Ларисса Йон - Обреченные любить
— Но это сумасшествие. Ты должен рассказать ему. Это не может продолжаться. Что, если в следующий раз они убьют Эйдолона?
— Тебе-то какое дело? Я уже сказал: Рейт не должен ничего знать. Если ты хоть намекнешь ему о том, что произошло, я вышвырну тебя, убийца.
Она хлопнула ладонью по барной стойке и зарычала:
— Только попробуй, кретин.
Глаза Шейда стали золотистыми, напомнив ей о том, кто страдал в тишине в соседней комнате, напомнив, что сейчас не самое подходящее время для выяснении отношений с демоном, который помог ему. Он, казалось, пришел к этому же выводу, и золотистые глаза вновь стали темными, хотя ей показалось, что под ними легла тень.
— Ты похож на Эйдолона, — тихо сказала она. — Но все-таки вы разные.
Он проворчал:
— Все братья-демоны похожи друг на друга, но наше поведение отличается, потому что мы выросли в разных условиях.
— Но… Рейт. Он блондин.
— Крашеный.
— У него синие глаза.
— Это не его глаза.
— Как это, не его глаза?
Шейд перекинул сумку через плечо, показывая, что разговор закончен.
— Эй к утру поправится. Постарайся давать ему пить как можно больше жидкости и… — Он замолчал, отвернулся и добавил: — Останься с ним. Обычно ему приходится переносить это в одиночестве.
Он хлопнул дверью, оставив ее с гулко бьющимся сердцем стоять на кухне. Эмоции, которых она не подозревала в себе, захлестнули ее.
Братья настолько любили друг друга, что ей трудно было поверить в такую любовь, потому что она никогда не видела ничего подобного своими собственными глазами. Они защищали друг друга, исцеляли друг друга, и, очевидно, умерли бы друг за друга.
«Каково это, иметь такую семью?» — подумала она, наливая в стакан апельсиновый сок, который нашла в холодильнике.
Она прошла в комнату, где мирно спал Эйдолон, несмотря на то что он по-прежнему стоял, опираясь только на ладони и колени, потому что это были единственные не израненные участки тела. Кое-какие из его ран уже начали заживать.
Да, его раны затягивались, но ее только что открылись.
Телефонный звонок разбудил Эйдолона. До того как он смог подняться, звонок прекратился и из автоответчика раздался голос Джем. Он звучал так, будто его хозяйка накачалась наркотиками на студенческой вечеринке и уснула на лужайке перед домом.
— Эйдолон, это Джем. Мне кажется, с Тайлой что-то случилось. Не знаю, что именно, но я провела ночь в ее чертовом платяном шкафу. Я сейчас в Центральном подземном госпитале. Мне надо поговорить с тобой. Это важно. Можешь прийти? Если не придешь, я сама приеду к тебе.
Какого черта она провела ночь в шкафу Тайлы? Эйдолон застонал. Во рту пересохло, тело одеревенело от того, что последние двенадцать часов он стоял, опираясь на колени и ладони. Повернув голову, он размял затекшую шею и вдруг заметил Тайлу, которая свернулась около него калачиком на полу. Ночью она стащила подушку с его кровати, и теперь ее волосы рассыпались по спине, словно львиная грива.
Он никогда раньше не видел ее спящей, мирно спящей, а не лежащей на больничной койке под действием успокоительных. Доктор внутри его проанализировал ритм вздымающейся и опускающейся при дыхании груди, мужчина внутри его оценил вырез футболки, которую она взяла в его шкафу и надела за неимением другой одежды.
На ней она сидела куда лучше, чем на нем.
Он вдохнул ее аромат, такой интенсивно женский, смешанный с сочувствием и страхом. Он вдруг припомнил, что здесь был Шейд, притрагивался к ней… Что, если брат угрожал ей или причинил ей боль?
Он осмотрел ее тело и лицо и с облегчением вздохнул, подумав, что Тайла могла позаботиться о себе и сама, это он видел своими собственными глазами. Скорее мог пострадать его брат.
Черт.
Поднявшись на ноги, он вздрогнул от пронзившей его боли. Засохшая кровь покрывала его кожу, но под ней уже не было ран. Он позвонил Шейду, чтобы убедиться, что тот жив-здоров, а потом принял душ. Обнаженный, он вернулся в комнату, поднял Тайлу и отнес ее на кровать.
Только он положил ее на простыню, как она открыла глаза.
— Хеллбой, — прошептала Тайла голосом, который зазвучал сладкой волной в его теле. — Ты в порядке? То есть я хотела спросить…
Она не могла не заметить отсутствие на нем одежды, уставившись, немного смущаясь, на его эрекцию.
— Да, все хорошо. Мои раны быстро заживают. Отдохни немного. Я знаю, ты не спала всю ночь.
Он отвернулся, но она схватила его за руку, заставив его повернуться.
— А ты уверен, что все в порядке? — Ее руки скользнули по спине, груди, рукам, хотя кожа все еще выглядела израненной. — Так вот откуда у тебя все эти маленькие шрамы?
— Ты можешь их видеть?
— При определенном освещении.
Прикосновение ее рук к его телу, к его шрамам, было намного чувствительнее, чем прикосновения вампиров. Ему хотелось наброситься на нее, но что-то между ними изменилось, что-то нежное и хрупкое теперь связывало их, так что он боялся разрушить это сексом.
Кроме того, то, что она делала с ним, не имело к сексу никакого отношения.
Она заботилась о нем. Никому, кроме его братьев, не было никакого дела, все ли с ним в порядке. Да, конечно, джастисы-родители и две сестры любили его, но это логично — чувствовать любовь к тому, с кем рос бок о бок. Если бы наступили времена, когда для них логичнее было бы убить его, они не колебались бы ни минуты.
— Спасибо, что помогла мне, — прошептал он.
Она усмехнулась.
— Считай, что я частично оплатила свой больничный счет.
Ее улыбка возбудила его. Он почувствовал, как к члену приливает кровь, и пульсацию в правой стороне лица. Это безумие. Уровень его самоконтроля снижался по спирали, и повысить его становилось все труднее и труднее. Шейд сделал ему переливание прошлой ночью, но эсгенезис вновь настиг его. Это случалось все чаще и чаще, так что даже переливания уже не работали, или их требовалось проводить с меньшими интервалами.
Они какое-то мгновение смотрели друг на друга. Медленно улыбка сползла с ее лица.
— Послушай, Шейд сказал, тебя наказывают за Рейта. Это правда?
— Шейду язык бы вырвать, — проворчал он.
— Значит, правда.
Он вздохнул. Она заслужила ответ после всего, что сделала прошлой ночью.
— У вампиров есть минимальная квота за убийство людей. Наказание суровое.
Она потерла глаза и зевнула, и он было подумал, что допрос закончен, но она спросила:
— Так почему ты их мальчик для битья, а не Рейт?
— Я доброволец. Рейт не перенес бы этого, тронулся бы рассудком.
Тайла покачала головой.
— Я все еще не понимаю, почему ты не можешь рассказать ему о наказании, чтобы он больше не совершал преступления…
