, подобно раковине улитки, отчего создавалось впечатление, будто человек скрыт от мира в прекрасном уединенном месте.
Либо загнан в ловушку.
— Я спущусь, — сказала Кестрел.
*
Сарсин привела ее в атриум, где Плут сидел на мраморной скамейке у фонтана. Помещение освещалось факелами, и вода в фонтане переливалась красными и оранжевыми полосами.
— Я хочу поговорить с ней наедине, — сказал Плут Сарсин.
Та ответила:
— Арин…
— …не является предводителем геранцев, каковым являюсь я.
— Мы еще посмотрим, надолго ли это, — сказала Кестрел и прикусила губу, что не укрылось от внимания Плута. Они оба знали, что это такое.
Ошибка.
— Все в порядке, — обратилась Кестрел к Сарсин. — Можешь идти. Иди.
Сарсин одарила ее полным сомнения взглядом и вышла.
Плут оперся локтями о колени и уставился на Кестрел. Он тщательно изучал девушку: ее длинные, свободно переплетенные пальцы, складки платья. В гардеробной ее покоев, вероятно, пока она спала, загадочным образом появились платья, и Кестрел радовалась этому. Дуэльный костюм сослужил ей хорошую службу, но в платье, подходящем для общества, Кестрел чувствовала себя готовой к сражениям другого рода.
— Где Арин? — спросил Плут.
— В горах.
— Что он там делает?
— Не знаю. Полагаю, что, поскольку валорианское пополнение прибудет через горный перевал, он оценивает достоинства и недостатки поля сражения.
Плут бросил ей ликующую ухмылку.
— Это не беспокоит тебя — быть предателем?
— Не вижу, в чем и кого я предала.
— Только что ты подтвердила, что войска придут через перевал. Спасибо.
— Едва ли стоит благодарностей, — ответила Кестрел. — Почти все подходящие корабли империи были отправлены на восток, а значит, другого пути в город нет. Это мог понять любой человек, у которого есть мозги, и именно поэтому Арин сейчас в горах, а ты — здесь.
На коже Плута начала выступать краснота. Он сказал:
— Мои ноги грязные.
Кестрел не имела ни малейшего понятия, как на это ответить.
— Помой их, — приказал Плут.
— Что?
Плут снял сапоги, вытянул ноги и отклонился на спинку скамейки.
Кестрел, которая и до этого стояла неподвижно, теперь окаменела.
— По геранской традиции хозяйка дома моет ноги особым гостям, — сказал Плут.
— Даже если подобная традиция существовала, она погибла десять лет назад. И я не хозяйка этого дома.
— Да, ты — рабыня. Ты сделаешь так, как я тебе велю.
Кестрел вспомнила, как Арин говорил, что можно поступаться собой в небольших вещах. Но имел ли он в виду это?
