Ирина Чернова - И аз воздам
Откашливалась я долго, сплевывая густые комки слизи, опять пила воду и с наслаждением чувствовала, как она протекает в желудок. Горло еще немного болело, но уже можно было произносить какие-то слова, а не задушенно хрипеть. Пока я плескалась в воде, вилт поднялся и потянул за собой лошадь наверх. Я пошла следом, не дожидаясь ожога на шее и стараясь держать безопасную дистанцию. Куда мы идем? Если сразу не разорвал, то для чего он тащит меня с собой? Съесть потом? Принести в жертву кому-нибудь? Поделиться с соплеменниками? Боже, какой бред, у него нет соплеменников… но куда же мы идем, и где, черт возьми, эта Дайлерия? Она же обещала, что три-четыре дня и все, ей больше не надо… да, скорее всего у нее возникли непредвиденные обстоятельства и ей понадобился еще один день, а я зря паникую и сегодняшний вечер все же будет последним, это точно. Надо не психовать, не впадать в панику, а спокойно подождать до утра. Утром все вернется на круги своя — я, Дайлерия, проклятый вилт… ну скорей бы настало это утро!
Ситуация с ночевкой повторила вчерашнюю — вилт лег на расстеленный плащ, я пристроилась под кустом рядом и провалилась в сон. Ночью просыпалась не один раз, дергаясь от кошмаров, вспомнить которые было невозможно, но оставалось ощущение ужаса и безысходности. Слышалось рычание вилта, шум и возня, шею несколько раз ожигало огнем, но подниматься и выяснять, что произошло, не было желания и я только сжалась в комок, стараясь согреть озябшие руки. Провалившись в очередной кошмар, я представила себе, что уже нахожусь в Саперном и перехожу дорогу, чтобы попасть в комнату. Как всегда во сне дорога вильнула в сторону и дом растворился в тумане, а на его месте возник темный лес, по которому перебегали огоньки и яркие всполохи. Они вдруг собрались в один светящийся шар и он взлетел в воздух, а я осталась в полумраке предрассветных сумерек совершенно одна…
Утро я опять встретила в лесу. Неприятная влажность от рубашки холодила спину, болела спина и шею вновь жгло огнем. Это означало лишь одно — вилт уже встал и пошел по тропинке, а я должна догонять его, иначе… а что будет иначе? Ничего не получилось, Дайлерия пропала и я не могу вернуться домой, в свое тело. Почему, что пошло не так, как она планировала? А может быть, она вовсе и не планировала возвращаться сюда? Мысль, которую я старательно гнала, вернулась и ударила со всего маху. Что, если она и не хотела возвращаться, а все было задумано ею с самого начала именно для этого? Нет, нет, не-е-ет!
Вилт остановился впереди и я чуть не налетела на него, захлебнувшись собственным криком, потому что ничего не видела вокруг в этот момент. Только вдохнув запах мокрой щерсти, остановилась и вытерла слезы, понимая уже всю безысходность своей ситуации. Вилт тронулся вперед, по-прежнему не оборачиваясь.
К вечеру мы встали на небольшой горушке, а тропинка впереди опускалась все ниже и ниже, деревья по обеим сторонам постепенно переходили в заросли кустарника и более чахлые стволы. Лошадь, с которой вилт снял упряжь, щипала рядом траву, изредка поднимая голову и помахивая хвостом, вилт сидел на плаще по-турецки, закрыв глаза и не шевелясь. Становилось сыро и холодно, поднималась влажность, продирающая до костей и я никак не могла согреться, сидя на кучке свежесорванных веток. Обнимай себя за плечи, за колени — это бесполезно, если нет рядом огня. Волосы тоже были влажными и висели грязными прядями, которые я отбрасывала назад. Не имея по жизни таких жестких и длинных волос, как у Дайлерии, в замке я не могла отказать себе в удовольствии покрутиться перед зеркалом, перекидывая роскошную белую гриву во все стороны, но здесь, в лесу, она меня уже не волновала и я только выбирала из нее мусор да проверяла на предмет больших колтунов. Опять холодной змеей начал заползать вовнутрь страх, но он не был страхом физического уничтожения. Когда-то в детстве мы очень боялись кладбища, даже днем проходить мимо него было очень страшно и это был страх чего-то потустороннего, что невозможно описать нормальными словами. Мы не боялись людей, мы боялись тех фантазий, которые всегда сопровождают такие места… а рядом со мной сидела вот такая ожившая страшная фантазия, от которой можно было ожидать чего угодно и впереди маячила полная неизвестность.
То, что обмена телами не состоится, я поняла окончательно и бесповоротно именно тут, сидя под кустом и трясясь от пронизывающего холода. Поняла и… молча начала свыкаться с этой непреложной истиной. Что толку, что я буду выть, орать и кататься в истерике по сырой земле? Вилту мои стенания по фигу, он уже второй день ничего не говорит, только прет себе, как танк, даже не ест ничего. А как у них процесс пищеварения протекает, может быть, как у змей — съел кого-то и месяц переваривает? А я иду следом, чтобы пища всегда под рукой была? Остается только попросить, чтобы побыстрее закончил, когда… Нет, сидеть и прокручивать мысли о собственной смерти невыносимо, да и замерзла я страшно, трясет так, что ничего не могу поделать. Вообще-то он теплокровный…
Я искоса посмотрела на вилта, который уже лег на плащ ко мне спиной и засопел. А что я теряю? Деваться от него я никуда не могу, ошейник не дает, если он захочет, то дотянуться до меня дело трех секунд, а так хоть трястись, может, перестану. То, что от него несет мокрой псиной, так и от меня не духами пахнет, а как бы я не прятала закоченевшие руки подмышки, там они не согревались ни капельки. Стуча зубами от холода и страха, я подошла сзади к темной массе и прислушалась. Сопит, а спит или нет, непонятно, но звериное чутье наверняка уже сработало, это я ничего не замечаю, а он наполовину зверь… одна надежда, что сразу не порвет на части… Осторожно присела рядом, прилегла на кусочек толстого плаща и прижалась спиной к нему, ощутив через влажную ткань тонкой рубашки горячее благодатное тепло. Пристроила голову на локоть и уснула, чувствуя себя как будто под его защитой.
Утро началось не с жжения на шее, а с толчка в спину и, пока я поднималась, плащ уже был скатан и убран на спину лошади. Протирая глаза, я поспешила за удаляющейся спиной в предутренний туман.
Тропинка становилась все ниже, очень скоро под сапогами зачавкала сырая земля, постепенно переходящая в хлюпающую кашу из гниющей травы и черной жижи, в которую по щиколотку погружался сапог. Вилт шел впереди босиком, на его мощных покатых плечах рубашка уже намокла от тумана и потемнела от влаги. Лошадь то и дело упиралась, но он похлопывал ее по шее когтистой лапой и она сдавалась, переступая копытами почти вслед за ним. Отставать от них было страшно и я уцепилась за ремень седла, чтобы идти рядом. Тропинка провалилась окончательно и мы уже брели в темной стоячей воде почти по колено. Похоже, что раньше тут была гать, по сгнившим остаткам которой можно было пройти, если, конечно, знаешь, куда идешь. Сгнившие стволы деревьев торчали тут и там, между ними виднелись островки высокой зеленой травы и веселенькие кочки. Справа медленно поднялся и булькнул пузырь болотного газа, распространяя вокруг удушливый запах. Было тихо и жутко, даже птичьего щебетания не проникало в это царство гнилья и тины.
