Мэгги Стивотер - Жестокие игры
— Эге, ну и ну, да это никак Кэт Конноли? — восклицает какой-то мужчина, стоящий у самой двери.
При упоминании моего имени сразу несколько голов поворачиваются в нашу сторону. У меня такое ощущение, что на каждой из них не по два глаза, а гораздо больше.
— Кэт Конноли! — радостно кричит другой мужчина, у бара.
Он отодвигает барный табурет, чтобы подойти поближе. У него грудь как бочонок и рыжие волосы, а пахнет от него пивом и чесноком.
— Курочка среди петушков!
Брайан берет меня за руку, не слишком вежливо, и показывает на дальний конец зала. Потом поворачивается к мужчине:
— Да, это она. Так что успокойся, Джон. Как ты думаешь, почему сегодня прилив такой высокий? Шторм приближается?
Я прекрасно понимаю, когда меня пытаются спасти, и потому быстро прохожу в глубь помещения, подальше от них. Оглядываю дальнюю часть зала — и вот вам пожалуйста, в угловой кабинке сидит Гэйб! Он слегка наклонился вперед, перед ним кружка пива, длинные пальцы по-паучьи движутся над поверхностью стола, когда он что-то говорит, сопровождая слова жестами. Он смеется, и хотя я этого не слышу, все равно замечаю, как не похож он здесь того Гэйба, которого я знаю. Он кажется развязным и грубым. Во мне закипает гнев.
Брайан продолжает меня прикрывать, так что я бросаюсь сквозь дым и становлюсь рядом со стулом Гэйба, прямо около его плеча. Я жду, когда он меня заметит; Томми Фальк — чертов заговорщик — сидит напротив Гэйба, и он уже видит меня и мило улыбается. Но Гэйб продолжает жестикулировать.
— Гэйб! — окликаю его я.
Я раздражена, как ребенок, стоящий рядом с отцом и пытающийся оторвать его от чтения газеты.
Он оборачивается. Не скажу, чтобы у него стало виноватое лицо. Впрочем, об этом я сейчас вообще не думаю.
Гэйб просто восклицает:
— О, Пак!
— Да, о Пак.
— Слушай, я просто поверить не могу, что ты записалась на бега, — вмешивается Томми. Перед ним две пустые кружки, очевидно, поэтому слова у него сливаются, он произносит их без пауз, только легкое шипение отделяет одно от другого. — Видел тебя там в первый день. Вообще первая девушка! Всем утерла нос!
— Нечего ее поощрять, — говорит Гэйб, но очень весело.
От него попахивает алкоголем.
— Ты пьян! — ужасаюсь я.
Гэйб смотрит на Томми, потом снова на меня.
— Не говори глупостей, Кэт. Всего одна кружка.
— Папа не хотел, чтобы ты пил. И ты ему обещал, что не будешь!
— Слушай, ты ведешь себя как истеричка.
Какая же я истеричка? Чтобы продемонстрировать собственное спокойствие, я произношу нарочито тихо:
— Мне нужно с тобой поговорить.
— Хорошо. — Но он и не думает встать с места.
По его позе я догадываюсь, что он отлично осознает: Томми наблюдает за нами, и старается выглядеть как можно умнее в глазах приятеля.
Я чуть наклоняюсь и произношу одно слово:
— Наедине.
Больше всего меня задевает то, как он смотрит на меня после этого. Одна его бровь приподнимается, как будто он все еще считает, что я делаю из мухи слона.
Потом Гэйб поднимает руку ладонью к потолку.
— Вообще-то здесь неподходящее место для серьезных бесед. А подождать это не может?
Я кладу руку на его ладонь и хватаю его за рубашку.
— Нет. Больше не может. Нам нужно поговорить прямо сейчас.
— Врежь ему, Пак! — говорит Томми, взмахивая кулаком.
Я тут же переполняюсь презрением к Томми и его смазливой мордашке. Я даже не смотрю на него. Вместо того я тащу Гэйба к двери в самой дальней части паба. За ней скрывается крошечная уборная, в которой пахнет так, словно здесь недавно кого-то вырвало. Мне хочется получить несколько мгновений передышки, чтобы собраться с мыслями, как следует вспомнить, что именно я хотела сказать Гэйбу, но, похоже, все слова остались за только что захлопнувшейся дверью.
— А здесь уютно, — заявляет Гэйб.
Над раковиной висит зеркало размером с книгу, и я рада, что не вижу в нем себя.
— Где ты пропадаешь?
Гэйб смотрит на меня так, словно вопроса глупее и не придумать.
— Работаю.
— Работаешь? Круглые сутки? По ночам?
Габриэль переступает с ноги на ногу, таращась в потолок.
— Я не пропадаю по ночам. Ты именно об этом хотела поговорить?
Конечно, не только об этом, но я не могу припомнить в точности остальное и начинаю кричать на него. Мысли у меня прыгают, они вывалились из головы и хрустят под ногами. Я лишь отчетливо помню свое желание дать Гэйбу в глаз, но тут вдруг самое главное возвращается в мою память.
— Бенджамин Малверн приходил к нам на этой неделе.
— Хм…
— Хм! Он сказал, что собирается отобрать у нас дом!
— А…
— А! Почему ты нам ничего не сказал? — грозно вопрошаю я, продолжая цепляться за его руку. Я ненавижу себя за это. Но откуда мне знать, не сбежит ли он, если я его отпущу.
— Да как бы я сказал? — отвечает Гэйб. Он выс обождает руку. — Финн тут же свихнулся бы окончательно и распереживался бы до смерти, а ты бы устроила истерику.
— Я — нет! — рявкаю я.
Впрочем, я не уверена, не начинается ли у меня истерика прямо сейчас. Все, что я сказала, вроде бы выглядит логично, вот только голос у меня срывается.
— Но это очевидно.
— Мы заслуживаем того, чтобы знать правду, Габриэль!
— Да что в ней толку? Вы же оба все равно не можете раздобыть денег. И как ты думаешь, чем я занимаюсь все это время, все эти вечера? Стараюсь их раздобыть!
— А потом уедешь.
Брат смотрит на меня, и его улыбка наконец гаснет. Ее сменяет несчастное выражение. Точнее, на лице Гэйба нет теперь никакого выражения, только глаза прищурились, словно защищаясь от ветра, которого здесь нет. Я не могу воззвать к чувствам Гэйба, потому что не знаю, есть ли они у него вообще.
— Человек только и может, что постараться, приложить усилия. Это я и делал.
— Видно, плохо старался, — говорю я.
Он выдергивает рукав рубашки из моих пальцев и открывает дверь. Шум и запахи паба врываются в лишенную воздуха комнатку.
— Да вообще все плохо. Ничего не поделаешь.
Гэйб захлопывает за собой дверь. Я решительно подавляю в себе печаль. Она даже не успела добраться до горла.
Теперь все зависит только от меня. Вот до чего дело дошло.
После ухода Гэйба я задерживаюсь в туалетной еще на несколько долгих минут, стою, прижавшись лбом к дверному косяку. Выйти сразу я не могу, поскольку Томми Фальк тут же начнет ухмыляться и отпускать глупые шуточки, и тогда я разревусь прямо на глазах у всех, а я совсем этого не желаю. Я знаю, Брайан Кэррол, скорее всего, так и ждет меня перед входом, и мне жаль, что он теряет время, — но не настолько жаль, чтобы поскорее выйти.
