Линн Керланд - С каждым вздохом
— Ты выпроваживаешь меня?
— Точно.
Он улыбнулся шире.
— И даже вначале не предложишь покормить меня?
— Ты хочешь, что бы я покормила тебя? — удивленно спросила она.
— Вообще-то, не думаю, что рискну поесть, — обеспокоенно сказал он. — Этим утром меня заставили пережить поздний завтрак — лондонский поздний завтрак, не меньше. И я все еще пытаюсь удержать его внутри.
— Я должна испытывать к тебе жалость? — спросила Сани, резче, чем хотела.
Камерон не отреагировал. Его улыбка исчезла, и он выпил чай, затем медленно протянул ей чашку. — Что я такого сделал, что ты меня так не любишь?
Она неуверенно переступила с ноги на ногу.
— Я не не люблю тебя.
— Тогда почему так злишься на меня?
— Я не злюсь на тебя.
— Тогда почему, госпожа Саншайн, Вы каждый раз убегаете, стоит мне подойти к Вам?
Потому что смотреть в его сверкающие голубые глаза и видеть, что он ее не узнает… это убивало ее.
Потому что, когда он стоит в четырех шагах от нее, и она знает, как почувствует себя, если пройдет эти четыре фута, бросившись к нему в объятия, убивало ее. Потому что, глядеть на его рот, который был так красив и знать, какие чудеса он мог подарить ей, убивало ее.
Сани крепко ухватилась за первую мысль, что пришла ей в голову.
— Почему тебя это так заботит? — спросила она.
Камерон задумался и очень осторожно подобрал слова.
— Я не уверен, что у меня есть достойный ответ на этот вопрос.
— Спасибо, что все равно приложил усилия, — едко заметила она. Сани сказала так, потому что было легче быть злой, чем уязвленной — а у нее не было причин чувствовать себя уязвленной. Человек потерял несколько важных воспоминаний, и его нельзя было винить за то, что он делал с ней.
Но его можно было обвинить в том, что он оставался в ее доме, когда должен был стоять где-то в другом месте. Она отвернулась и вымыла чашку. Это даст ему время надеть сапоги и пальто и катиться к черту.
Сани слышала, что он ушел. Это было многообещающе.
Она поставила кружку на сушилку и закрыла глаза, когда услышала, как открывается входная дверь. Она судорожно вздохнула и обернулась, когда дверь снова закрылась.
Камерон, к сожалению, стоял не с той стороны двери.
Он прислонился к коску и посмотрел на нее.
— Буря ужасная. Там слишком сыро, чтобы выходить.
Сани почувствовала, как ее рот открылся от удивления.
— Что?
Он прошел через комнату и прислонился к маленькой кухонной стойке, которая отделяла кухню Морейж от гостиной. — Моя лошадь совершенно счастливо устроена в твоем сарае, и я думаю, что буду настолько же счастлив, устроившись у тебя на полу. — Слабо улыбнувшись, он посмотрел на нее. — Мне даже не понадобится подушка.
— Но ты не можешь остаться здесь, — сказала она удивленно.
— Я не предлагал ничего непристойного, — легко сказал он. — Просто немного высокогорного гостеприимства.
— Ха, — фыркнула девушка. Сани подмывало напомнить ему все случаи, которые плохо заканчивались для хозяев, но удержалась. — Думаю, на сегодня я исполнила свой долг.
Он улыбнулся.
— Но ты, конечно, не хочешь, чтобы меня рвало всю дорогу до дома, не так ли?
— А почему тебя должно рвать?
Он бросил на нее взгляд.
— Я представляю себе, что ты положила в этот чай, женщина. Думается, ты почувствовала бы себя немного виноватой, отказывая в своей ванной.
Она закрыла глаза, зная, что ее зажали в угол, и она была совершенно неуверенна, как будет оттуда выбираться. Хуже того, она не знала, хотела ли выбираться.
Это было безумие. Ее планы расспросить его исчезли, ее решительность выпроводить его на улицу испарилась, и сейчас она серьезно думала над тем, чтобы позволить ему провести ночь в ее доме. Только одна вещь, заставляла казаться эту затею не очень разумной. То, что он проведет большую часть ночи в ее ванной у унитаза.
Он потянулся через стойку и взял ее руку. — Если бы у тебя нашлось одеяло для меня, я был бы очень благодарен.
— У тебя совершенно нет совести.
— Но есть честь.
Сани глубоко вдохнула, затем устало пошла ему за одеялом и подушкой. Закатив глаза, она немного дольше искала матрас, который, она знала, валялся в глубине ее небольшого чулана. Сани удостоверилась, что его пледы были надежно сложены в ящике, куда она положила их днем, взяла сменную одежду для него, затем пошла в ванную и переоделась в спортивный костюм.
Сани смотрела в зеркало, когда чистила зубы.
Не было ничего удивительного, что он хотел только чай и место на полу. Она была похожа на черта.
Саншайн вернулась обратно в маленькую гостиную, не обращая внимания на стоящего там мужчину, и стала тушить огонь. Камерон поймал ее руку и забрал кочергу.
— Оставь. Я позабочусь о нем потом, когда пройдет буря, — хрипло сказал он.
Сани резко взглянула на него. Камерон снова был бледен, его лоб покрывал пот. — Ты плохо выглядишь.
— А чувствую себя еще хуже.
Она указала на ванну.
— Если будет рвать, то туда.
Он словно защищая, положил руку на живот.
— Думаю, мне как раз понадобится.
Сани посмотрела, как он уходил и закрыл дверь, и закатила глаза. Она разложила для него матрас, положила подушку и расстелила одеяло. Она сняла еще одно покрывало с кресла, и положил его на матрас. Затем легла в постель и помолилась о сне.
К несчастью для ее душевного спокойствия, она все еще не заснула, когда Камерон вышел из ванной. Он постоял в нерешительности, затем сел и потянулся с тяжелым вздохом.
— Поздний завтрак? — спросила она.
— Нежное воспоминание о нем.
Сани повернулась на бок и смотрела на него в свете камина, ожидая, когда он уснет.
Опасный.
И, совершенно неожиданно для нее, такой несерьезный. Он вскочил на ноги и большими шагами направился в ванну.
Может она была слишком щедра на ингредиент или два.
Камерон вышел немного позже, проклиная ее. Сани потянулась за книгой о флоре и фауне. Она знала большую часть из того, что в ней писалось, но книжка было толстой и написана очень неинтересно, и Сани пользовалась ею несколько раз в месяц, чтобы та помогла ей заснуть. Она включила фонарь и приготовилась позволить книге помочь ей еще раз. Может, если она почитает вслух, то заглушит стоны Камерона.
Сани неожиданно поняла, что он передвинул свою кровать. Ближе к ней, между прочим.
— Что ты делаешь? — взвизгнула она.
— У камина слишком жарко, — сказал он. Камерон сел, снял рубашку и носки, и лег. — Черт, женщина ты положила слишком много лобелии в чай.
— Что значит, что ты почувствуешь себя лучше намного быстрей.
