Елена Ковалевская - Записки средневековой домохозяйки
Едва его шаги стихли в коридоре, напускная бравада улетучилась. Женщина передернула плечами, словно замерзла, и пошла к окну. По-прежнему не одеваясь, она раздвинула шторы, и в комнату заглянуло уже не яркое повечеру солнышко. Оглянувшись по сторонам в поисках драгоценности, Вивьен заметила на полу блеснувшие камни, подошла и подняла смятое мужской рукой ожерелье.
— Такую вещь испортил… — равнодушно протянула она, положив искалеченную драгоценность на туалетный столик.
А Хольгрим действительно старый пень. Да к тому же еще потный и жирный, но он так нужен! Как бы она не желала избавиться от Кларенса, но он пока ей был необходим. Все ее дела требовали больших затрат, а деньги кроме как от него взять было негде. Хотя нет, конечно, можно было попросить у Германа, увеличивая свой долг, а вот этого ей как раз не хотелось больше всего на свете. Лучше уж любовников растрясать, тем более что с маркизом Мейнмором так все хорошо вышло.
Хотя Кларенс не такой уж и неприятный. Как он хорош, когда злится. Особенно в тот самый момент, когда…
Она откинула тягостные размышления о задании и, зажмурившись, довольно потянулась, подняв руки и привстав при этом на цыпочки.
Боже как же хорошо, когда просто можно жить, не заботясь ни о чем! Когда-нибудь у нее все получится, и она станет свободной. Когда-нибудь, но не сейчас…
Женщина опустилась на пол и, подхватив халат с кресла, накинула его на плечи.
Ладно, подумаем, какие карты имеем на руках: Френсис — будущий консорт — ее сводный брат, а она всего лишь сводная сестра — это козырь. А любовник, содержащий ее — Кларенс — это уже битая карта, потому что его средства на исходе — все спустил на подарки и развлечения. Да и кредиторы, узнав, что он все-таки стал наследником, активизировались, спеша урвать свой кусок. Значит Кларенс уходит в отбой. Большущий просчет с ее стороны, что своими выходками она закрыла доступ во дворец. А все те дурные гвардейцы! И чего они за ней поперлись? Вели себя как спятившие, потащили ее в королевскую оранжерею… Но ладно, что было, то было, поздно сожалеть.
Однако в скором времени ей удастся компенсировать эту потерю. За ней решил приударить Хольгрим — главный советник его величества по торговым делам. А имея его в любовниках, перед ней вновь откроются все двери. Значит, ей нужно будет избавляться от Кларенса поскорее.
Недели сменялись неделями, урожай одного урожаем другого. За жимолостью пошла клубника, но с ней мы разделались быстро. Как я жалела, что в этом мире не существовало морозильных камер! Ведь тогда можно было бы заморозить все это. И если жимолость достаточно было бы обобрать, пересыпать немного сахаром и в контейнере поставить в морозилку, то клубнику можно было взбить миксером с сахаром и в тех же контейнерах… М-м-м! Как же вкусна свежая ягода зимой! От себя могу добавить одно — из всех мороженых ягод — жимолость королева — она нисколечко не теряет во вкусе, как например та же смородина, но… Ах, почему же в этом мире не изобрели морозильные камеры?!
Клубнику тоже пришлось пускать на варенье, а еще я решила попробовать поставить домашнее вино. И теперь оно бродило в герметичных емкостях, с отводом газов через трубочку, опущенную в крынку с водой.
После клубники подоспела черная и красная смородина. И если урожай красной был так сяк, и я его тоже решила перевести на вино, то от черной аж ветки на кустах гнулись! Пришлось перегонять ее на пятиминутное желированное варенье. Что же может быть проще?!
Все это время, пока шли ягодные заготовки к нам пару раз в неделю, а порой и чаще наведывались святой отец и баронет. И если поначалу они приезжали вместе, то наверное уже пару недель как баронет стал наведываться один. Он уже выдержал все возможные приличия, дабы не скомпрометировать даму, и теперь мог позволить себе являться единолично.
Когда он приезжал, то мы с ним просто гуляли по саду, пили чай (баронет преподнес мне приличный запас первосортного чая), или сидели в беседке и говорили о чем-нибудь. Постепенно мы сдружились, и я даже пару раз была в его доме.
Надо сказать его особняк оказался нечета моему флигелю, где я только наводила порядок. У него дом был в хорошем состоянии, с качественной, неброской отделкой, добротной теплицей и даже небольшой оранжереей доставшейся ему от прежних владельцев.
Уж не знаю, как относился ко мне Джонатан, и чего ждал, показывая мне свои владения (ведь он прекрасно понимал, что женщина может стать маркизой, только состоя в браке), но я сама к нему относилась лишь как к хорошему другу. Нет, конечно, он делал осторожные попытки сближения, но, видя мою сдержанность, тут же отступал. Порой, после таких вот ненавязчивых поползновений, я даже корила себя за то, что не уступила…
Нет, а чего ждать то?! Ни одной близкой души в этом мире, и опереться не на кого. Все сама, да сама. Конечно, мои домочадцы поддерживали меня во всем, но решения-то принимала я! А мне так хотелось почувствовать себя женщиной: хрупкой, любимой. Чтобы кто-нибудь обо мне заботился, заслонил от всех трудностей. А Джонатан вполне подходил на эту кандидатуру, пусть даже временную.
И пускай что-то внутри меня предостерегало от опрометчивого шага, словно что-то нашептывало 'подожди, все еще будет', я как рассудительное дитя двадцать первого века жила не чувствами, а разумом; не велениями сердца, а логическими рассуждениями. И сейчас больше чем быть любимой мне хотелось, чтобы со мной рядом, именно сейчас, находился сильный мужчина. И такой рядом как раз был.
— Ваша светлость, говорят, у вашего племянника прекрасная супруга. Духовник его величества после встречи просто очарован ею.
Это произнес полный, даже, наверное, излишне полный мужчина, невысокого роста, про которого можно было бы сказать, если бы такое позволительно было произносить в обществе, что его проще перепрыгнуть, чем обойти. На красном лице больше всего обращал на себя внимание мясистый нос, покрытый красными жилами, маленькие глазки почти утопли в пухлых, запятнаных такой же сеткой жилок, щеках. Плешивые на макушке седые волосы, но по-прежнему обильно растущие за ушами и на затылке, по последней моде были собраны в хвост. А зеленый, малахитового цвета камзол, в который был облачен мужчина, делал его похожим на раздувшуюся жабу. Расшитый золотом и крупными выпуклыми камнями он еще более довершал это поразительное сходство, напоминая бородавки земноводного. Последним штрихом к портрету этого человека было то, что он сильно потел и непрестанно вытирал мокрый лоб расшитым кружевным платком.
Именно таков был главный советник его величества по торговым делам — Марвел Хольгрим, граф Стоувер.
