...Или будет? (СИ) - Муратова Ульяна
Спускаться на землю — самоубийственно опасно, но необходимо найти точку, с которой открывается хороший обзор. На ней и стоит остановиться. Искать по крови подвижную цель куда сложнее, чем замершую на месте, нужно поспособствовать своим поискам. Но для начала — оглядеться. Я по-прежнему не знал, куда меня закинул портал. И, судя по тому, что ни одного преследователя не появилось, не знали этого и альваты.
Святая Ама Истас, я прикончил их принца! И теперь нас ждёт второй раунд изнуряющей войны? Гайрон Ферралис отдал им артефакты портальных арок. Это объясняет, почему альваты начали активно отступать с завоёванных территорий. Устали от партизанской войны и уже получили желаемое. Только ли стационарные порталы? Или король в обмен на трон отдал альватам что-то ещё? Опустошила ли казну война или Ферралис купил помощь могущественного альвата-менталиста ценой состояния нации?
Жизненно необходимо передать информацию своим. Ферралис должен ответить за свои преступления. За каждое. За подрыв Капитолия и смерть представителей Старших семей, за гражданскую войну, за войну с Альвой. Любой дальновидный монарх понимает, что гражданская война и смута — идеальное время для соседних государств, чтобы атаковать или распространить своё влияние. И раз он сознательно пошёл на сделку с Гайзорисом, то виновен в том, что случилось дальше. А ведь Ферралиса не заподозрили в заговоре. Сколько ему тогда было? Девять годин? Около того. Все подозрения пали на первого в очереди на престол Аврелиса, и его настолько измордовали допросами и проверками, что он предпочёл отказаться от престола, чтобы не прослыть узурпатором и убийцей, коим его считали многие, несмотря на отсутствие доказательств.
Всё было хорошо спланировано и сыграно, только желаемого результата повстанцы не достигли. Старшие семьи частично пошли на уступки, но отдавать земли отказались. Особенно смешно выглядели лозунги и притязания повстанцев, которым «не хватает земли, потому что её оккупировали Старшие семьи». А ничего, что на юге до сих пор полно ничейных территорий, которые можно купить у короны или же даже зачистить от опасных ящеров и объявить своими? Но нет, это куда сложнее и опаснее, чем отобрать у тех, чьи семьи когда-то уже сделали всю грязную работу. К счастью, почти у каждого лея есть своя военная сила, и, объединившись, они смогли дать отпор. Рты, раззявившиеся на жирные, более безопасные земли рядом со столицей, остались без зубов. И Старшие семьи безусловно одержали бы победу, если бы не начавшаяся война с альватами. Вот из-за неё-то и пришлось леям выделить часть земель и передать обратно короне практически за бесценок, чтобы эти куски смогли выкупить «несчастные, обделённые судьбой» революционеры.
Отец отдал самые каменистые и неплодородные участки, и при этом сам же спонсировал покупку своих же земель доверенными лицами. И от этого предательство Ферралиса ощущается ещё острее: ведь Старшие семьи поддержали его и монархию, повстанцы хотели реформировать власть и иметь выборного лидера. Но подлый гайрон выехал на плечах тех, кого предал. И мне никак нельзя погибать, чтобы это не сошло ему с рук.
Я влез на верхушку дерева с парой обломанных ветвей и вгляделся в прогал. Линия гор вдалеке оказалась незнакомой. Вокруг — ни реки, ни ручья, а жажда уже начала давать о себе знать. Хотя спуститься за водой было бы рискованно. Рядом с водоёмами водятся салатзы — приземистые ящеры с огромной треугольной пастью и короткими кривыми лапами. Они любят затаиться среди камней или в глине, а потом с невероятной для такой комплекции скоростью кинуться на пришедшую к водопою жертву. Их маскировка настолько хороша, что иной раз увидишь салатза, только когда он уже утягивает тебя на дно. Так что любой берег для начала стоило хорошенько осмотреть, а не радостно бросаться к воде.
На дереве висели большие, разогретые на солнце, пахучие шишки. Но мне пища была ни к чему, напротив, после жирных орехов жажда только усилится. А я не настолько оголодал, чтобы не продержаться без еды хотя бы пару суток. Вода — другое дело, но где её взять на верхушке дерева? Я оторвал пучок свежей изумрудно-зелёной хвои и пожевал, чтобы прогнать гадостный привкус во рту. Теперь и сам ощущал себя незрелой шишкой: вонял смолой, висел на ветке и на вкус был, как хвоя.
