Серебряные крылья, золотые игры (ЛП) - Марсо Иви

Я наклоняю голову, прислушиваясь. Все гости и слуги у горячих источников, а Райан далеко, в дополнительном шатре.

― Сюда. ― Я затаскиваю Сабину в главный шатер, в котором царит такой же беспорядок, как и везде, если не считать алтаря Солены. Мой взгляд задерживается на нем. С подушками для отдыха и низкими столиками вокруг нас, это единственное место, достаточно высокое, чтобы поцеловать ее.

Ну и хрен с ним.

Я провожу рукой в доспехах по алтарю, сбрасывая на пол монеты, хрустальные фигурки и дорогие благовония.

― Бастен, ― шипит она. ― Ты сошел с ума? Слуги увидят. Они что-нибудь заподозрят.

― Все и так в беспорядке.

― Это же священный алтарь!

Я роняю на пол хрустальную фигурку утки.

― Мне абсолютно наплевать.

Ее брови поднимаются ― сначала от шока, потом от желания. Я знаю эту женщину ― она тоже не питает любви к богам. Я грубо дергаю ее за пояс, чтобы освободить его, затем сдергиваю мокрую тунику через голову, когда она поднимает руки. Я бросаю тунику, мокрую и все еще дымящуюся, на землю.

Да. Наконец-то. Черт.

Я делаю шаг назад, позволяя себе разглядеть ее. Прошли месяцы с тех пор, как я видел Сабину такой обнаженной и естественной, как во время путешествия из Бремкоута. Ее волосы собраны в бессмертную корону, не скрывающую ни дюйма совершенства, которое предстает передо мной. Она поправилась с момента прибытия в Сорша-Холл; ее грудь стала тяжелее и просится, чтобы ее потискали. Треугольник мягких волос у вершины ее ног блестит от желания.

Она отводит одно колено в сторону, словно приглашая.

Двигаясь как ураган, я обхватываю ее за талию, чтобы усадить ее прелестную попку на алтарь. Аромат ее сладкого возбуждения, вдыхаемый моим носом, проникает прямо в мозг, доводя меня до исступления. Я прижимаю одну ладонь к ее животу, медленно, словно тень, поднимаюсь к груди, а затем обхватываю пальцами ее шею.

Другой рукой я вытаскиваю шпильки, удерживающие ее волосы. Локоны каскадом падают вниз, коса частично распускается, пока она не становится естественной, как лань.

― Ты позволила Райану играть в нашу игру, ― говорю я низким голосом, прикрыв глаза, пока нежно сжимаю пальцы на ее горле. ― Губы. Челюсть. Горло. Родимое пятно. Ему повезло, что не дошло до последнего ― он был бы покойником.

Она выгибает спину, как кошка, уже умоляя меня о губах. И кто я такой, чтобы отказать ей? Я беру один сосок в зубы, дразня и покусывая, пока ее бедра не начинают извиваться на священном алтаре, сбрасывая на землю еще больше монет.

― Бастен… О, черт…

Мне удается оторваться от нее, сдерживая потребность, которая побуждает меня взять ее прямо здесь и сейчас. Я хватаю ее за косу, расплетая ее от плеч до бедер; затем опускаюсь на колени, чтобы распустить ее до земли.

Опустившись перед ней на колени, я беру в руку одну идеальную ногу и целую ее изгиб. Она вздрагивает, выплескивая возбуждение между ног. Медленно я целую ее обнаженную кожу, пока не утыкаюсь лицом в ее горячее лоно, вдыхая аромат ее потребности.

Все мое тело дрожит, натянутое, как лук.

Ее бедра выгибаются навстречу моему лицу, требуя ласки. Еще больше монет падают на землю с металлическим звоном. Она стала такой жадной до секса. Такой бесстыдной. И мне это чертовски нравится, поэтому я награждаю ее дразнящим движением языка по горячему, набухшему клитору.

Но это пока все, что получит моя маленькая фиалка.

Когда я поднимаюсь на ноги, она всхлипывает:

― Не останавливайся.

Я медленно качаю головой. Я обнимаю рукой ее челюсть, заставляя посмотреть на меня, упиваясь звуком легкой одышки в ее легких.

Воздух становится тяжелым от запаха надвигающейся бури. Над головой темнеют тучи, ветер хлещет по бокам палатки.

― Спроси меня еще раз, Сабина, ― тихо говорю я.

Она шепчет:

― О чем?

