Путь Владычицы: Дорога Тьмы (СИ) - Эфф Юлия
Пять — от того места, где стояла Улва, в небо взмывает чёрный столб. “Выжила!” — машинально и с облегчением думает Дыв.
Шесть — дикие, охранявшие своего вождя, падают с воплями: “Ар-раука-а-а!”
И вдруг — клёкот ящеров, а после него разливается внезапная тишина. В ней Дыв слышит свист своего меча и хруст от переставшей сопротивляться чужой плоти. Дикарь падает на колени и валится беспомощно на бок, а Дыв уже поворачивается вокруг себя и видит застывший пейзаж. Выжившая часть племени Жадалах-кхана согнулась в поклоне и уткнулась лбом в грязь. Немногочисленные виерды, наоборот, стоят, задрав головы. И он последовал их примеру, опуская меч.
Находившаяся ближе всех к Дыву Марна и король Асвальд били крыльями, изогнувшись в воздухе, словно испытывали муки. Правее к Солвег неслась тучка, похожая на Ашу, настигла — и Солвег повторила конвульсию отца и сестры. Дыв покрутил головой — на восток летел ещё один кусок тьмы, к кому — не успел карамалиец подумать, как за спиной раздался вопль:
— Ма-а-а-ма!
— Кайа! — Дыв бросил меч и понёсся назад, перепрыгивая через тела. Младшая дочь Асвальда, объятая тьмой и раскинув руки, стояла на коленях перед лежащим виердским сыном вождя. Её трясло, будто тьма вгрызалась в неё, но никак не могла проникнуть.
Одновременно с Дывом на помосте оказалась королева. Не задумываясь о последствиях, Дыв бросился к Кайе и обхватил её, сам погружаясь во тьму, которая, как ни странно, его не обожгла:
— Я здесь, Кайа! Держись за меня!
— Ды-ыв! — выдохнула принцесса ему в шею и прижимаясь, а после обмякла.
Снова стало относительно тихо, если не считать возни очнувшихся виердов, которые криками сгоняли диких в одну побеждённую толпу.
— Какой же ты всё-таки недалёкий, карамалиец, — засмеялся за спиной голос Марны. — С таким защитником моя сестра никогда не получит крылья.
[1] Форма шотела напоминает большой серп и может эффективно использоваться для того, чтобы обогнуть щит противника и нанести ему удар в жизнен важные области тела. У шотела два лезвия, внешняя кромка обычно не затачивается и иногда используется для защиты. (с)
[2] «Бийяз савасси!» — «белый воин» (дик.)
17. Точка опоры
Два месяца спустя. Земли диких, за расщелиной.
Дыв шёл в виноградном междурядье с садовым ножом, останаваливался почти возле каждого куста. Где-то отрезал подозрительную ветку, рассматривал её на предмет заражения виноградной болезнью и отдавал слуге, несущему корзину, если казалось, что лист поражён. Тогда на куст вешался кусок цветной ленты — чтобы собрать с этого куста ягоду во вторую очередь, для напика похуже качеством. Где-то созерцал гроздья, отщипывал ягоду, пробовал её на вкус. Слуга, в свою очередь, повторял манипуляции господина — разглядывал, обнюхивал, клал на язык — запоминал, что говорит Дыв-дан. Учился у мастера.
Приближалась винная страда. Там, где Дыв одобрил, виноград уже собирали. Свозили в винные дома для грядущего праздника — пригласят самых красивых незамужних девушек и парней, и начнётся веселье — танец Красных ног под тягучие любовные песни. Там-то начнёт молодёжь, время которой настало, подыскивать себе пару, и винная сладость свяжет два сердца, когда весь урожай будет убран в закрома фрейев и частично — диких.
— Этот корзина тоже полный, мастер-дан. Надо пустой однако, — когда ветки перестали помещаться, слуга безо всякого страха, но с почтением, остановил господина — тот не был злым, как фрейлеры, и быстро внушил к себе уважение, близкое к обожанию.
— До конца ряда осталось немного. Иди, Кенан, принеси пустую и, на всякий случай, ещё ленты да проследи… в общем, как обычно, — Дыв устало уселся на землю, в тень.
— Я бежать, мастер! — Кенан чуть ли не вприпрыжку понёсся, придерживая ворох одной рукой, чтобы ни один подозрительный лист не упал на землю.
