Ольга Ильина - Последняя из рода Леер - 5
Захари Эйвери — один из самых лучших друзей Ауры. На что он готов, чтобы спасти друзей? На что он готов ради мести? Ведь Азраэль убил его брата… Весомый повод, чтобы предать.
И, наконец, Регина. О ней думать было труднее всего. Очень во многом она заменила ему мать. Стала единственной семьей. Она разделяла с ним и боль, и радость, и горе, и счастье, всегда поддерживала, всегда была на его стороне. Она казалась ему открытой книгой. Все они казались. Но… Его дар был не безупречен, так же, как и ее.
Рейвен очнулся от своих мыслей, когда в шкатулке на столе запищал амулет. Он откинул крышку, и активировал амулет, создавая проекцию. Кто-то был в его кабинете. Искал браслет Гвинервы. И он его нашел. Ловушка захлопнулась. Вот только удовлетворения не испытывал. Только грусть. Непонятную боль. Он привык к предательству, когда-то вынужден был стать толстокожим, потому что иначе не выжить при дворе, где каждый норовит ударить в спину, где любой секрет, рассказанный в постели, скоро будет знать весь свет, где дружба почти пустой звук, где слово «преданность» почти миф.
С Аурой он узнал, что жизнь не должна быть такой. В вечной борьбе, в вечных подозрениях, в постоянном страхе предательства, переросшем в паранойю. Его отца постигла эта участь. Безумный параноик, видевший даже в сыне врага. Он не хотел становиться таким, но понимал, что без осторожности рискует оказаться в ситуации, когда самый близкий предает. Как сейчас.
В шкатулке был не только амулет. Браслет, тот самый, который украл предатель. Только вот в его руках была подделка. Очень качественная, почти идеальная. Что ж. Пусть наслаждается. Осталось совсем недолго.
* * *Мне снилась Алиссия. Такая живая, такая настоящая. Она улыбалась мне, а я ей, но не как подруге. Как дочери. В этом сне я была матерью, любовь которой к своим детям бесконечна. Лиса кружилась в белом платье, а я не могла налюбоваться.
— Мама, тебе нравится?
— Очень. Ты красавица.
— Я похожа на принцессу? Гар говорит, что я сорванец, и никогда никому не понравлюсь, если буду бегать смотреть на отбор. А мне так интересно.
— Гар просто завидует. Тебе разрешается все, а он вечно сидит за книжками.
— Он очень умный и все-все знает.
— Ты тоже можешь стать не хуже, если захочешь.
— Ты правда так думаешь? — с надеждой спросила дочка.
— Правда.
Лисса улыбнулась так лучезарно, что я, даже если бы была самым угрюмым человеком на свете, не могла не ответить.
— Гар здесь, в Адеоне. Он ищет Зака, чтобы попасть к вратам через туннели.
— В этом его план по возвращению Нила? — спросила я. Как-то выбились слова девочки из общего разговора, — А как же ты? Он бросит тебя здесь?
— Он не пойдет без меня. Но здесь ему опасно. Не получив повелителя, тьма попытается получить Гара. Неравноценный выбор, но это лучше, чем ничего. И Гар может ходить между мирами. Вернувшись назад, он будет полон тьмы. А тебя там не будет, чтобы его спасти.
— Разве я на это способна?
Лисса пожала плечами, не потому, что не знала ответа, а потому что не считала нужным объяснять очевидные вещи, которые для меня были не так очевидны. Я посмотрела в зеркало позади и впервые оглядела комнату. Светлую, не очень большую, но идеальную для девочки. А снаружи пахло свежестью и небо было таким голубым-голубым, что даже слепило глаза. Перевела взгляд на шпиль самой высокой башни, где в самом центре был солнечный камень, вот только сейчас его там не было. Я обернулась к дочке, чтобы спросить и застыла от ужаса. Моя Лисса побледнела, а на ее груди начало расползаться кровавое пятно. Я закричала, бросилась к падающей дочери, зажала рану, а кровь все сочилась и сочилась сквозь пальцы. Ее глаза, удивительно серые, дымчатые, начали гаснуть, затухать вместе с жизнью. И я ничего не могла сделать. Только кричала и звала на помощь, но никто так и не пришел.
Я очнулась от собственных слез. Мне было плохо. Очень плохо. На похоронах я не плакала, и потом тоже, словно копила это в себе, а сейчас прорвало. Просто в груди так болело, так невыносимо пекло, что я никак не могла остановиться. Просто не могла сдержать рыданий. От всего. От сна, от смерти Лиссы, от того, что не могу спасти Милу, не предав Рейвена, что не помогла Илане, когда она так нуждалась во мне. От того, что предателем оказался тот, кому мы все доверяли жизни. Почему он это сделал? Почему предал не только нас, но и себя? Неужели не понимает, что это путь в никуда? И ему я тоже ничем не могу помочь.
Успокоилась только через час. Осмотрелась. Рейвена нигде не было. Ушел. Я вышла на улицу и окунулась в сказочный мир солнца, тепла, моря, такого ласкового, немного шумного, но это от любви, и песка, в котором пальцы просто утопают. Солнце уже успело нагреть песок, совсем чуть-чуть, и так и норовило поиграть на моих волосах веселыми лучиками. Удивительное место. И уходить совсем не хочется. Здесь тепло и уютно, а там холодно и снежно. Зима никак не хочет уходить, и еще долго будет царить, почти два месяца.
Я прошлась по пляжу, и так захотелось почувствовать море, окунуться, хотя никогда не умела плавать. Вода омывала ноги, ластилась, словно щенок, а дно было таким же мягким песком, без единого камушка. Когда вода покрыла колени, натолкнулась на барьер. Даже удивилась немного. Потрогала, почувствовала вибрацию. Нет, это не барьер. Купол. Поняла, но даже ругаться не хотелось сейчас.
Вскоре поняла, что выбраться самостоятельно не удастся. Вот это подстава. И главное, сама дура. Ведь знала, что с повелителем шутки плохи, вот и попалась в золотую клетку птичка. И как выбраться понятия не имею. А ведь надо. У меня столько дел. Интересно, а подпространство мне тоже не подчиняется? Конечно, боязно было, после последней встречи с тьмой, но заняться особо нечем. И зачем он моря-то так немного оставил. Боялся, что я решу утопиться? Так не дождется. Эх, он мне заплатит. Вот доберусь до него, и за все ответит. Подпространство мне не ответило. Впрочем, как и Азраэль. Жаль. Я пригорюнилась, пожевала яблоко, облокотилась о стол в кухне, или комнате очень напоминающей ее и совсем заскучала, пока снаружи не послышался какой-то шум. Я встрепенулась, бросилась на улицу и застыла в недоумении. Передо мной стояла женщина, причем не просто женщина, побратим. Слегка полноватая, но с необыкновенными добрыми глазами. Она тоже не ожидала меня здесь увидеть, но, очевидно, была осведомлена, кто я такая.
— Поймал все-таки, — улыбнулась она.
— А вы…
— А я, девонька, прибираю здесь, и за домом слежу. И кухарка и экономка. Ты молочка хочешь? Я свежего принесла, парного, еще теплого. Как чувствовала, что хозяин появится, только не ожидала, что не один.
