Два дня до солнца (СИ) - Комарова Марина

― Ты про общую книгу?

― А что тут такого? ― невозмутимо отвечает он. ― Материала тут больше, чем нужно. Так что всё в самый раз.

Я задумываюсь. Соавторство ― это… это же как брак, либо по любви, либо по расчету. Первое ― это когда читаешь текст, падаешь в него без остатка, растворяешься и готов возносить написавшего до небес. Второе ― какие-то весьма приземленные причины. Там… обменяться читательской аудиторией, написать что-то побыстрее и так далее.

В свою писательскую юность на форумах и всякого рода электронных дневниках я пробовал и то, и другое. Но тут… сейчас…

― Что-то не так? ― уточняет Дан.

Какой-то заблудший бес явно сидит с нами за столом третьим, поэтому я невинно произношу:

― Ну, понимаешь, соавторство ― это очень интимно. Тут нельзя подходить вот так с налёта…

― То есть… ― вкрадчиво спрашивает Дан. ― Ты хочешь… сказать, что интима было недостаточно?

― Секс ― не повод для соавторства, ― ещё невиннее отвечаю я.

Стакан со звоном приземляется на стол. Зелёно-голубые молнии разрезают ночную тьму. Кажется, сейчас меня будут бить. Или что-то другое.

― Шуткач, ты договорился.

Мы вскакиваем одновременно, но я успеваю бросить на бегу:

― Давай, убеди меня, что готов к соавторству, как честный писатель!

И вслед несется:

― Убью!

Между светом и тьмой

Рудольф Валерьевич Железный сидит на скамеечке в пиццерии на Соборной. Аккуратный газон у ног настолько сочно-зелёный, что даже не верится. Аккуратно, чисто, свежо. Птицы заливаются так, что можно смело брать солистами нескольким ребятам, которые сейчас играют классическую музыку, расположившись неподалеку от Железного. Хозяева пиццерии любят, когда так, поэтому часто устраивают весенне-летние вечера, наполненные мелодиями великих композиторов прошлого. Впрочем, не обходят вниманием и современность.

Прекрасный май. Просто чудесный.

Понятие «Вот раньше было лучше» ― всего лишь слова, которые, как этикетку, наклеивают на всё подряд, что немного выдержано временем. «Раньше-лучше» может стать что угодно, достаточно только немножко подождать.

Пифия с задорным лаем носится вокруг скамейки, гоняясь то ли за мухами, то ли за сверчками, которых тут достаточно.

Железный поднимает голову и смотрит поверх очков в золотистой оправе на круглый купол своего дома, расположенного через дорогу. Одно из прекраснейших зданий в Херсоне по скромному его мнению. Хотя… не только его.

Потому что роскошный дом в стиле романтического модерна на углу Ришельевской и Соборной уже больше столетия величественно, спокойно, уверенно взирает на улицы и горожан. Ему не нужно говорить, всё понятно без слов ― достаточно взгляда каменных амуров на крыше и размаха широких лоджий.

Приближение гостьи Железный слышит за несколько минут до того, как она сядет рядом. Пифия успевает только коротко тявкнуть, и тут же на его руку ложиться изящная ладонь с длинными тонкими пальцами, унизанными серебряными перстнями, в которых сверкают прозрачно-голубые камни.

Он поворачивает голову и встречается с искристым взглядом, где серебрится вода всех вместе взятых рек под лучами солнца.

― Дня доброго, Даночка. Да будет бескрайняя воля твоя, ― улыбается Железный.

― И вам не знать краев в предвидении, ― с улыбкой отзывается она, отбрасывая за спину светло-русый локон.

Тёмно-синее платье удивительно ей к лицу, только подчеркивает натуральную красоту, натуральную, да… и неземную. Но оно и верно. Зачем богине воды что-то земное? Признанная она людьми или нет ― это уже совсем другой вопрос.

― Что думаете, Рудольф Валерьевич? ― мягко спрашивает она, чуть щурясь от лучей заходящего светила.

― Что всё жутко интересно, Даночка, ― отвечает он ей в тон. ― Третьего дня товарищ мой… Сергей Панкратьевич, что до арбузов большой охотник, рассказал предивнейшую историю.

Дана молчит с полуулыбкой, только ждет, что будет дальше.