Перепрыгнув с ветки на ветку, с усмешкой вспомнил вопрос Лёши: «Папа, зачем ты гоняешь нас по полосе препятствий? Зачем это нужно для реальной жизни?».
Вот вернусь — будут у меня по лесу скакать, объясню им, зачем это нужно в реальной жизни.
Приметив хорошую ветку чуть ниже, прыгнул, но едва не промахнулся. Зацепился руками, повис, подтянулся и чуть не сверзился на землю, когда сухая кора под руками осыпалась, крадя опору. К счастью, упёрся ногами в ветку ниже и удержался.
Наметив выделяющееся на фоне других высокое дерево, двинулся к нему. Оставалось только надеяться, что отец сообразит, где и как меня искать. Пусть не сегодня, но завтра точно. Его обязательно должно смутить, что я не вышел на связь, даже если о смерти принца альватов в Аларане не узнают.
Добрался до высокого дерева я настолько обессиленным, что долго отдыхал на ветвях посередине ствола, прежде чем начать путь на верхушку. На глаз там было около двадцати эстад, но от усталости зрение стало нечётким, сердце глухо билось аж в горле, а в боку закололо, чего не случалось уже очень давно. Да и руки уже держали с трудом.
Взбираясь вверх, я окончательно растрепал нехитрую обвязку на ладонях, исцарапал пальцы и выбился из сил. Оставшееся единственным на небосводе солнце клонилось к закату, вокруг стрекотали насекомые, громко ухали где-то вдалеке птицы, и лес заливало золотым вечерним светом, разгоняющим прохладу. Днём на неё я не обращал внимания, а вот ночью она меня доканает. Но околеть не околею, разве что воспаление лёгких подхвачу. Сев на очередную ветку, я поднял голову вверх, чтобы оценить расстояние до верхушки, и взгляд зацепился за гнездо. Судя по виду, его свили тхории, краснопёрые скандалисты. Оно покинуто?
С усилием поднялся на ноги и осторожно полез выше. Кажется, гнездо пустое.
Но нет. Добравшись до удобной ветки, которую облюбовали тхории, я увидел в просторном гнезде здоровенные яйца. Ещё теплые. Каскарр! Лучше свалить подальше.
Но я не успел.
Обернулся на каркающий воинственный вопль. На меня летела разъярённая махина. Клюв широко раззявлен, острый язык загибается крюком, красные глаза горят угрозой. Не придумав ничего лучше, я запрыгнул в гнездо и швырнул в птицу её яйцом. Она такого явно не ожидала, не уклонилась от удара и получила здоровенным снарядом прямо в грудь. Маленькие верхние лапы скрежетнули по скорлупе, а потом тхорию откинуло назад, и она ударилась спиной о ветку ниже. Хвойные иголки полетели вниз вслед за тяжёлым яйцом, а птица яростно заверещала и кинулась на меня. Большие когтистые нижние лапы вцепились мне в бёдра, а верхние — в живот. Затрещала ткань петорака. Тхория попыталась выклевать мне глаза, а одним из крыльных когтей рассекла плечо.
Тварь крылатая!
Одной рукой я схватил её за горло и крепко сжал, а второй разломал пластину и воткнул в глаз шип Анена: сначала в правый, а следом и в левый, а затем оторвал птицу от себя и отбросил. Тхория дико заверещала, оглашая лес, забилась между веток, потом несколько раз дёрнулась в агонии и рухнула вниз. Оббив часть веток, удачно упала на самую землю, не осталась висеть рядом, привлекая плотоядных насекомых. Вот тебе королевская смерть! Я осел в гнезде, осматривая раны. Те крохи сил, что успели восстановиться, тут же ушли на то, чтобы затянуть раны — самая глубокая оказалась на плече, в остальном от когтей остались дыры, которые хоть и кровоточили, но не так сильно. Я пристроил яйца снаружи гнезда, чтобы использовать как метательные снаряды в случае новой опасности, лёг на выстланное пухом дно, свернулся клубком и задремал.
Тхории — это хорошо, значит, ос вблизи точно не будет.
Золото закатного солнца сменилось серебром луны. Ноги затекли, и я высунул их наружу, а руки закинул за голову. Пить хотелось неимоверно, но скорлупу яйца тхории голыми руками не расколешь, да и попить в нём нечего, а от сырого яйца может начаться понос, без ароматной струи которого в потоке своих чудесных приключений я сейчас точно мог обойтись. На небе — ни тучки, но, может, оно и к лучшему. Дождь избавил бы от жажды, но мокрая холодная ночь точно не принесла бы удовольствия.
