Роберт Уэйд - Удивительная история Мэри Стенз
«Фотография 20. Последняя инъекция стимулина для поддержания искусственного внешнего обмена, созданного вследствие целенаправленного вмешательства в нормальную физиологическую деятельность женского организма».
На другой странице миссис Аманда Белл наткнулась на абзац, в котором с холодной беспристрастностью отмечалось:
«Как эксперимент в области чистой биологии, этот опыт не лишен интереса, но преподносить то, что сделано путем медицинского вмешательства, как следствие употребления определенного косметического средства с целью его рекламы и продажи – грубое нарушение медицинской этики и уголовное преступление по отношению к неинформированной публике».
Немного дальше:
«Интересно отметить, что в течение всего опыта Мэри Стенз ни разу не употребляла «Красотворец». Вначале любые косметические средства были запрещены вообще, поскольку это помешало бы клиническим наблюдениям за строением кожи. В конце опыта, когда основные черты физической красоты уже проявились, к косметике прибегли во время павильонных кино– и фотосъемок, но ни единого раза не воспользовались «Красотворцем», который в то время проходил лабораторные исследования».
На следующей странице, под фотографией Уиллерби, Дарк писал:
«С целью обеспечить безопасность и помешать доступу представителей прессы к мисс Стенз фирма «Черил» поселила ее в отеле «Оникс-Астория» и наняла частного детектива Эрика Уиллерби, возложив на него обязанности сторожевого пса. Уиллерби следил за девушкой, как настоящий Цербер, и вскоре обнаружил ее связь с «Наблюдателем». Под угрозой неминуемого разоблачения мошенничества с «Красотворцем» глава фирмы «Черил» Эмиль Фаберже поспешил пригласить своего старого приятеля и одноклубника Чарльза Хеннингера, шефа издательского концерна «Стайн-Хеннингер», которому принадлежит журнал «Наблюдатель», на роскошную трапезу в фешенебельном «Деловом клубе». Именно там, в дружеской обстановке, за бутылкой хорошего коньяка они подписали нашему репортажу смертный приговор. К своему «косметическому» мошенничеству Фаберже добавил подкуп прессы».
В заключительном абзаце, напечатанном жирным шрифтом, Дарк подытоживал:
«Мошенничество с «Красотворцем» представляет собой беспрецедентное преступление против науки, морали, против гражданских свобод, воплощенных в традиционной свободе прессы, – и все это для того, чтобы обеспечить коммерческий успех косметическому средству, которое, несмотря на все его качества, не может дать тех результатов, которые обещает реклама. Прекрасную Лору Смайт можно считать живым свидетельством того, что способен сделать гиподермический шприц в умелых руках эскулапа с темным прошлым, но никогда никому в мире не удастся доказать, что своей красотой она обязана крему «Красотворец».
Под репортажем стояло факсимиле Пола Дарка, а немного ниже – строка курсивом: «Редактор отдела репортажей журнала «Наблюдатель».
Аманда Белл, вздохнув, закрыла журнал и встала. Из окна гостиной виден был лайнер американской авиакомпании, который медленно подруливал по бетонной дорожке к зданию аэропорта. Миссис Белл подошла к Фаберже, который все еще не мог успокоиться.
– Самолет прилетел, Эмиль, – тихо произнесла она.
Фаберже сердито взглянул в окно, потом перевел взгляд на миссис Белл.
– Пусть ее сразу приведут сюда, – велел он. – И чтобы никаких разговоров с репортерами по дороге. Пусть полиция их и близко не подпускает.
Миссис Белл вышла из гостиной и что-то сказала сержанту-полицейскому. Тот неуверенно пожал плечами, как будто вся эта суета его не касалась, затем собрал четырех полицейских и неторопливо повел их к самолету, из которого как раз начали выходить пассажиры. Все журналисты были уже там. Телекомментатор что-то без умолку тараторил в микрофон, подключенный к портативному магнитофону.
Лора Смайт спускалась по трапу шестой, следом за Скоттом Френкелом. Оба были удивлены такой неожиданной встречей. Вокруг стрекотали кинокамеры, в предвечерних сумерках раз за разом сверкали фотовспышки.
Лишь только она ступила на землю, как репортеры тут же ринулись вперед. Кое-кто из них размахивал экземплярами «Наблюдателя».
– Мисс Смайт! «Наблюдатель» называет вас искусственной красавицей. Что вы можете сказать по этому поводу?
– Правда, что вы были подопытной морской свинкой?..
– Вы до сих пор работаете на Пола Дарка?..
– Сколько вам заплатил Фаберже?..
– Вы видели этот репортаж? Он правдив?..
Вопросы сыпались со всех сторон одновременно, сливаясь в сплошной гам, и девушка даже толком не могла понять, о чем идет речь. Френкел растерялся еще больше. К счастью, вмешалась полиция, и через минуту их обоих уже вели к зданию аэропорта, а репортеры следовали за ними по пятам, точно стая голодных волков. Еще через минуту за ними закрылись двери гостиной. Глаза всех присутствующих с холодным интересом обратились к ним.
– Ну и шуму же было!
– Что случилось?
Фаберже, глядя прямо в лицо девушке, подал ей свой экземпляр «Наблюдателя». Он не произнес ни слова, но выражение его лица не сулило ничего хорошего.
Мэри быстро взглянула на обложку, затем пробежала глазами страницы репортажа. Достаточно было минуты, чтобы она уловила его основное содержание.
– Но я же думала… – начала она и запнулась, не зная, что сказать дальше.
– Благодарю, – сказал Фаберже со зловещей иронией. – Очень и очень вас благодарю, мисс Стенз, – почти с отвращением подчеркнул он, – за ваш вклад в эту мерзкую смесь вранья и клеветы. Без ваших свидетельств и фотографий Дарк никогда бы не осмелился это напечатать.
Девушка смотрела на него, чуть не плача.
– Поверьте, мистер Фаберже, я и понятия не имела… Я думала, репортаж запрещен. С тех пор я даже и не слышала о Поле Дарке…
– Сейчас вы пойдете туда, – твердо произнес Фаберже, ткнув пальцем в направлении главного зала аэропорта, где за кордоном полиции толпились репортеры, – и сделаете заявление для прессы. Вы скажете, что напечатанный в
«Наблюдателе» репортаж лживый от начала до конца и что
фирма «Черил» возбуждает судебный процесс о клевете. Вот и все. Ни на какие вопросы не отвечайте. Понятно?
– Да, понятно, – ответила девушка, растерянная и немного, напуганная гневным тоном Фаберже. – Но ведь, по сути, репортаж правдив. Все так и было…
Лицо Фаберже исказилось от ярости.
– Ваше дело сказать, что это вранье! – заорал он. – Вранье с первого до последнего слова, каким бы правдивым он ни был. А теперь идите и скажите об этом.
