Лика Лонго - Темная вода
— Дурочка! Ты счастливая. Понимаешь, у тебя внутри не пустота, ты заполнена чем-то... Чем-то очень красивым и очень хорошим Ты совершаешь поступки, ты… — она подыскивала нужное слово, — ты живешь! Что ты почувствовала, когда у вас было… это? — спросила она меня точь-в-точь как младшая сестренка.
— Что я больше не принадлежу себе. Что время останавливается, когда я смотрю в его глаза. Что весь мир — это мы с ним, а мы с ним — одно целое... — Я замолчала. Мысль о том, что это никогда больше не повторится, причиняла мне боль. Моя непредсказуемая собеседница тоже задумалась.
— Сейчас я могу только сказать тебе, что насчет Саймона ты ошибаешься, — со мной снова заговорила Александра-старшая. — Больше не спрашивай! — строго наказала она, заметив, как я встрепенулась. — Нужно помочь твоему отцу... С этим Игорем явно что-то нечисто. Саймон сейчас далеко. Поэтому, Полина, нам самим придется кое-что предпринять. Надо бы проследить за Игорем — я думаю, в Бетте он скорее всего не один. Знаешь, где он остановился?
— Надя говорила — в «Адском уголке».
«Адским уголком» местные остряки называли единственную в поселке гостиницу. Вообще-то она называлась «Райский уголок», но шутники были гораздо ближе к истине. Отдыхающих здесь ели клопы, пугали забравшиеся в постель скорпионы и немилосердно обсчитывали официантки. Один из постояльцев, проведя неделю в «Райском уголке», написал на стене номера стихотворение:
На вид скорпион совсем непригож
И любит кусаться некстати.
Обидно, когда его ночью найдешь
В своей холостяцкой кровати.
Мы решили с Александрой завтра с утра пораньше отправиться в «Райский уголок» и попытаться разузнать что-нибудь об Игоре.
Домой она отвезла меня на «Форде» Семена. Улица уже утонула в кромешной темноте. Особенной бархатной темноте южной деревни, где нет фонарей, не проносятся, слепя фарами, машины, и не светятся окна уходящих в небо высоток. Когда мы приехали, Александра задержала меня:
— Я еще должна рассказать тебе про Николь, это важно.
— Николь — это та женщина… которая была сегодня на берегу?
— Да. Тебе нельзя к ней приближаться, это опасно.
— Семен говорил, что мне опасно подходить к воде.
— Саймон знает не все. Но поскольку это касается тебя, я расскажу. Только обещай не говорить ничего ему.
— Это легко! Скорее всего, я больше никогда его не увижу.
— Не уверена. Но ты обещала… Так вот, Николь — одна из нас. Только в отличие от нас помнит свое земное прошлое. Слишком хорошо помнит, я бы сказала... — Александра усмехнулась. — Некоторые люди влюбляются слишком сильно... Ладно, не буду тебя томить. Николь была возлюбленной Саймона...
— Но она же… старая! — не удержалась я.
— Ну, тогда ей было семнадцать, ему почти столько же. Однажды он пропал... А она не смогла его забыть.
— Он превратился в морского? — спросила я.
— Вернее, его превратили. Мы думаем, что были когда-то людьми и стали морскими не по своей воле. Странно ведь, что никто из нас, кроме Николь, не помнит своего прошлого... Ну а Николь... Вместо того чтобы выйти замуж и успокоиться, как это делает большинство земных девушек, она взялась за поиски. Она из богатой португальской семьи, родители не жалели денег на ее причуды. И она сумела найти тех, кто знал о судьбе Саймона. Эти же люди помогли ей самой стать Морской. Всего-то тридцать лет ушло на это. Для Морских — пустяк. Но для нее шло обычное земное время, как видишь, оно ее не пощадило. Когда Сеамон стал Морским, ему было восемнадцать. Ей было уже за пятьдесят. Видимо, земная жизнь была слишком долгой — воспоминания не оставили ее, как это случилось с нами. Она до сих пор любит Саймона.
— А он? — выдохнула я.
— Он не узнал ее. В восемнадцать и в пятьдесят люди выглядят по-разному…
— Почему же она ему ничего не сказала?
— Почему… Представь, Полли, что ты встретила любимого человека после разлуки, а он тебя не узнает. Какой смысл говорить о чем-то? Все кончилось.
— А как ты узнала?
— Мы с ней беседовали о многом. Меня из всех человеческих эмоций больше всего интересует любовь. А она рассказывала мне о жизни на земле, о своей большой любви. И однажды проговорилась. Но я обещала ей не выдавать ее никому, особенно Саймону.
— Ты не сказала ему, но сказала мне — почему?
— Я думала, ты уже поняла. Она же ревнует его к тебе. И не способна сдержать себя. Поверь, она хорошая, просто ей очень трудно. Поэтому будь осторожна, когда-нибудь она может не справиться с собой. А у тебя еще важные дела на земле, — улыбнулась Александра, — спасти отца, помочь матери, помириться с Надей...
«...и привыкнуть жить без Семена», — продолжила мысленно я.
Дома пахло корвалолом и мятой. Бабушка и мама сидели за кухонным столом перед чашками с давно остывшим чаем. Они даже не спросили, где я была и почему одежда на мне влажная. Мама больше не плакала и не причитала, и это было по-настоящему страшно. К ее слезам и истерикам все привыкли, а вот такого выражения лица — скорбного и терпеливого одновременно — я у нее еще не видела. Я молча обняла ее за плечи, в душе в очередной раз поклявшись сделать для нее и для отца все, что в моей власти.
Ночью я долго ворочалась в постели, вспоминая события этого страшного дня. Только один просвет был в моих мыслях. Александра сказала, что я ошиблась насчет Семена. Маленькая, едва ощутимая надежда придавала мне сил.
В восемь утра я была уже на ногах. Мама собиралась к Алексею Алексеевичу — узнать что-нибудь о папе. Если б не встреча с Александрой, я бы тоже пошла с ней. Но я решила сначала добыть какие-нибудь доказательства причастности Игоря к моему похищению и к неприятностям отца, а потом уже пообщаться с Алексеем Алексеевичем. И я скрепя сердце сказала маме, что иду в школу.
Александра ждала меня у кинотеатра. Невыносимо стильная, невыносимо красивая. Я только вздохнула, оглядев ее с головы до ног: джинсовый комбинезон и синяя водолазка сидели на ней идеально. Бывают такие девушки, один взгляд на которых порождает комплекс неполноценности. Утром долго выбираешь платье, подкрашиваешься, укладываешь волосы и, выходя из дома, чувствуешь себя богиней. А потом встречаешь такую вот Александру и понимаешь: никакая ты не богиня, а обычная замарашка.
Если «Райский уголок» чем-то и заслужил свое название, то, наверное, расположением. Одноэтажный барак был окружен чудесными старыми развесистыми каштанами, от пожелтевших листьев которых словно исходил волшебный медовый свет. Мы с Александрой нерешительно остановились в нескольких метрах от обшарпанной двери. Неожиданно «райские врата» распахнулись, и на пороге показалась хмурая женщина в грязном синем фартуке с ведром в руках. Секунда — и содержимое ведра выплеснулось в полуметре от нас. Тетка развернулась было, но ее остановил голос Александры:
