Сара Блэкли-Картрайт - Красная шапочка
— Что бы ни делали такие люди, как мы, это делается ради великой пользы. Мы приняли обеты и должны трудиться, избавляя мир от зла.
— Скажите мне… — Отец Август едва держался на ногах. — Объясните, какая же польза может быть вот в этом?
Отец Соломон подступил к отцу Августу и заговорил так, что у того не могло уже остаться сомнений в его решимости.
— Я убил свою жену, чтобы спасти детей. — Он немного помолчал, чтобы собеседник мог до конца вникнуть в услышанное. — Наше служение Господу подчас имеет недостатки, но такова уж суть охоты на оборотней. И лучше бы вам смириться.
И он повернулся, собираясь уйти.
— О чем вы, святой отец?
Отец Август произнес эти слова тихо, но в его голосе звучала опасная сила, слышимая даже сквозь вопли и стук запертого в слоне страдальца. И отец Соломон был вынужден остановиться и снова повернуться к сельскому священнику.
— Я говорю о том, что вам придется сделать выбор. И ради вашего же блага советую быть на моей стороне.
Он снова повернулся к солдатам.
— Не выпускайте мальчишку, пока не назовет имя Волка.
После чего отец Соломон стремительно вышел на улицу.
— Но разве он сможет сказать? Он же мучается! — негромко пробормотал отец Август, надеясь, что священник-воин отдает себе отчет в своих действиях. Но в это уже не верилось.
* * *Отец Соломон оказался в таверне единственным посетителем. Божий слуга заказал выпивку. А как еще он мог совладать с гневом, который пробуждали в нем все эти невежественные крестьяне, только и умевшие, что вредить своей душе?
Тут в таверну вошел капитан, а следом местная девушка. Отец Соломон прищурился: где-то он уже ее видел.
Ах да, конечно. Сестра того мальчишки. Рыжеволосая, с симпатичным личиком. Она выглядела глуповатой и богобоязненной, отцу Соломону это понравилось. Он не стал возражать, когда капитан подтолкнул девушку вперед.
— Да, дитя? — Отец Соломон вопросительно посмотрел на рыжую селянку.
— Я пришла договориться об освобождении Клода, — произнесла девушка явно заученную фразу.
Отец Соломон промолчал, и она опустила кулак на стол перед ним. Когда разжала пальцы, что-то звякнуло. Девушка отдернула руку, словно обжегшись, и отец Соломон увидел, что ему предлагают. Несколько жалких кусочков серебра.
Губы священника сжались; непонятно было, то ли он рассержен, то ли пытается сдержать смех.
— И что ты предлагаешь мне с этим делать? — спросил он.
— Я…
— На это я мог бы купить одну буханку ржаного хлеба или полдюжины яиц. Спасибо за столь щедрый дар. А теперь ответь, — продолжал отец Соломон, наклоняясь к девушке так, что она ощутила его прохладное дыхание, — как, собственно, ты собиралась договариваться?
Роксана забрала деньги. Они как будто стали грязными. Девушка залилась краской и выговорила с трудом:
— У меня есть кое-что получше денег.
Отец Соломон молча вскинул брови.
Роксана спустила с плеч шаль и дернула шнурки на блузке. В следующий миг перед отцом Соломоном обнажилось ее сокровище — восхитительные тугие груди.
На лице священника появилась оскорбленная мина:
— Так вот чем ты решила меня подкупить?
Капитан грубо расхохотался. Роксана стояла, чувствуя себя круглой дурой.
— Я вам не нравлюсь? — пробормотала она, уже осознав свое поражение.
— Пошла вон, девка! — рявкнул отец Соломон.
Роксане показалось, что ее с ног до головы облили грязью. Она запахнула блузку, и капитан тут же поволок ее к выходу.
— Подожди! — закричала она.
Самое страшное, что пришлось сделать Роксане на своем веку, это избить грязного пьяного мужика, навалившегося на ее мать. Клод стоял тогда рядом и заламывал руки, беспомощно наблюдая за мерзкой сценой.
На этот раз было гораздо хуже. И Роксана понимала, что уже никогда себя не простит. И не сможет забыть. Однако у нее не было выбора.
— Выслушайте меня, умоляю! — зачастила она, не давая себе возможности передумать. — Я знаю одну ведьму в нашем селе. Назову ее имя, если отпустите брата…
— Вот это настоящий разговор, — ухмыльнулся отец Соломон.
22
Пока Сьюзет металась в лихорадке на постели, Сезар следил за огнем в очаге. Другими словами, он уснул на табурете, положив на колени совершенно бесполезный сейчас топор.
Это был самый обыкновенный топор, такой же, как у других лесорубов. Но теперь он почему-то казался великоватым для отца. Валери посмотрела на темные мешки под его закрытыми глазами и села рядом, решив, что сама позаботится об очаге.
Когда Валери, потрясенная увиденным в амбаре, возвращалась к себе, она заметила сидящих на подоконнике одного из домов девочек, о которых постоянно заботилась Люси. Три малютки смотрели на Валери пустыми глазами, крошечные губки были поджаты. Будут ли они помнить Люси через год или два? Сохранят ли в сердцах ее нежность и щедрость? Не сотрется ли из памяти то, как она подхватывала их и кружила, как учила делать реверанс?
В Даггорхорне царил хаос и нарастало тайное недоверие жителей друг к другу. Селяне прятали глаза и не заводили разговоров. Сам собой образовался небольшой отряд и пошел по дворам — бдительные мужчины высматривали все мало-мальски необычное. И первые же часы поисков дали результаты. Одна женщина зачем-то держала возле своей кровати перья разных птиц. В другом доме нашли книгу на каком-то древнем языке, и при том ее владелец утверждал, что вообще не умеет читать. Супружеская пара, давно вышедшая из детородного возраста, умудрилась обзавестись ребенком — да разве такое возможно без колдовства?
Однако взволнованные доклады добровольных помощников люди отца Соломона пропускали мимо ушей — похоже, у них были собственные представления о правильной охоте на оборотней. Ну да не беда — солдаты уйдут, а собранные сведения останутся и когда-нибудь, возможно, пригодятся.
Размышляя о свалившихся на ее родное село бедах, Валери и не заметила, как сама задремала рядом с отцом. Но вскоре обоих разбудил громкий стук.
Бух! Бух!
Казалось, дверь вот-вот слетит с петель. Боже, неужто чудовище сдержало свое обещание, пришло за Валери?! Она представила гигантские когти, рвущие дерево, страшные зубы, впивающиеся В косяк…
Старые доски разлетелись — но в комнату ворвался не Волк. Это были двое солдат Соломона. Они заполонили комнату и стали хозяйничать в ней, словно получили в безраздельное владение дом. Один пинком отбросил стул, который ничуть не мешал, — просто ему так захотелось и он не видел причин сдерживаться. И люди в доме тоже принадлежали этим пришельцам.