Мастер велел сжигать такие ветки, но местные женщины подсушивали их и бросали в костёр, на котором готовилась еда. Пища от запаха виноградных лоз приобретала другой аромат, так считали дикие. Дыв когда узнал, сначала поругался, а потом сказал — пусть забирают, лишь бы не сушили заражённые листья во время ветра.
Дыв присмотрел гроздь налитого тёмно-красного муската, оторвал от неё малую часть и задумчиво положил виноградину в рот — с этого куста можно было уже собирать, пока не начал усыхать. Кенан при всей своей скорости будет бегать минут двадцать, не меньше, а за это время можно успеть вздремнуть. И Дыв растянулся на земле, подложив под голову свёрнутую накидку. Необходимости в тёплой одежде здесь, в винограднике, не было, а за его пределами гулял прохладный горный ветер, но и к нему Дыв быстро привык. Поэтому господскую накидку чаще носил переброшенной через своё плечо Кенан, чем ужасно гордился.
Закинув в рот оставшиеся ягоды, Дыв пожевал их, высасывая сок, сплюнул жмых и вздохнул, устраиваясь поудобнее. Над головой плыли облака, соларис сместился к западу и уже не раздражал глаза, Дыв сам не заметил, как задремал.
События двухмесячной давности сломали его, разрушили намерения, поэтому теперь ему не просто требовалось время всё восстановить. Или решить, что больше не нужно убивать фрейев. Вообще никого не нужно убивать…
Севим не звал на помощь, когда его, уставшего от двух предыдущих схваток с сильным противником, начал добивать Жадалах-кхан. За сына это сделал отец, прекрасно понимая подлый замысел соседа. Отдал приказ страже и сам присоединился к ней.
Дикие не заставили себя ждать. Копящееся десятилетиями напряжение между двумя племенами взорвалось и разлетелось на тысячи осколков, поражая сердце каждого на поле одинаковым желанием — желанием убить врага. Но диких было слишком много, а Захеб-кхан пришёл без войска, всего с сотней воинов для охраны и подтверждения своего статуса. Как ни сражались яростно виерды, фрейи видели: поражение восточного племени — вопрос часа, не больше.
Почему же не вмешался Асвальд сразу или, проще того, не отменил брак Марны с ненавистным ей Карталем? Пожелал кровавую игру? И что за удовольствие знать заранее, что ты толкаешь племя на вымирание? Дыв сначала решил, будто Асвальд затеял мелочную интригу ради ценных даров Захеб-кхана, чтобы оставить их себе и не отказываться от помолвки. А когда Горан всё объяснил, Дыв содрогнулся — коварству фрейев был ли предел?
Да, дикие много лет поддерживали Асвальда. Люди Жадалах-кхана возделывали поля, виноградники, разводили скот и, правда, никогда не работали на руднике, ибо то считалось рабским трудом. Покровительство фрейев обеспечивало диким свободную и спокойную жизнь. От переизбытка свободного времени некоторые дикие отправлялись вместе с мастером Оржаном на добычу рабов и сокровищ.
Иногда Жадалах на пару с Асвальдом разыгрывал военную драму — дикие уходили вглубь своей территории, на юг, там переправлялись через пролив и нападали на Арнаахал. Грабили столицу, похищали женщин, лошадей…
Оправившись от неожиданного набега, миролюбивые земледельцы и скотоводы, арнаахальцы собирали корабль, дары и плыли к Асвальду с челобитной — защитить их от диких. Асвальд брал дорогую мзду и важно обещал приструнить зарвавшееся племя, и потом несколько лет давались арнаахальцам для передышки. Затем набег повторялся, пока южане не догадались о коварной схеме северян. И вместо того чтобы опять плыть к королю фрейев, начали укреплять свой город.
За несколько лет Арнаахал превратился в неприступную крепость. Более того, чтобы обезопасить себя как от нападения со стороны суши, так и с неба — от фрейев — арнаахальцы отреклись от магии. На Совете старейшин постановили: магия делает человека ленивым и гордым, выбор любой стороны (Света или Тьмы) — опасным существование.
Как им это удалось, никто не знал, сами арнаахальцы утверждали, что секрет прост: не нужно пользоваться магией, и она исчезнет. Как бы то ни было, у себя дома они были в относительной безопасности. Асвальд, не поверивший новости, решил навестить соседей, но будто наткнулся у границ арнаахальской суши на стену, высасывающую силу, — и чуть было не пошёл бескрылым камнем на дно. Пришлось повернуть назад. Отсюда становилось понятно, почему Асвальд никогда не планировал для своих детей брачных договоров с арнаахальскими принцами и принцессами.
