Серебряные крылья, золотые игры (ЛП) - Марсо Иви

Райан берет со стола устрашающего вида оружие, состоящее из кожаных ремней и изогнутых лезвий.

― В качестве боевых животных волканская кавалерия использует не лошадей, а золотых когтей. Мы полагаем, что они обучают их сражаться с этими перчатками, прикрепленными к одной лапе. Я захватил одну из них, чтобы никто не усомнился в правдивости моих слов.

Он бросает перчатку обратно на стол, где она падает на поднос с фруктами и сыром, разбрасывая в стороны виноград.

Толпа замирает с тихим вздохом.

Райан упирает руки по обе стороны карты и предупреждающе понижает голос.

― Великий клирик Беневето хочет, чтобы Красная церковь правила Астаньоном, но он не хранит верность нашему королевству, только своим богам. Я не только сомневаюсь в его преданности, но также его священникам не по зубам армия, которую мы видели. Астаньон нуждается в Золотых Стражах Валверэев.

Под одобрительный ропот Райан выпрямляется во весь рост, возвышаясь над столом.

― Приближается Мидтэйн; мы пригласим глав всех влиятельных домов. Магистратов. Глав гильдий. Я брошу им эту перчатку с золотым когтем. Она убедит их, что я единственный, кто достаточно силен, чтобы противостоять Рашийону. Что мы должны оставаться монархией. С их поддержкой я обойду Королевский совет. Отправлюсь к королю Йорууну чтобы убедить его принять решение и назвать меня преемником.

Пока все рассматривают перчатку, я тихонько ускользаю от толпы. Я нахожу дверь для слуг, замаскированную под часть обшивки бального зала, и протискиваюсь в нее.

Оказавшись в узком коридоре, я прижимаю ладонь к двери и шепчу:

― Мне нужно с тобой поговорить.

Хотя Бастен находится почти в центре бального зала, далеко за пределами слышимости обычного человека, проходит совсем немного времени, прежде чем дверь бесшумно распахивается. Он входит, лицо мрачное, как грозовая туча.

Спутанные черные волосы падают на его горящие глаза, когда он тихо говорит:

― Сабина. Опасно встречаться вот так. Райан находится по ту сторону двери, и он уже подозревает, что мы спим вместе. ― Он нежно проводит пальцами по моей щеке, словно не в силах сдержаться. ― Ты должна сделать все, что в твоих силах, чтобы убедить его, что…

Прежде чем он успевает закончить, я вцепляюсь руками в его грязную рубашку и прижимаю его спиной к стене, привстав на цыпочки.

От него пахнет лесом ― костром и сосной.

Это ненадолго отвлекает меня.

Моя грудь вздымается, и в тесном проходе мы оказываемся достаточно близко, чтобы она касалась его рубашки. Его мышцы расслабляются, когда я прижимаюсь к нему. Мои соски сами по себе твердеют от трения. Его глаза опускаются к моему рту, и он закусывает нижнюю губу, чтобы подавить слабый стон.

Я сильнее сжимаю его рубашку, заставляя себя сосредоточиться. Я здесь из-за гнева, а не из-за любви.

― Ты знал, ― шиплю я.

Его глаза удивленно распахиваются, встречаясь с моими.

― О чем ты говоришь?

― О письме, Бастен! ― шиплю я, ударяя кулаками по твердой поверхности его груди. ― Я говорю о письме!

Тишина пульсирует в диссонансе с нашими сердцами, и мириады эмоций проносятся по его лицу, как переменчивая весенняя буря. Неужели он собирается притвориться, что не знает об этом?

Наконец что-то появляется в его глазах, что-то вроде мягкой капитуляции, и он с трудом сглатывает.

― Как ты…

― Ты не имел права скрывать от меня эту информацию! ― Я крепче сжимаю в кулаках его рубашку. Мое колено ударяется о его бедро, и он разворачивается, инстинктивно притягивая меня ближе, несмотря на то, что я бью его.

― Сабина… ― Его голос трескается, как разошедшийся шов.

Но я слишком зла, чтобы выслушивать какие-то глупые извинения.

― Чарлин Дэрроу не мой отец, Бастен! Это безумный вражеский король с армией золотых когтей! И даже не это ранит больше всего ― в том письме говорилось и о моей матери. Ты хоть представляешь, что бы я отдала, чтобы узнать правду о женщине, которая меня родила? Единственной женщине, которая меня любила? ― Мои глаза смотрят на него с яростью, губы сжаты: ― Ты украл его у меня. Верни.

