Мэгги Стивотер - Вечность
Я взял крекеры.
— Спасибо, — сказал я.
Они были предложены таким образом, что я не испытал никакой неловкости.
— Я знаю, что Хейфорт ошибается, — произнес Кениг, не глядя на меня. — Я знаю, какой между всеми этими вещами общий фактор, и это не ты.
Я понял, что он не свернул к книжному. Мы удалялись от Мерси-Фоллз, а не приближались к нему.
— И что же это? — спросил я. Меня охватило какое-то предчувствие. Он мог сказать «Бек», или «Пограничный лес», или еще что-нибудь. Впрочем, едва ли.
— Волки, — произнес Кениг.
У меня перехватило дыхание. Сквозь потрескивание помех в рации пробился голос диспетчера.
— Семнадцатый, прием!
Кениг нажал кнопку на корпусе рации и наклонил голову к плечу.
— Я везу пассажира. Выйду на связь, когда освобожусь.
— До связи, — отозвалась диспетчер.
Он немного подождал, а потом произнес, все так же не глядя на меня:
— А теперь расскажи мне правду, Сэм, потому что времени ходить вокруг да около больше нет. Расскажи мне то, о чем ты не стал говорить Хейфорту. Где Джеффри Бек?
Громкий шорох шин перекрывал даже гул кондиционера. Мы были где-то далеко от Мерси-Фоллз. Мимо летели деревья, и мне вспомнился день, когда я ехал забрать Грейс из магазина «Охота и рыбалка». Казалось, это было миллион лет назад.
Я категорически не мог ему доверять. Он абсолютно не был готов к правде, а даже если бы и был, заповедью номер один в стае было никому о нас не рассказывать. В особенности офицеру полиции, который только что присутствовал при том, как меня обвиняли в похищении и убийстве людей.
— Я не знаю, — пробормотал я еле слышно.
Кениг сжал губы и покачал головой.
— Я присутствовал при первой охоте на волков, Сэм. Это было противозаконно, и я сожалею об этом. Гибель Джека Калперера всколыхнула весь город. Тогда их гнали через лес к озеру. В ту ночь я видел волка и никогда в жизни этого не забуду. На сей раз они собираются выгнать волков из леса и перестрелять их всех до единого с воздуха. Я своими глазами видел все документы. А теперь я снова задам тебе этот вопрос, и ты скажешь мне правду, потому что, кроме меня, волкам и тебе никто не поможет. Только не надо юлить, Сэм. Где Джеффри Бек?
Я зажмурился.
Перед глазами у меня стояло мертвое тело Оливии. И лицо Тома Калперера.
— Он в Пограничном лесу.
Кениг с шумом выдохнул.
— И Грейс Брисбен тоже, — произнес он. — Я не ошибся?
Я продолжал сидеть с закрытыми глазами.
— И ты, — продолжал Кениг. — Ты тоже там был. Скажи мне, что я спятил. Скажи, что я ошибаюсь. Скажи, что, когда в ту ночь я видел волка с глазами Джеффри Бека, мне все это почудилось.
Вот теперь я открыл глаза. Мне нужно было видеть выражение, с которым он произнес эти слова. Он смотрел прямо перед собой, и брови у него были нахмурены. Он выглядел совсем мальчишкой, и даже полицейская форма казалась не такой грозной.
— Вы не ошиблись, — произнес я.
— И никакого рака у него тоже нет.
Я покачал головой. Кениг не повернул головы, но еле заметно кивнул, словно каким-то своим мыслям.
— А следов Грейс Брисбен нет, потому что она не исчезла, а…
Кениг запнулся. Он не мог заставить себя произнести эти слова вслух.
Я поймал себя на том, что для меня все зависит от этого мгновения. От того, закончит он предложение или нет. От того, докопался он до правды, как когда-то Изабел, отгородился от нее, исказил, пытаясь втиснуть в рамки какой-нибудь религии, или подменил чем-то другим, вписывающимся в менее странную картину мира, как поступили мои родители.
Я не сводил с него глаз.
— А превратилась в волчицу. — Взгляд Кенига был устремлен на дорогу, но руки теребили обивку руля. — Мы не можем найти ни ее, ни Бека, потому что они превратились в волков.
— Да.
Кениг покачал головой.
— В детстве отец рассказывал мне истории про волков. Он утверждал, что в колледже у него был друг оборотень, а мы смеялись над ним. С ним никогда нельзя было сказать наверняка, рассказывает ли он байку или говорит правду.
— Это правда.
Наша тайна облаком висела в воздухе между нами. Сердце у меня колотилось. Я прокручивал в памяти все наши с Кенигом разговоры и пытался понять, изменилось ли мое отношение к нему. Не изменилось.
— Почему тогда — у меня в голове не укладывается, что я это спрашиваю, но все-таки, — почему они не превращаются в людей, если всей стае грозит гибель?
— Мы не можем превращаться по собственному желанию. Это зависит от температуры. Зимой волки, летом люди. С каждым годом мы проводим и человеческом обличье все меньше и меньше времени, пока в конце концов не превращаемся в волков навсегда. В волчьем обличье мы не помним себя людьми, — Я нахмурился. Каждый день, проведенный с Коулом, делал последнее утверждение все менее правдивым. Странно было чувствовать, как что-то, так долго бывшее для тебя незыблемым, начинает понемногу изменяться. Все равно как если бы сила притяжения перестала действовать по понедельникам. — Разумеется, это крайне упрощенное объяснение. Но по сути все обстоит именно так.
Слышать выражение «крайне упрощенное объяснение» из собственных уст тоже было странно; просто Кениг сам выражался очень официально.
— Значит, Грейс…
— Не объявляется потому, что при такой погоде ее состояние пока нестабильно. Как она объяснит все родителям?
Кениг задумался.
— Вы рождаетесь такими?
— Нет, все происходит как в старых добрых фильмах ужасов. Методом укуса.
— А Оливия?
— Ее укусили в прошлом году.
Кениг негромко фыркнул.
— Уму непостижимо. Я ведь знал. Я раз за разом натыкался на подтверждения этого факта, но не мог поверить. А когда Грейс Брисбен исчезла из больницы, оставив в палате только окровавленную ночную рубашку… врачи сказали, она умирала и не смогла бы покинуть больницу без посторонней помощи.
— Ей нужно было превратиться в волчицу, — сказал я негромко.
— Все в отделе обвиняли тебя. Пытались найти способ тебя распять. И Том Калперер в первых рядах. Хейфорт и все остальные прямо из кожи вон лезли, чтобы ему угодить. — В его голосе прорезалась горечь, и я вдруг увидел его в совершенно ином свете. Без формы, дома, с банкой пива, с собакой или перед телевизором. Обычным человеком, а не безликим существом в форме, каким я всегда его считал. — Они были бы очень рады повесить на тебя всех собак.
— Это не может не радовать, — отозвался я. — Потому что я могу лишь до посинения твердить им, что ничего не совершал. Пока Грейс не будет достаточно стабильна, чтобы появиться снова. А Оливия…
