Кристин Фихан - Темный принц
Рейвен взглянула на него, читая печаль в его темных глазах, в которых притаился страх за нее. Ей хотелось прикоснуться к нему, чтобы его лицо разгладилось, убедить, что она справится со всем этим, но ее сознание не могло принять то, что он говорил.
— Я бы выбрал смерть, если б ты позволила мне пойти с тобой. — Он нежно убрал волосы с ее лица. — Ты это знаешь, Рейвен. Я мог спасти тебя только одним способом — сделать одной из нас. Ты выбрала жизнь.
Я не знала, что делала.
— А если бы знала, выбрала бы смерть для меня?
Ее синие глаза, растерянные и смущенные, всматривались в его черты.
Освободи меня, Михаил. Я не хочу лежать, совершенно беспомощная.
Михаил прикрыл ее тело тонкой простыней.
— Твои раны очень серьезны, тебе нужны кровь, исцеление и сон. Тебе нельзя прыгать с места на место.
Она посмотрела на него сурово.
Михаил дотронулся до ее подбородка. И отпустил ее, а сам продолжал пристально смотреть ей в глаза.
— Ответь мне, малышка. Зная, кто мы такие, можешь ли ты отправить меня в вечную тьму?
Она предприняла последнюю попытку освободиться из-под его власти. Часть ее все еще не могла поверить в то, что происходит. Часть старалась понять и быть справедливой.
— Я говорила, я могу принять тебя — даже любить — таким, какой ты есть, Михаил. Это было верно тогда, верно и сейчас.
Она была так слаба, что едва могла говорить.
— Я знаю, ты хороший человек, в тебе нет ничего дьявольского. Отец Хаммер сказал, что я не могу судить тебя по нашим законам, и я не собираюсь это делать. Нет, я бы выбрала для тебя жизнь. Я люблю тебя.
Из-за него в ее глазах было слишком много горя, и он не испытал облегчения.
— Но? — продолжил он тихо.
— Я могу принять это в тебе, Михаил, но не в себе. Я никогда не смогу пить кровь. От одной мысли об этом мне делается плохо. — Она тронула свои губы языком. — Ты можешь обратить меня обратно? Переливанием крови, например?
Он с сожалением покачал головой.
— Тогда позволь мне умереть. Только мне. Если любишь меня, отпусти.
Глаза Михаила потемнели, загораясь.
— Ты не понимаешь. Ты — моя жизнь. Мое сердце. Нет Михаила без Рейвен. Если ты пожелаешь погрузиться в вечную темноту, я должен буду последовать за тобой. Я никогда не знал такой боли, не знал любви, пока не нашел тебя. Ты воздух, которым я дышу, кровь в моих венах, моя радость, мои слезы, все, что я чувствую. Я бы никогда не пожелал бесплодного, бессмысленного существования. Мучения, которые ты испытала за несколько часов без ментальной связи между нами, ничто по сравнению с адом, на который ты хочешь меня обречь.
— Михаил, — прошептала она, — я не карпатка.
— Теперь да, малышка. Пожалуйста, дай себе время, чтобы исцелиться, понять все это и приспособиться.
Он умолял ее, голос у него был тихий и убедительный.
Она закрыла глаза, сдерживая навернувшиеся слезы.
— Я хочу поспать.
Рейвен нуждалась в большем количестве крови. Передача пройдет легче, если она не будет понимать, что с ней происходит. Исцеляющий сон земли дарует ей спокойствие и ускорит исцеление тела. Михаил выполнил просьбу и отправил ее в глубокий сон.
Глава 10
Рейвен проснулась в рыданиях, обхватив Михаила за шею и прижимая к себе, ее горячие слезы капали ему на грудь. Он, защищая, притянул ее ближе, удерживая так крепко, как только мог. Она казалась настолько хрупкой и легкой, словно могла улететь. Михаил позволил ей выплакаться, поглаживая по волосам.
Когда она стала успокаиваться, он на своем родном языке нежно и ласково прошептал ей слова утешения и надежды.
В конце концов Рейвен, измученная и утомленная, устроилась в защитном кольце его рук.
— Хоть на это и потребуется время, малышка, но дай нашим способностям шанс. Существует множество удивительных вещей, которые мы можем делать. Сосредоточься на том, что может принести тебе радость. Возможность видоизменяться, летать рядом с птицами, бегать в стае волков.
Зажав рот кулаком, она постаралась подавить рвавшийся из горла звук — что-то среднее между криком от страха и истерическим смехом. Михаил потерся подбородком о ее макушку.
— Я бы никогда не оставил тебя один на один со всем этим. Ты можешь рассчитывать на меня.
Рейвен закрыла глаза, пытаясь остановить истерику.
— Ты даже не понимаешь, как чудовищно то, что ты сделал. Ты забрал мою сущность. Не надо, Михаил! Я чувствую, твой протест скользит в моем сознании. Что, если бы ты однажды проснулся не карпатцем, а человеком. Не способным больше летать. Не обладая ни особенной силой, ни исцеляющим даром земли, не имея способности слышать и понимать животных. Ушло бы все, что составляло твою сущность. А чтобы выжить, пришлось бы есть мясо.
Она почувствовала его мгновенное отвращение.
— Вот видишь, все эти вещи карпатцы считают отвратительными. Я боюсь. Я смотрю в будущее и так напугана, что не способна соображать. Я слышу, я чувствую. Я...
Она замолчала, прежде чем сделать признание.
— Разве ты не видишь, Михаил: я не могу сделать это даже ради тебя.
Он погладил ее по волосам, по щеке.
— Ты узнала все это за слишком короткое время. Твой сон был глубоким и безмятежным.
Он не стал говорить, что во время сна ей дважды давали кровь, что ее тело изменилось, освобождаясь от присущих человеческому телу токсинов. Он понимал, что она должна постепенно осознать все аспекты их образа жизни.
— Ты хочешь для нас вечного покоя?
Она сжала пальцы в кулак и ударила его в грудь.
— Не для нас, Михаил, для меня!
— Ни тебя, ни меня не существует. Есть только мы.
Она сделала глубокий вдох.
— Я даже не знаю, что или кто я теперь.
— Ты — Рейвен, самая красивая, самая храбрая женщина, какую я когда-либо знал, — сказал он с подкупающей искренностью, все еще гладя ее по волосам.
— А я смогу жить, не питаясь кровью? На соке и вегетарианской пище?
Он переплел ее пальцы со своими.
— Как бы мне хотелось, чтобы это было возможно для тебя, но — нет. Ты должна будешь пить кровь, чтобы жить.
Она издала нечленораздельный звук, отпрянув. Это было слишком. Слишком страшно, чтобы воспринимать это всерьез. Ей хотелось верить, что это всего лишь ночной кошмар.
Михаил сел, позволив ей отодвинуться, и убрал простыню с ее тела. Ее сознание отказывалось воспринимать объяснения, не желая ничего знать. Чтобы отвлечь ее, он наклонился, осматривая ее живот, пальцы нежно прикасались к побелевшим шрамам.
— Твои раны почти зажили.
Она приподнялась, пораженная.
— Это невозможно.