Вера Чиркова - Тихоня (СИ)
По коридорам и залам в знакомую Дагорду комнату, где хозяйничал Наерс, странные наемники молча шли позади него. Ничего не сказали и в кабинете, когда, выдав все необходимое, дознаватель попытался осторожно задать самые обычные вопросы, хватит ли им денег и знают ли они, как пользоваться пирамидкой. Только кивали, рассовывая все по карманам. И следователь делал вид, что вполне удовлетворён таким общением, хотя его профессиональное любопытство просто корежило от недостатка сведений.
И только когда седой наемник, видимо сообразив, что они будут подозрительно выглядеть без дорожных мешков, но со шкатулкой в руках, уверенно направился в сторону кладовушки, в которой старший дознаватель хранил дорожные вещи и оружие для своих агентов, Наерс не выдержал.
— Скажите, что вам нужно, и я принесу… — слова замерли у него на губах, когда наемник, откинув со лба неровные, словно обгрызенные пряди, окинул дознавателя таким знакомо-насмешливым взглядом темно-серых глаз, казавшихся в тени челки почти черными, — Дагорд?!
— Нет, — ответил наемник голосом Змея, — не знаю такого.
— Но вы же… — дознаватель захлопнул рот, сообразив, наконец, что вовсе не зря его командир ходит тут в каком-то сером тряпье, и поспешно полез отпирать ящик стола, где хранил самые ценные амулеты и вещицы, — вот, особые зелья, все что написано, действует наоборот. А вот еще деньги, чтоб хватило на лучших лошадей и седла.
— Вот так всегда и выдавай тем, кого приводит Тмирна, — строго произнес граф, бросая своему напарнику один из мешков, — и дай на всякий случай еще одну пирамидку, хоть малую.
— Большую дам, — понимающе кивнул тот, выдвигая другой ящик стола. И уже через пару минут торопливо шел впереди снова молчащих наемников, провожая их к портальной башне.
— Верни-иссь… — еще звенел под сводами башни тоскливый, полный горя крик девчонки, а один из стоящих в коридоре мужчин, невысокий и стройный, уже опомнился и отдал категоричный приказ:
— Немедленно все собираем и уходим. Кэнк, план зет. Самир, если она не заткнется и не захочет идти добровольно, дайте ей успокаивающего, — но Эста уже молчала, нарочито изумленно тараща глаза на главаря, раздававшего жесткие приказы мелодичным женским голосом.
— Быстро иди за мной! — рявкнул на девушку плечистый мужчина, но она сначала бросилась к шкафу и схватила плащ, за что ее грубо сцапали за руку и поволокли прочь.
Однако, выведя тихонько всхлипывающую пленницу на улицу, бандит смилостивился, подождал, пока она оденется, и только после этого легко забросил на спину лошади, впереди объемистых тюков с грузом. Глупышке достался только краешек горного седла, более мягкого и широкого, чем седла гвардейцев, зато можно было облокачиваться на мешки.
— Говорят, ты на лошади ездить умеешь? — его насмешливый вопрос показал Эсте, что ничего из той болтовни, какой она вчера кормила бандитов, не прошло мимо их ушей.
И более того, все было записано и передано их госпоже, чье лицо, скрытое за низко надвинутой шляпой и поднятым воротником, тихоне удалось рассмотреть не очень хорошо, но вполне достаточно, чтоб сделать довольно смелые предположения.
— Умею, дяденька, — последний раз всхлипнула тихоня и перехватила покрепче поводья.
Притворно рыдать она, конечно, могла бы и еще, тем более, в сердце острой занозой сидело понимание, как именно воспримет ее поступок Змей. Но были две очень важные причины, по которым этого делать не стоило. При все ярче разгорающемся свете нового дня ее личико вскоре можно будет рассмотреть во всех подробностях, и размазавшиеся веснушки наведут бандитов на нежелательные подозрения и догадки. А кроме того, таких суровых и видавших виды женщин, какой показалась девушке глава этой банды, девичьими слезами пронять невозможно, да и все хитрости монашки она разоблачит намного быстрее своих подчиненных.
— Тогда езжай вон за ними, да не вздумай сворачивать или бежать. Здесь безопасная тропа только одна.
— Угу, — кивнула тихоня, едко хихикая про себя.
Знал бы он, что ее и силой сейчас невозможно заставить свернуть или убежать!
Уверенно направив лошадь вслед за чередой вьючных животных и всадников, неторопливо поднимающихся по тропке, вьющейся между скал и камней, Эста словно ненароком оглянулась на дом, ставший важной вехой в ее жизни, и с досадой прикусила губу. Дома не было. Крыши, которые она рассмотрела вечером в окно, когда якобы выбирала более удобную спальню, были возведены над старинными руинами, превращая их в стойла для нескольких десятков лошадей и склады с припасами. А то что было некогда двориком, нынешние хозяева башни превратили в часть дороги, нырявшей в ворота с востока, со стороны поросшего лесом ущелья. И сейчас весь дворик был завален узлами мешками и сундуками, которые крепкие, ловкие мужчины подтаскивали из башни и из складов и грузили на лошадей и редких в королевстве шаргов.
Значит, решили бросить это логово, с сожалением вздохнула девушка, вознося молитву святой тишине, чтоб у них хватило ума не поджигать башню после ухода. Никакой выгоды это им не даст, а вот ищейки Олтерна не смогут не заметить столб дыма на фоне заснеженных вершин дальнего хребта.
Ехали бандиты неторопливо, но почти без остановок, да и как оказалось, останавливаться здесь было негде. Зато на нескольких площадках, бывших немного шире, чем тропа, путников ждали уголки для уединения, отгороженные выложенными из камня стенками, и подвешенные на столбе или просто на вбитом в стену крюке корзинами. Проезжая мимо, оттуда можно было взять сверток с едой или фляжку с кисленьким напитком. Эста встречала такую заботу о путниках впервые, и не преминула взять и сверток и фляжку.
В свертке оказался небольшой пышный хлебец, всего с ладонь размером, испеченный не далее, как вчера, несколько нетолстых кусочков прикопченой кабанины и маленький круглый овечий сырок, какие обычно хранят в рассоле. Его Эста лишь попробовала, и убедившись, что он солоноват, есть не стала. Да и остального скушала только половину, памятуя о том, что дальше таких корзин вполне может и не оказаться.
Еще Эсту удивляло, что никто на нее как будто не обращал внимания. Да ее даже как будто не замечали. Не разговаривали и не окликали, не предлагали еды и ничего не спрашивали. Но осторожные, испытующие взгляды спутников она чувствовала затылком, а подняв, словно для того, чтоб оправить капюшон плаща, руку с неразлучным браслетом, видела их в крошечном зеркальце. И старательно не подавала виду, что хоть что-то замечает, притворяясь неимоверно расстроенной и подавленной разлукой с женихом.
