Надежда Башлакова - Мгновение длиною в бездну. Рождение Топаз. Книга 1
Любовь и секс были для неё несколько чужими и не знакомыми понятиями. Вот дружба это всегда, пожалуйста, и самым страшным в жизни для неё была не рана, боль или смерть, а предательство. Она на всю жизнь запомнила, как маленькая потерянная Девочка тянула руки к своей любимой хозяйке, моля её спасти и оберечь, помнила холодность тех глаз и горькое осознание того, что всё это делалось даже не ради собственной безопасности, а ради каких–то своих корыстных целей.
В общем, любви, как таковой, она к своим спутникам не испытывала, а вот ревность всё же была. Каждую девушку она воспринимала, как некую конкурентку способную покуситься на их дружбу и разрушить её. Когда–то давным–давно её хозяйка в выборе между будущим мужем и малолетней рабыней, предпочла «непорочного» супруга. Но вот остался ли он ей верен настолько, насколько могла остаться верна, влюблённая рабыня, что с божественным благоговением взирала на свою госпожу, вот это ещё вопрос. Вообще–то, любовь бывает совсем разная, кто–то бросает ради этой любви всё, дом, семью, будущее, кто–то просто прыгает с высоты башни, прощаясь с жизнью, кто–то изничтожает свою безответную любовь, чтобы она не досталась уже ни кому, кто–то любит и хранит тихую верность своей любви, а кто–то так же тихо себе любит, развлекаясь при этом с каждой тёплой девицей, подвернувшейся под бок. Это последнее, похоже, про Алгорна.
Так вот, конечно, Топаз по–своему любила и Почтеннейшего, и, безусловно, Гелео, и Джордана, с которым надеялась ещё встретиться когда–нибудь в будущем, и шустряка и пройдоху Алгорна, и, вероятно, даже нового знакомца Кия. Да, наверное, она всё же всех их любила, просто не отдавала себе в этом отчёта, не зная при этом, что такое любить и не ведая, что и сама на это способна. Ведь она же со спокойно душой отпустила Джордана, как только поняла, что он встретил свою истинную любовь, достойную её друга, похождения же Алгорна ей были неприятны, да хотя бы потому, что Сварог когда–то очень–очень давно завещал людям Правду, Закон и Семью, в том, как понимала это Топаз. Единому мужчине дана единая женщина, а единой женщине дан единый мужчина. Так разве ж дело это, возлежать на ложе, да сразу с двумя, не говоря уже о том, что каждый раз с разными?
В общем, махнула она рукой на своих заспавшихся друзей и заказала себе плотный завтрак, намереваясь хорошо покушать. Но, так и не успев приступить к еде, она снова заметила того мальца в длинной ребячьей рубашонке. Он протянул хозяину какую–то монетку, от которой тот брезгливо отмахнулся, и попросил кусочек хлеба.
— На, малый, грызи, не победнею.
Мальчик скрутился здесь же на лавке возле стены и стал грызть кусочек хлеба не первой свежести, вероятнее всего ещё позавчерашний, завалявшийся где–то на кухне.
Мелкую, никем невостребованную монету, он так и держал, зажав в кулаке.
Так вот откуда эта бледность и худоба, и ведь не для костей мальцу понадобился медячок. Топаз вдруг стало так стыдно, а на душе ужасно скверно. Пожалела ребетёнку на еду, вот гадость–то какая.
Она посмотрела на свою полную тарелку, за тем на мальчика на лавке.
— Эй, малец, поди сюда.
Мальчик посмотрел по сторонам, потом показал на себя, излучая удивление.
— Да, ты, иди сюда.
Ребёнок с некоторой опаской подошёл к девушке. Несколько пар удивлённых глаз, вообще–то с утреца народу тут было не так уж много, проводили его любопытными взглядами.
Мальчик слегка поклонился.
— Ты вот что, — сказала Топаз, — выкинь–ка, поди, на двор свою корку собакам, а то они, поди, ещё сегодня тоже не завтракали.
Ребёнок затравлено прижал огрызок хлеба к груди, глаза совсем по–детски наполнились слезами.
— Ты мне не хнычь только. Хорошо сделаем по–другому, раз до тебя никак не дойдёт, а я доходчиво объяснить не в силах. Ты, вот что, садись–ка со мной рядом. Садись–садись, не бойся, я не кусаюсь. И кушай мою еду. — Топаз пододвинула ему миску. — Кушай–кушай, за неё уже заплачено. Мне что–то не хочется, так ведь не пропадать же добру?
Она улыбнулась, мальчик наконец–то улыбнулся ей в ответ.
— Спасибо, тётя. — Он с жадностью накинулся на предоставленную в его пользование пищу.
— Не за что. Тебя зовут–то хоть как?
— Пру… Прутик. — Неуверенно протянул мальчик, сомневаясь, стоит открывать своё имя совсем незнакомому человеку.
— А меня Топаз. — Топаз, похоже, такие мысли совсем не мучили. — Ты, пацан, посиди, я сейчас вернусь. — Она подошла к стойке. — Хозяюшка, наполнили ли мне там пузырь парным молочком?
— Да–да–да. Вот только ты свой завтрак пареньку уже отдала, так может тебе чего нового приготовить?
— Да, конечно. — Топаз заглянула в свой пустой кошелёк. — Но как–то не очень хочется. Плесни–ка, мне, пожалуйста, кружку молока, да корочку хлеба прибавь, думаю, будет достаточно.
— Может пузырь с молоком заменить чем–то более существенным? — Участливо спросила женщина.
— Нет, спасибо, это молоко для моей подруги, оно так сказать не прикосновенно. — Топаз улыбаясь, покачала головой и легонько похлопала по пузырю.
— Что ж коли так, то позволь мне некую самодеятельность, так сказать. Хлебушек, я тебе заменю пирогом, а кружку с молоком кувшином.
Топаз неуверенно покачала головой.
— Спасибо, конечно, но я не в силах за это заплатить.
— Да, ладно, моя милая, — махнула рукой сердобольная женщина, ставя на стол кувшин и блюдо с пирогом, — с мальцом поделишься. Иди уже, перекуси. Это, так сказать, за счёт заведения, денег я с тебя не возьму. Уважаю то, что ты мальчику поесть поёк свой отдала, да и о подруге своей вон как печёшься. — Она кивнула в сторону молочного пузыря.
— Спасибо, если потом вернусь в ваши края, долг обязательно отдам. — Пообещала Топаз.
— А, пустяки, милая, это ж разве долг…. — Она махнула рукой и тяжело вздохнула, задумчиво протирая тряпкой стол.
— А мальчик, кто он? И кто его родители?
Женщина мельком взглянула на неё и продолжила, по–прежнему водя тряпкой.
— Сирота он здешний, даже не здешний, а приблудный скорее. Проезжали мимо, остановились на ночлег у родни на той стороне села, да кто ж его теперь узнает, откуда пожар начался. Да вот только сгорел дом под чистую, вместе со всеми домочадцами, а он то ли ночью домой не пришёл, то ли вовремя успел выскочить. Не знаю, сама на пожаре не была, только кострище видела, а люди ведь разное теперь бают. Некоторые так теперь вообще говорят, что он за что–то родню свою и спалил, только я во всё это не верю. Дитя он ещё, да и какой из него злом… злом….
— Злоумышленник. — Подсказал Топаз.