― У него теперь за стенкой соседи ― самые настоящие писатели. Двое. Представляете?

― Что? Именно живые и настоящие? ― делано удивляется она.

― Живее некуда, ― подтверждает Железный и невольно про себя усмехается тому, как собеседница делает вид, что эта новость её крайне впечатлила.

― Вот как… ― произносит она и накручивает на палец русую прядь. ― Чудно, думаю, это даже великолепно. Сергей Панкратьевич поди рад?

― До безобразия, ― заверяет Железный. ― Он любит почитать на ночь, поэтому с нетерпением ждет пополнения в библиотеке. Только вот один из писателей… как бы это сказать…

― Не местный? ― невозмутимо подсказывает Дана, подзывая резвящуюся Пифию.

― Не местный, приезжий, ― кивает Железный. ― Знаете, порой смотришь на него и думаешь, что…

― Не должно его тут быть? ― невинно подсказывает она и переводит взгляд на него.

В синих глазах пляшут бесы водокрутов и всех подводных течений, из которых никогда не выбраться ни человеку, ни правде.

― Не должно, Даночка. Но он есть.

Она делает глубокий вдох и откидывается на спинку скамейки, волосы шелковым водопадом льются вниз.

― Видите ли, Рудольф Валерьевич, временами нужно идти против решений тех, кто хочет лишить тебя счастья. Борьба ― это жизнь.

― Но если его присутствие опасно для города?

На полных губах Даны теперь уже неприкрытая усмешка:

― Мой дорогой провидец, каждый из нас ― потенциальная опасность для этого мира. Но это не значит, что всем нужно в один миг отсюда исчезнуть. Быть горем или благом каждый выбирает самостоятельно. И никого нельзя лишать этого выбора.

…Он не знает, сколько времени проходит после её ухода. Сиреневые сумерки давно упали на улицы.

Следящий Южного региона решил, что создание Егора Штольни слишком непредсказуемо, поэтому не сказал, что его можно вернуть. Не запретил возвращаться, но и не говорил, что надо ему помочь.

Дана… Бывшая возлюбленная Следящего решила, что шанс должен быть у всех. Потому сама нашла Антона Шуткача и подсказала что делать.

Железный поднимается со скамейки ровно в тот миг, когда ко входу в его дом подходит пара: высокий темноволосый мужчина в стильной черно-красной рубашке и кожаных штанах и тоненькая, как веточка, блондинка. Как только держится на своих каблуках? Хотя о чем разговор, она же профессиональная танцовщица.

Увидев его, оба улыбаются. Пришли всё в гости, вон по пакету видно, что не с пустыми руками. Володенька где-то прознал, что Железный жутко уважает торт «Херсон» из кондитерской на Суворова, вот теперь принес.

Что ж, судя по тому, что Саломеюшка рядом, он сумел уговорить свою красавицу съехаться. И это правильно. Это хорошо.

― Пифия! Пошли! ― кричит он, и собака со звонким лаем кидается за ним.

И правда хорошо.

Шанс нужно давать всем. Всегда.

Спустя несколько лет

Спустя несколько лет

Мои пальцы скользят по матовой обложке книги, обводя покрытые лаком завитки шокирующе прекрасного леттеринга. Черно-серо-красный фон. Белое лицо. Название наискось перекрывает его, не давая разглядеть глаза и лоб.

Антон Шут. Дан Ярасланов

«Бог вечного фейспалма»

Не думал, что держать в руках совместную книгу настолько… здорово? Удивительно верно?

Оформление, которое разрабатывал Игорь, подходит идеально и к тексту, и к настроению авторов, и к подаче.

Конечно, написать это удалось не сразу. Работа над книгой шла то с восторгом, от которого заходилось сердце, то со спорами с пеной у рта, когда ни один из соавторов не мог уступить другому. Временами казалось, что мы никогда не допишем. Временами… что одним томом не обойдемся.

Это было словно прогулка по тёмному лесу с закрытыми глазами во время грозы. Когда только во вспышках разрывавшей черное небо молнии можно приподнять веки и хоть что-то запомнить.

Планирование проваливалось на первых же этапах. У нас не получался продукт. Но через несколько месяцев… получилась книга. Когда мы позволили себе отбросить все рамки и жанровые ограничения. И просто… писать.