Елена Филон - Меченая: Крест (СИ)
— Из-за метки? — Я была на грани от приступа безумного смеха. — Из-за неё?!
— Почему тебя это волнует? — Он был потрясающе спокоен (безразличен), на лице стальная маска.
Почему? Я уже говорила, что меня всегда волновало, что думают обо мне другие. Это мой недостаток. По крайней мере, в Новом мире. Всё никак не могу от него избавиться.
— Хочу понять, у тебя это тоже стадный инстинкт, или есть другая причина?
В его глазах что-то поменялось. Они стали казаться ещё острее.
— Тебя не должно быть здесь. — Он едва заметно помотал головой. — Ты никогда не будешь подчиняться законам Креста и рано, или поздно Крест убьёт тебя. Ты уже труп. Тебе не уйти отсюда живой, и здесь тебе не выжить. Я вообще не должен был подбирать тебя.
Я горько усмехнулась.
— Так поэтому моё присутствие доставляет тебе столько проблем? Потому что тебя «приклеили» к бунтарке? Потому что не можешь со мной справиться? Я слишком поломанная, чтобы меня склеивать и приходится терпеть, что есть? Пока я окончательно не сломаюсь.
— Если коротко — ты просто заноза в моей заднице. Если бы я знал, что твоя поломка настолько серьёзная, ни за что бы не стал спасать от тварей в Де-мойне.
— Ты мог позволить им сожрать меня здесь. Помнишь, недавно я была аппетитным куском мяса? Твоей занозы могло бы не стать.
Неожиданно его лицо расслабилось. Впадинка между бровей исчезла.
— Моей занозы?.. — еле слышно прошептал он.
По коже невольно побежали мурашки. И напрасно — это было сказано совсем не ласково.
— Слушай, мне плевать, что там у тебя на запястье, — продолжал Чейз. — Не знаю, почему ты именно из-за этого так сильно печёшься, но мне действительно плевать. Ты — сама по себе, уже повод беситься. Твои принципы рано, или поздно доведут тебя до могилы и тогда, Дакир наконец снимет тебя с моей ответственности. Но пока, ты даже представить себе не можешь, как сильно я жду этого момента, как сильно я хочу, чтобы ты наконец куда-нибудь исчезла.
— Тогда почему ты так сильно меня к себе прижимаешь?
Глубокая впадинка между бровей вернулась на своё место, и Чейз тут же отшвырнул меня от себя.
— Ты каждый раз так делаешь, когда я говорю правду, которая тебе не нравится. — Я распрямила плечи. — И да, ты стал поразительно много со мной разговаривать, парень. Аплодирую стоя!
— Через два часа на первом посту, — отчеканил он и направился к двери. — Да и… тебе не пойдёт короткая стрижка.
— А ты значит до того, как мир сдох, был парикмахером?!
Дверь хлопнула. Я подобрала ножницы с пола. И знаете что? Я обрежу их!
Нет… не обрежу. Я отшвырнула их в дальний угол комнаты и рухнула на пол. Из меня будто высосали все соки.
Чейз, будь ты проклят! Ты превращаешь меня размазню!
Куртка и штаны цвета хаки были сшиты на человека размером с медведя. Подкасав их со всех возможных концов и нацепив на лицо самую непробиваемую мину, я направилась на пост первого этажа, на встречу со своим надзирателем. Волосы связала в тугой узел на затылке и спрятала под вязаной шапочкой. Я не дам ему самоутвердиться за мой счёт, только не сегодня.
Брови Чейза слегка приподнялись при виде меня. И если он всё ещё здесь, значит я пришла вовремя, кажется я всё лучше и лучше начинаю чувствовать время при отсутствии часов. Он без слов всучил мне в руки большой фонарик и двинулся к выходу из корпуса.
Прочёсывать Крест оказалось не простой задачей. Городок то оказался далеко не из маленьких, кажется он в раза три больше Скалы. Если бы был приказ обходить его по периметру, мы бы один круг до утра не навернули. Наш участок занимал два часа туда-обратно.
Мы так и не сказали друг другу ни слова. До самого утра, единственной с кем говорил Чейз, была его рация. Из моего рта не вылетело ни звука. Чувство беспокойства внутри меня росло. Мне становилось по-настоящему страшно от того, что глядя на его высокую фигуру, шагающую в нескольких метрах от меня, моё тело будто бы пропускало разряды тока. Это ведь обычное физическое влечение, верно? Рано, или поздно моему организму должно было захотеться чего-то подобного при виде красивого парня? Верно? Я ведь молодая девушка, все функции моего организма ещё работают как надо, гормоны там и всякое такое. Это не может быть что-то большее, только если я не мазохистка. А я не мазохистка. Мне не может нравиться человек, который считает меня чем-то грязным и недостойным его внимания. Гормоны. Определённо. Ну ладно — наверняка.
За всё ночное дежурство, он удостоил меня взгляда всего два раза: первый, когда я споткнулась и выругалась так, что даже птицы взмыли с деревьев в чёрное, как сажа небо. А второй, когда пошёл дождь, и я как сумасшедшая стояла под ливнем, устремив лицо к небу, совершенно наплевав на то, что я на дежурстве и надо двигаться — обходить территорию. Для меня дождь — это освобождение. Если обычная вода делает чистым тело, то дождь способен очищать душу, я так всегда считала. Я не верю в Бога после того, как он позволил вывернуть Землю наизнанку, но я верю в некую силу, которая до сих пор оберегает тех, кто остался в живых. И она находится где-то там, где-то наверху. А дождь, это небесная вода, я просто верю в неё.
Когда я улыбаясь до ушей, как самый большой придурок на свете, опустила голову, Чейз стоял не шевелясь и наблюдал за мной. Пристально, пугающе пристально. И даже в этот раз он не сказал ни слова. Просто продолжил патрулирование, а я пошла следом, мокрая до нитки, шлёпая ботинками по лужам. И если бы моя куртка оказалась промокаемой, то на утро Кира бы выцарапала мне глаза, за то, что намочила раны. Как хорошо, что она оказалась непромокаемой.
Второе ночное патрулирование проходило на сторожевой вышке у северной стены. Я пыталась скрыть свои эмоции от того, что забралась на самую высокую точку Креста, пыталась, как могла! Но поверье, оказавшись здесь в первый раз, это просто невозможно, тем более для такого эмоционального человека, как я.
Стены были высокими, а вышки ещё выше! Я словно взобралась на Эверест! Моё дыхание стало частым и возбуждённым, я не могла сдержать улыбки, глядя на лесные просторы, извилистую реку, отражающую в себе миллионы бриллиантовых звёзд. Глядя на крохотные огонёчки в домах тех, кто ещё не спит. Вот маленькое футбольное поле, а там, наверное, поля для посева, коровники, курятники… Улицы озаряются факелами вдоль каждой из четырёх широких дорог. Они потрясающе чистые и ухоженные. Какая-то женщина кричит на детей, загоняя их в дом и угрожая тем, что не получат перед сном по булке. А дети не хотят отпускать собаку, которая весело лает и прыгает на них требуя продолжать игру. Здесь собака — не еда. Здесь она друг. Так и должно быть в нормальном мире.