Он тихо говорит:

― Я его сжег.

Кровь отливает от моего лица, скапливаясь где-то в районе коленей. Я отступаю назад, позволяя рукам безвольно упасть.

Поддавшись импульсу, я резко бью его по щеке. Рана снова открывается, и по щетине скатывается струйка алой крови.

― Пошел ты, Бастен Боуборн.

Мое сердце словно хочет вырваться из грудной клетки. Бастен откидывается назад, упираясь головой в стену, полуприкрытые глаза скользят по моим изгибам. Мне приходится бороться с желанием прижаться к нему, чтобы сохранить расстояние между нами.

Моя кожа внезапно становится слишком чувствительной, меня мутит. Внутри меня странное состояние ― то ли я взорвусь прямо сейчас, то ли расплавлюсь.

Капелька крови застыла у края челюсти, вот-вот готовая упасть на его вздымающуюся грудь. Прежде чем успеваю остановиться, я провожу большим пальцем по его щетине, чтобы поймать ее, и какой-то безумный импульс заставляет меня сунуть палец в рот.

Воздух вырывается из его легких. Он крепко сжимает мое запястье, возвышаясь надо мной, и вынимает большой палец изо рта, чтобы провести языком по подушечке. Не отпуская моего запястья, он оттесняет меня на небольшое расстояние к противоположной стене прохода, повторяя мои действия до этого.

Медленно он опирается мощными руками на стену, сдерживая свои эмоции.

― Если бы ты видела то, что видел я, ― рычит он, ― ты бы поняла. Что мне оставалось делать, маленькая фиалка? Я только что убил четырех налетчиков, чтобы спасти тебя. Я бы с радостью убил еще четыре сотни. Но я ― всего лишь человек. Я не могу сражаться с армией. Тем более такой, какой командует король Рашийон.

Горячая волна разочарования захлестывает меня.

Я бросаю короткий взгляд на дверь. Как долго нас нет? Когда кто-нибудь заметит?

― Ты мог бы… мог бы сказать мне. ― Всхлип обрывает мои слова, но я отказываюсь давать волю слезам. ― Мы могли бы принять решение вместе.

― Да, конечно. ― Его голос жесткий, как щит вокруг его собственного сердца. ― Ты бы никогда не вышла за Райана, если бы думала, что у тебя есть выбор. Я должен был любыми способами заставить тебя оказаться в его объятиях. ― Он опускает голову к моей. ― Ты хочешь правду? Пусть будет так. Я скажу тебе правду. Правда в том, что меня убивает каждая минута, которую ты проводишь рядом с ним, а не со мной. Каждую ночь я просыпаюсь в холодной, пустой постели, проклиная себя за то, что оттолкнул тебя.

Я пристально смотрю на него, ледяное дыхание сковывает мои губы. После нескольких недель попыток выудить из него правду, теперь, когда она у меня есть, я похожа на собаку, которая наконец поймала белку.

Я понятия не имею, что с ней делать.

Он опускает голову к моей шее, вдыхая мой запах, словно он тонет, а я ― его воздух.

― Я клянусь в каждом слове, сказанном в пещере у водопада. Я готов сжечь весь мир ради тебя. Повернуться спиной к человеку, который мне как брат. Что бы ни произошло, никогда не сомневайся в том, что наши чувства были настоящими.

Его губы спускаются к точке пульса на моей шее, посылая вспышки желания по моему телу. Я прижимаюсь спиной к стене, превращаясь в пульсирующий клубок нервов, пока он продолжает:

― Это реальнее, чем все, что я чувствовал за двадцать шесть лет жизни.

Его рука, обхватывает изгиб моего плеча и скользит вниз, пока его ладонь не находит мою. Он переплетает наши пальцы, а затем подносит мою ладонь к своим губам.

Мои легкие наполняются с таким трудом, что я выталкиваю из себя слова, шепча их в его рану на щеке.

― Ты причинил мне такую боль, какую никто не мог.

― Я знаю.

Мои пальцы исследуют порез на его щеке, словно не могут определиться, хотят ли они залечить его рану или впиться в нее ногтями, чтобы стало еще больнее.

― Я не могу ненавидеть тебя, Бастен. Боги, но как бы я хотела.