Лорен Кейт - Падшие
— Что ж, мы польщены, — пророкотал отец Люс, широко улыбнувшись мистеру Коулу.
Девочка могла бы с уверенностью утверждать, что в нем говорит не только изголодавшийся по пушкам фанат Гражданской войны. Он явно чувствовал в мистере Коуле искренность. А отец разбирался в людях куда лучше любого из ее знакомых.
Мужчины уже начали спускаться по крутому склону на кладбище. Мама Люс оставила корзинку для пикника у ворот и одарила девочек вымученной улыбкой.
Мистер Коул помахал рукой, чтобы привлечь их внимание.
— Для начала — немного деталей. Какое сооружение, — он приподнял брови, — вы назвали бы старейшим на кладбище?
В то время как обе девочки уставились себе под ноги избегая его взгляда так же, как на уроках, — отец Люс привстал на цыпочки, рассматривая статуи.
— Вопрос с подвохом! — провозгласил мистер Коул, похлопывая по кованой решетке ворот. — Эта часть ограды построена первоначальным владельцем в одна тысяча восемьсот тридцать первом году. Говорят, у его супруги Элламены был замечательный огородик, и она хотела как-нибудь уберечь свои помидоры от цесарок.
Он едва слышно рассмеялся.
— Это было еще до войны. И до того, как просела почва. Идем дальше!
На ходу мистер Коул выпаливал сведения о сооружении кладбища, об историческом фоне, на котором оно строилось, о «художнике» — даже он сам допускал широкую трактовку этого термина, — создавшем скульптуру крылатого зверя на вершине обелиска. Отец Люс забрасывал его вопросами, а мама проводила рукой по самым симпатичным надгробиям, приглушенно бормоча: «Ну надо же» — всякий раз, когда задерживалась, чтобы прочитать надпись. Пенн тащилась следом, вероятно сожалея, что не присоединилась в этот день к другой семье. Люс замыкала процессию, раздумывая, что бы вышло, если бы ей самой пришлось устроить экскурсию по кладбищу для родителей.
«Здесь я отрабатывала свое первое наказание…»
«А здесь рухнувший мраморный ангел едва не убил меня…»
«А здесь мальчик из исправительной школы, который вам никогда бы не понравился, устроил мне самый странный пикник в моей жизни…»
— Кэм, — окликнул мистер Коул, огибая обелиск.
Тот стоял рядом с высоким темноволосым мужчиной в строгом деловом костюме. Ни один из них не услышал мистера Коула и не заметил возглавляемой им компании. Они вполголоса разговаривали под дубом, увлеченно жестикулируя — примерно так же, как руководитель театральной студии Люс, когда учащиеся затягивали действие в постановке.
— Вы с отцом хотите присоединиться к нашей экскурсии? — спросил мистер Коул у Кэма, на этот раз громче. — Большую часть вы пропустили, но, уверен, еще осталась пара любопытных фактов, которыми я мог бы поделиться.
Мальчик медленно повернул голову в их сторону и покосился на своего спутника, которого это, казалось, позабавило. Люс сомневалась, что этот мужчина, высокий, темноволосый, превосходно выглядящий, с шикарными золотыми часами, достаточно стар, чтобы приходиться ему отцом. Но возможно, он просто хорошо сохранился. Взгляд Кэма скользнул по ее голой шее, и на миг он показался расстроенным. Девочка покраснела, отлично понимая, что мать обратила внимание на эту сцену и теперь пытается разобраться в происходящем.
Кэм оставил вопрос мистера Коула без внимания и направился к маме Люс, склонившись к ее руке прежде, чем кто-либо успел их представить.
— Вы, должно быть, старшая сестра Люс, — учтиво предположил он.
Слева от девочки поперхнулась смешком Пенн.
— Пожалуйста, — шепнула она подруге так, чтобы ее больше никто не расслышал, — скажи, что не одну меня мутит от этого.
Но похоже, маме слова Кэма польстили, отчего ее дочери — и мужу — сделалось неловко.
— Увы, мы не можем остаться на экскурсию, — объявил Кэм, подмигивая девочке и отступая назад, как только ее отец подошел ближе. — Но было весьма приятно, — он обвел взглядом всех троих, за исключением Пенн, — встретить вас здесь. Пойдем, пап.
— Кто это был? — прошептала мама, когда Кэм с отцом — или кем он там ему приходился — растворились в глубине кладбища.
— Один из поклонников Люс, — объяснила Пенн, попытавшись улучшить всем настроение, но добившись обратного эффекта.
— Один из? — изумился отец.
В вечернем свете девочка впервые заметила несколько седых волосков в папиной бороде. Ей не хотелось проводить последние минуты их встречи, уговаривая его не волноваться из-за мальчиков из ее исправительной школы.
— Не важно, папа. Пенн шутит.
— Мы хотели бы, чтобы ты была осторожна, Люсинда, — попросил он.
Люс подумала о том, что недавно — довольно настойчиво — предлагал Дэниел. Что, возможно, ей вовсе не следует учиться в Мече и Кресте. И внезапно ей отчаянно захотелось завести об этом разговор с родителями, упрашивать и умолять забрать ее отсюда.
Но то же самое воспоминание о Дэниеле заставило ее придержать язык. Волнующее прикосновение его кожи, когда они свалились у озера, то, как его глаза порой становились печальнее всего, что она видела в жизни. Ей показалось совершенно безумным и одновременно истинным то, что, вероятно, всех ужасов Меча и Креста стоит возможность провести хоть немного времени с Дэниелом. Просто попробовать, не получится ли у них чего.
— Ненавижу прощания, — выдохнула мама Люс, прервав размышления дочери, чтобы порывисто ее обнять.
Девочка посмотрела на часы и нахмурилась. Она понятия не имела, каким образом вечер наступил так быстро и родителям пришла пора уезжать.
— Ты позвонишь нам в среду? — спросил папа, расцеловав ее в обе щеки так, как было принято во французской ветви их семьи.
Пока они вместе возвращались к парковке, родители держали Люс за руки. Они оба еще раз обняли ее и расцеловали. Они пожимали руку Пенн и желали ей всего наилучшего, когда Люс заметила видеокамеру, укрепленную на кирпичном столбике сломанного телефона-автомата у выхода. Наверное, она была оснащена датчиком движения, поскольку поворачивалась следом за ними. Эта камера не входила в обзорную экскурсию Аррианы и определенно не выглядела «дохлой». Родители Люс ничего не заметили — возможно, к лучшему.
Они двинулись к выходу, дважды обернувшись, чтобы помахать девочкам, стоящим у входа в главный вестибюль. Отец завел старенький черный «крайслер» и опустил окно.
— Мы тебя любим, — крикнул он так громко, что Люс обязательно смутилась бы, если бы ей не было так грустно.
Девочка помахала им в ответ.
— Спасибо, — прошептала она.
«За пралине и бамию. За то, что провели здесь целый день. За то, что взяли под крылышко Пенн, не задавая вопросов. За то, что все еще любите меня, хотя я вас пугаю».
