Лина Люче - Землянка для дракона
И всё же он не мог ненавидеть Сачча — не теперь, после полного сканирования. Теоретически Тхорн и так знал, что садисты и преступники такими не рождаются. Но одно дело знать что-либо, другое — увидеть своими глазами, проследить, как родители, окружение, воспитание, дикая система ломает вполне нормального ребёнка-телепата. Как его нераскрытый, неразвитый потенциал превращается в орудие пытки.
Как постепенно, шаг за шагом, его учат быть жестоким, сначала — отвечать ударом на удар, потом — мстить за испытанную боль, затем — с последовательностью параноика предвосхищать её, причиняя боль другим на ровном месте. В детстве Сачча присутствовали почти все виды физического и психологического насилия, которое только можно было придумать. Никогда больше Тхорн не желал бы сканировать никого с подобной судьбой.
Его били, унижали, морили голодом, запугивали, подвергали постоянному психологическому давлению, причиняли боль другими способами — по сути, никто с ним не был добр: ни родители, ни одноклассники, ни учителя. Помимо прочего, отец Сачча был жесток с его матерью, и он с раннего детства наблюдал за сценами домашнего насилия, от которых и у взрослого бы волосы встали дыбом.
У ребёнка не было другого выхода, как загнать весь стресс в самую глубь, воспринимая всё зло, творящееся вокруг него, как должное, и неизбежно перенимая поведение старших. Он больше никому не верил, ни перед кем не открывался, никого не мог любить, включая самого себя. А телепатическая чувствительность требовала что-то сделать со всей болью, которую он не только испытывал сам, но и впитывал от окружающих. И Сачч превратил её в удовольствие для себя, заключив что-то вроде договора со своей психикой: боль безопасна, если причина этой боли — он сам. А раз безопасна — то и хороша. И вот тогда уже пустился во все тяжкие.
Накануне Тхорн выбрал несколько наименее травмирующих ситуаций из его детства и попытался «вернуть» его. В уводе Сачч отреагировал ожидаемой яростью вперемешку с ужасом, но затем физически его состояние резко ухудшилось, и он «выключился» прежде, чем превратился бы в беспомощного плачущего мальчика.
Тхорн повторил эту жестокую процедуру дважды, несмотря на сопротивление, но и второй раз октианец сумел лишиться сознания прямо перед опасной чертой. Возможности его психики, учитывая отсутствие элементарного телепатического образования, просто поражали. Разумеется, это всё работало лишь до тех пор, пока Тхорн избегал самых болезненных для него воспоминаний — но это неизбежно привело бы к необратимым дефектам психики с потерей контроля, и он не торопился.
— Поговори со мной.
— Это что, новый способ пытки, командир?
Тхорн наклонил голову:
— Ты ведь знаешь, кто я.
— Да. Обожаю читать на досуге горианскую прессу. Хроники вашего прелестного мира, где живёт только добро, радуга и солнечный свет… жаль, твои поклонники и журналисты не в курсе, что ты подрабатываешь палачом на полставки. Но это не слишком вписалось бы в радужную картину, верно?
Губы Сачча искривила циничная усмешка. Тхорн спокойно смотрел на него. То, что сейчас происходило, представляло собой отличный материал для учебника по психологии, подумал он: находясь в картине своего мрачного мира, октианец искал подтверждение её истинности и для Горры. И с удовольствием находил, считая Тхорна таким же садистом, как он сам.
— Ты знаешь мои возможности. Я ещё не начинал тебя пытать, — заметил он небрежно, наблюдая за тем, как эмоции Сачча предсказуемо меняются: теперь он испытывал страх, бессилие и ярость. Но лицо его не отразило ничего из вышеперечисленного — октианец всё ещё владел собой и своим телом.
— Что тебе надо, палач?
— А ты уверен, что я палач? — осведомился Тхорн, исследуя ход его мысли наугад.
Он ещё не знал, как расположить его к себе, выйти на какую-то приемлемую сделку, но договориться непременно следовало. Потому что он вдруг понял, что не сможет его сломать, не сломавшись сам. И это уже стало вопросом жизни и смерти. Единственная альтернатива — снова не подчиниться Сезару, но на этот раз его точно не простят. И, следовательно, это не альтернатива.
— Ты служишь. Пытаешь людей за деньги. Как ещё прикажешь тебя называть?
— А может, я делаю это не за деньги? — спросил Тхорн, и по его спине поползли мурашки от понимающей улыбки в ответ:
— Ну, удовольствие от работы никто не отменял, — с усмешкой ответил Сачч, — но ты явно высокооплачиваемый специалист.
— А, может, это месть? — слегка понизив голос, наугад спросил Тхорн и почувствовал, что попал в точку. Его «подопечного» почти парализовало от страха — судя по эмоциям Сачча и скачку давления, эту перспективу он рассматривал для себя как самую неприятную. И в то же время он сразу поверил.
— За что? — хриплым голосом спросил он, меняясь в лице.
Тхорн поразмыслил несколько секунд о том, говорить ли правду. Ему даже не хотелось произносить имени своей жены при этом человеке, но потом он всё же ответил, негромко и односложно:
— Асхелека.
Сачч замер, мгновенно отводя глаза. Имя ему было знакомо — он не знал лишь того, что Асхелека — его жена, и не видел, как Тхорн пришёл за ней, потому что Сезар увёл его тогда. Но, к удивлению Тхорна, от его слов в голове Сачча возник не образ Асхелеки — точнее, сначала это был её образ, очень слабый, поскольку он лично видел её лишь однажды и всего несколько минут — но сразу затем он сменился образом другой рыжеволосой женщины, шаггитеррианки… Шаггитеррианки, живущей на Октиании.
— Ах ты, подонок, — вырвалось у Тхорна.
— Спокойно, горианец, — почти дружелюбно ответил мгновенно повеселевший Сачч, поднимая руки вверх в защитном жесте. Настроение октианца стремительно улучшалось на изумлённых глазах Тхорна, а страх за несколько секунд почти полностью испарился, вместе с агрессией, — Кажется, у меня есть кое-что, что тебе нужно. Давай договоримся, как цивилизованные люди.
* * *Три часа спустя, чувствуя себя выжатым, Тхорн прилетел домой. Всё, чего ему хотелось, это лечь и лежать пластом, и попросить Асхелеку сделать ему чашечку восстанавливающего силы травяного напитка, а потом лечь рядом, чтобы можно было обнять её, уткнувшись в ароматные пушистые волосы. И ни о чём не думать.
Но этому не суждено было сбыться. Когда Тхорн вошёл в дом, в гостиной вместе с Асхелекой его ждала зелёноволосая незнакомка с тёмными глазами… которую он, впрочем, сразу узнал.
— Доброго вечера, Величайшая, — сказал он телепатически, немного наклонив голову в знак уважения. Но даже ради демонстрации уважения он не мог бы изобразить удивления. Он предполагал, что она придёт, не знал лишь, что это произойдёт сегодня.