Мой голос звучит хрипло, когда я отвечаю:

― О том, что ты спросила, когда я забрался по стене башни в твою комнату. Спроси, люблю ли я тебя.

Глава 19

Сабина

Спроси меня, люблю ли я тебя.

Шок обрушивается на меня, как нахлынувшая волна, и я задыхаюсь. Мир кренится на своей оси ― что он пытается сказать?

Тени в палатке словно наклоняются ко мне, желая услышать слова, которые так или иначе сломают меня. Вот она, последняя, страшная преграда между нами. Сердце колотится под ребрами, как пойманный кролик. Неистово. Испугано. Мое сердце не защищено золотой броней, как у него.

Капля холодной воды с ледяной скульптуры алтаря капает мне на плечо, обжигая внезапным холодом, который возбуждает так же сильно, как и шокирует.

Почему он спрашивает меня об этом? Почему именно сейчас? Его поцелованные богом уши слышали, как разрывалось мое сердце, когда я впервые задала ему этот вопрос. Он чувствовал вкус моей горькой боли. Он видел своим сверхъестественным зрением, как в моей груди образовалась безнадежная пустота после его ответа.

Мои губы дрожат, но я отказываюсь доставить ему ― или богам ― удовольствие тем, что отвернусь. Поэтому, уставившись на него испепеляющим взглядом, я спрашиваю:

― Бастен, ты любишь меня?

Его плечи расслабляются, и он испускает сдерживаемый вздох. Его большой палец скользит по линии моей челюсти, а глаза ненадолго опускаются к моим губам.

― Маленькая фиалка, ― говорит он, ― когда мое сердце было покрыто льдом, ты согрела его. Когда моя душа была больна, ты исцелила меня. Когда я думал, что одиночество ― мой удел, ты была рядом. ― Когда его большой палец проводит по моей нижней губе, он с трудом сглатывает. ― Люблю ли я тебя? Боги знают, что ты ― единственная женщина в этой жизни, которую я когда-либо любил. До встречи с тобой я был сломлен ― да я и сейчас сломлен. Но ты вдохнула жизнь в тот уголек, который я считал навсегда погасшим. Я любил тебя в ту ночь, когда ты задала мне этот вопрос. Я любил тебя в пещере водопада. Я любил тебя, когда убивал налетчиков, осмелившихся прикоснуться к тебе. Думаю, я всегда любил тебя, Сабина Дэрроу, просто не знал об этом. Потому что до тебя я не знал, что такое любовь.

Слушая его, мои сердце и легкие воюют друг с другом, пульсируя то в такт, то вразнобой. Ветер хлопает полотнищами палатки, вторя отдаленным раскатам грома и лишая меня последних мыслей.

Слова? Их нет. Я ― пустая лужа, такая же безжизненная, как ледяная скульптура.

Потому что я все еще боюсь. Боюсь, что все это ― очередная игра. Иллюзия. Жестокий сон, навеянный Фрасией, богиней ночи.

Еще одна капля ледяной воды падает мне на руку, напоминая о необходимости дышать.

― Ты серьезно? Завтра ты не передумаешь?

Он обнимает мое лицо ладонями, его глаза бездонны, как зимнее море.

― Я люблю тебя сегодня и буду любить каждый день. Даже если бы смерть разлучила нас и меня отправили в подземное царство, я бы победил самого бессмертного Вудикса, чтобы вернуться к тебе.

Мое сердце устремляется в полет, боясь когда-нибудь приземлиться.

Его губы касаются моих, и он шепчет:

― Я думал, что любовь ― это для дураков. Если это так, то я больше никогда не хочу иметь ни одной мудрой мысли. Потому что, маленькая фиалка, ― заканчивает он, и пульсирующие тени вокруг нас задерживают дыхание, ― я безвозвратно, неоспоримо, навеки влюблен в тебя.

Он клеймит меня собственническим поцелуем, который одновременно нежный и будоражащий.

Я откидываю голову назад. Опираюсь на руки. На короткое время мои глаза закрываются, когда наши губы соединяются, а дыхание смешивается. Потому что мне нужно почувствовать этот момент. Пусть он пропитает мой разум, пока я не смогу по-настоящему, искренне поверить в то, что он реален.

Когда я буду готова, я открою глаза.

Бастен пылает от желания, его тело напряжено и требует освобождения, а легкая дрожь в руках выдает внутреннюю уязвимость. Я раздвигаю ноги на несколько дюймов, опрокидывая бутылку вина, которая падает на пол и разбивается вдребезги.